Конец лета. Пустой дом. Снег в апреле - Яковлева Виктория Г. 7 стр.


Я ощутила укол ревности, но не подала виду. Остановившись у туалетного столика, я принялась расчесывать тяжелую копну длинных волос, и Синклер сказал, совершенно не меняя тона:

 Я и забыл, какие у тебя длинные волосы. Ты раньше заплетала их в косы. Они как шелк.

 Время от времени я обещаю себе, что отрежу их, но все никак не соберусь.

Я закончила причесывать волосы, положила щетку на столик и направилась к кровати. Встав коленями на покрывало, я распахнула окно и высунулась на улицу.

 Как чудесно пахнет!.. Сыростью и осенью.

 Разве в Калифорнии не пахнет сыростью и осенью?

 В основном там пахнет бензином.  Я вспомнила Риф-Пойнт и добавила:  Или эвкалиптами и океаном.

 И как тебе жизнь среди краснокожих?

Я бросила на Синклера суровый взгляд, давая понять, что могу и обидеться, и он тут же сменил тон:

 Честно, Джейн, я боялся, что ты приедешь с набитым жвачкой ртом и вся обвешанная фотокамерами и каждый раз, обращаясь ко мне, будешь говорить: «Вот круто, Син!»

 Ты отстал от жизни, брат,  сказала я ему.

 Ну или будешь все время протестовать, знаешь, развешивать транспаранты с лозунгами вроде: «Занимайтесь любовью, а не войной».  Он сказал это с нарочитым американским акцентом, что я сочла столь же утомительным, как и все подшучивания калифорнийцев над моим «ужаснейшим» британским произношением.

Я так ему и заявила и добавила:

 Обещаю тебе, что, если я вдруг соберусь протестовать, ты узнаешь об этом первым.

На это Синклер лукаво улыбнулся, а затем спросил:

 Как твой отец?

 Отрастил бороду и теперь похож на Хемингуэя.

 Могу себе представить.

Две кряквы спустились с неба и приземлились на воду, оставив за собой полосу белой пены. Какое-то время мы молча наблюдали за ними, а потом Синклер зевнул, потянулся и, по-братски хлопнув меня по плечу, сказал, что пора идти завтракать. Поэтому мы встали с кровати, закрыли окно и спустились вниз.

Я поняла, что ужасно проголодалась. На столе была яичница с беконом, вкуснейший мармелад и горячие, обвалянные в муке булочки. Пока я уплетала все это за обе щеки, Синклер и бабушка вели беседу, точнее, отпускали отрывочные замечания о новостях в местной газете, о результатах цветочной выставки, о письме, которое бабушка получила от своего родственника преклонного возраста, переехавшего в какое-то место под названием Мортар.

 Какого черта он туда уехал?  изумился Синклер.

 Ну, там все, конечно, намного дешевле, к тому же тепло. Бедняга ведь ужасно страдал от ревматизма.

 И чем он будет заниматься? Катать туристов на лодке по гавани?

Я вдруг осознала, что они говорят о Мальте. Мортар. Мальта. Я американизировалась больше, чем полагала.

Бабушка разлила кофе. Я смотрела на нее и думала, что ей сейчас должно быть семьдесят с лишним, но выглядит она точно такой же, какой я ее помнила. Она была высокой, с прекрасной осанкой и очень красивой. Ее седые волосы всегда были безукоризненно причесаны, а глубоко посаженные глаза казались пронзительно-голубыми под изящно изогнутыми бровями. (В тот момент в них светились необыкновенное радушие и бодрость, но я-то знала, что бабушка может выразить крайнее неодобрение, просто приподняв эти брови и сопроводив это движение ледяным взглядом.) Ее одежда тоже была без возраста и очень ей шла. Мягкие твидовые юбки оттенков вереска и кашемировые свитеры или кардиганы. Днем бабушка всегда носила жемчуг и пару коралловых сережек в форме слезинок. По вечерам скромный бриллиант или два часто сверкали на темном бархате ее одежды, так как она придерживалась традиции и каждый вечер переодевалась к ужину, даже если было воскресенье и самым восхитительным блюдом в нашем меню был омлет.

Теперь бабушка удобно устроилась во главе стола, и я почему-то подумала о том, что в своей жизни она хлебнула достаточно горя. Сначала умер ее муж, затем она потеряла дочь, а теперь еще и сына, вечно неуловимого Эйлвина, который предпочел жить и умереть в Канаде. Синклер и я были единственными, кто у нее остался. И Элви. Но ее спина оставалась прямой, а манеры энергичными, и я была рада, что она не превратилась в одну из тех понурых ворчащих старых дамочек, бесконечно вспоминающих прошлое. Бабушка была слишком любознательной, слишком активной, слишком развитой. Несокрушимой, сказала я себе, находя в этом слове утешение. Вот какой она была. Несокрушимой.

После завтрака мы с Синклером совершили церемониальное путешествие по острову, стараясь ничего не пропускать. Мы вышли через ворота, которые вели на кладбище. Там мы осмотрели все старые надгробия, заглянули в оконные проемы старинной церкви, а затем перелезли через изгородь и, приковав к себе внимание целого стада коров, побрели по полю к берегу озера. Потревожив парочку диких крякв, мы устроили соревнование по запуску «блинчиков»  кто бросит дальше. Синклер победил. Потом мы пошли по причалу, чтобы взглянуть на дырявую старую лодку, которой было чертовски сложно управлять, и наши шаги эхом отдавались над провисшим настилом.

 Когда-нибудь,  сказала я,  эти доски провалятся.

 Нет смысла чинить причал, если им никто не пользуется,  разумно возразил Синклер.

Мы направились дальше вдоль кромки воды и пришли к раскидистому буку, в ветвях которого когда-то построили шалаш, а затем вступили в березовую рощицу, где деревья печально роняли листья, и снова повернули к дому через группу хозяйственных построек: брошенных свинарников и курятников, конюшен и старого каретного сарая, который давно уже использовался в качестве гаража.

 Пойдем покажу тебе свою машину,  сказал Синклер.

Мы какое-то время сражались с засовами; наконец массивная дверь сарая со скрипом распахнулась. Внутри рядом с большим и исполненным величия «даймлером» моей бабушки стоял темно-желтый «лотус элан»  спортивный, низкий автомобиль с черным откидным верхом. От него буквально разило опасностью.

 И как давно он у тебя?  спросила я.

 О, около полугода.

Синклер сел за руль и, задом выехав из гаража, принялся демонстрировать мне, как маленький мальчик показывает новую игрушку, разнообразные достоинства автомобиля: стекла с электрическим приводом, хитрое устройство, которое приводило в движение складной верх, автоматическую охранную сигнализацию, колпаки на фарах, которые опускались и поднимались, будто исполинские веки. Двигатель рычал, как разозленный тигр.

 Какую скорость он развивает?  осведомилась я встревоженно.

Синклер пожал плечами:

 Сто двадцать сто тридцать.

 Только не со мной, я на это не согласна.

 Подожди, пока тебя пригласят, трусишка.

 По этим дорогам и на скорости шестьдесят опасно ездить можно вылететь на обочину.

Кузен вышел из машины.

 Ты не собираешься поставить ее обратно?  спросила я.

 Нет.  Он взглянул на часы.  Мне нужно ехать, я договорился пострелять голубей.

Услышав это, я осознала, что я дома. В Шотландии мужчины то и дело ездят стрелять, независимо от того, какие планы имеет на них женский пол.

 Когда вернешься?  поинтересовалась я.

 Вероятно, к чаю,  ответил Синклер и улыбнулся.  Вот что я тебе скажу: после чая мы с тобой прогуляемся к Гибсонам. Они ждут не дождутся, когда увидят тебя. Я пообещал им, что мы придем.

 Хорошо. Так и поступим.

Мы вернулись домой Синклер пошел переодеться и взять стрелковое снаряжение, а я поднялась к себе и принялась распаковывать вещи.

Когда я вошла в комнату, меня бросило в озноб, и я поняла, что уже начинаю скучать по калифорнийскому солнцу и центральному отоплению. Хотя Элви с его толстыми стенами был обращен к югу, в каминах постоянно горел огонь и грелись галлоны с горячей водой, в спальнях тем не менее было холодно. Я разложила одежду по пустым ящикам и пришла к выводу, что, хотя она отлично стирается, не мнется и якобы устойчива к холодам, согреть меня она не сможет. Чтобы нормально жить в Шотландии, мне придется купить теплые вещи. Тут меня озарила счастливая мысль, что бабушка, вероятно, поможет мне с этим.

Я спустилась вниз и столкнулась с ней в дверях кухни бабушка выходила оттуда в резиновых сапогах, древнем дождевике и с корзинкой в руках.

 Ага! Ты-то мне и нужна!  воскликнула она.  Где Синклер?

 Поехал пострелять.

 Ах да, точно, он говорил, что в обед его не будет Пойдем поможешь мне собрать брюссельскую капусту.

Я нашла старые сапоги и пальто, и мы вышли в тихое утро, только на этот раз направились в обнесенный стенами огород. Уилл, садовник, уже был там. Он поднял глаза, когда мы появились, перестал копать и, ловко переступая через свежевскопанные грядки, подошел к нам и протянул мне свою запачканную руку.

 Э,  сказал он,  давненько ше ты не была у наш в Элви.  Он не всегда говорил отчетливо, так как носил свой зубной протез только по воскресеньям.  И как там шизнь, в Америке?

Я немного рассказала ему о жизни в Америке, и он спросил меня об отце, а я его о миссис Уилл, которая, похоже, захворала, впрочем как обычно. А затем он вернулся к своим грядкам, а мы с бабушкой отправились собирать капусту.

Наполнив корзину, мы направились назад, к дому, но утро было необыкновенно свежим и тихим, и бабушка предложила еще немного погулять, поэтому мы обошли дом вокруг и завернули в сад, где сели на выкрашенную белой краской чугунную скамью. Так мы и сидели, устремив взор на горы, возвышающиеся за озером. Цветочный бордюр в саду был сделан из георгинов, цинний и фиолетовых новобельгийских астр, а траву, усыпанную жемчужными капельками росы, покрывали темно-красные листья американского клена.

 Я всегда любила осень,  сказала бабушка.  Некоторые считают, что осень грустная пора, но на самом деле красоты в ней намного больше, нежели грусти.

Я процитировала:

 «Сентябрь настал, и осень / Мои умножает силы».

 Откуда это?

 Это Льюис Макнис. А твои силы умножаются осенью?

 Ну, когда-то точно умножались, но это было лет двадцать назад.  Мы засмеялись, и бабушка сжала мою руку.  О Джейн, как же я рада, что ты вернулась!

 Ты так часто писала, и я бы приехала раньше Но правда не могла.

 Конечно, конечно. Я понимаю. И это было эгоистично с моей стороны продолжать настаивать.

 А те письма, которые ты писала моему отцу Я ничего о них не знала, но я бы заставила его ответить.

 Твой отец всегда был очень упрямым.  Бабушка пристально посмотрела на меня своими пронзительными голубыми глазами.  Он не хотел, чтобы ты ехала?

 Я приняла решение, и он смирился. Кроме того, там был Дэвид Стюарт, поэтому отец вряд ли стал бы сильно возражать.

 Я боялась, что ты не сможешь оставить его одного.

 Я и не оставила бы его  Нагнувшись, я подобрала с земли опавший кленовый лист и стала рвать его на мелкие кусочки.  Но он теперь не один.

Бабушка снова посмотрела на меня искоса:

 Не один?

Я печально взглянула на нее. Она всегда придерживалась высоких нравственных принципов, но никогда не строила из себя святошу.

 Линда Лэнсинг. Актриса. И его нынешняя подружка.

 Ясно,  помолчав, ответила бабушка.

 Нет, не думаю, что тебе ясно. Но она мне нравится, к тому же она за ним будет присматривать Во всяком случае, пока я не вернусь.

 Не понимаю,  сказала бабушка,  почему он до сих пор не женился снова.

 Вероятно, потому, что он не задерживался ни в одном месте достаточно долго для того, чтобы объявить о предстоящем браке.

 Неужели он совсем не думает о твоем будущем? Ведь из-за него у тебя нет возможности уехать, вернуться сюда, в Шотландию, и увидеться со всеми нами или построить какую-нибудь карьеру.

 Я не хочу никакой карьеры.

 Но в наше время каждая девушка должна быть способна сама о себе позаботиться.

На это я сказала, что меня вполне устраивает то, как обо мне заботится отец, а бабушка заявила, что я такая же упрямая, как и он, и спросила, разве нет никакого занятия, к которому у меня лежит душа.

Я глубоко задумалась, но смогла вспомнить только то, как в восемь лет хотела пойти в цирк и ухаживать там за верблюдами. Я подумала, что бабушка вряд ли такое оценит, поэтому сказала:

 Да вроде нет.

 О, бедная моя Джейн.

Я почувствовала в этих ее словах некий упрек в адрес отца и поспешила за него заступиться:

 И вовсе я не бедная. Я не ощущаю, что мне чего-то не хватало.  Но тут же добавила, чтобы смягчить свои слова:  Кроме разве что Элви. Мне действительно очень не хватало Элви. И тебя. И всего этого.

Бабушка никак не ответила. Я бросила порванный кленовый листок и нагнулась за другим. Затем произнесла, собравшись с духом:

 Дэвид Стюарт рассказал мне о дяде Эйлвине. Я ничего не говорила Синклеру Но Мне жаль Я имею в виду, что он был так далеко и все это.

 Да,  сказала бабушка. Ее голос ничего не выражал.  Но ведь он сам это выбрал Жить в Канаде и в конце концов умереть там. Понимаешь, Элви никогда для него много не значил. Эйлвин был неусидчивым человеком. Ему всегда нужно было общаться с огромным количеством разных людей. Он любил разнообразие во всем, что делал. А Элви не самое подходящее с этой точки зрения место.

 Странно: мужчина, которому скучно в Шотландии Это же край, сотворенный для мужчин.

 Да, но видишь ли, Эйлвину не нравилось охотиться, и он никогда не питал склонности к рыбалке. Все это казалось ему скучным. Он любил лошадей и скачки. Он был просто одержим скачками.

Я осознала, не без удивления, что это был первый раз, когда мы с бабушкой говорили о дяде Эйлвине. Не то чтобы этой темы раньше избегали нет, просто прежде мне было совершенно неинтересно. Но теперь я поняла, как мало о нем знала, и это показалось мне очень странным Я даже не представляла, как он выглядел, ибо моя бабушка, в отличие от большинства женщин ее поколения, не питала слабости к семейным фотографиям. Все снимки, которые у нее были, она аккуратно убирала в альбомы, а не выставляла напоказ в серебряных рамках на громадном пианино.

 Что он был за человек?  спросила я.  Как он выглядел?

 Выглядел? Он выглядел так, как сейчас выглядит Синклер. Он был очень обаятельным Бывало, войдет в комнату, и все женщины, которые в ней находятся, расцветают прямо на глазах, начинают улыбаться и кокетничать. Забавно было смотреть

Я уже собиралась спросить бабушку о Сильвии, но она взглянула на часы и снова приняла деловой вид.

 Так, мне пора. Нужно отдать капусту миссис Ламли, иначе она не успеет приготовить ее к обеду. Спасибо, что помогла мне собрать ее. И поговорили мы с тобой хорошо.

Синклер, верный своему слову, вернулся домой к чаю. После этого мы надели верхнюю одежду, свистом подозвали собак и отправились навестить Гибсонов.

Они жили в маленьком домике, приютившемся у подножия холма к северу от Элви, поэтому нам пришлось покинуть островок, пересечь главную дорогу и пойти по тропе, которая вилась между полем, поросшим травой, и болотистыми землями. Мы дважды пересекли ручеек, который вился под землей и нес свои воды в озеро Элви. Он брал свое начало где-то далеко и высоко в горах; долина, по которой он бежал, и холмы с каждой ее стороны являлись частью владения моей бабушки.

В прежние дни в этих местах часто устраивались охоты, в которых школьники выполняли роль загонщиков, а пожилые джентльмены взбирались по холмам на стрельбища на горных пони. Но теперь эта заболоченная местность сдавалась в аренду синдикату местных бизнесменов, которые проводили здесь всего два или три субботних дня в августе, а также порой приезжали сюда вместе с семьями на пикник или ловили рыбу в водах ручейка.

Когда мы приблизились к домику Гибсонов, мы услышали какофонию лая из собачьих будок и увидели, как на шум из открытой двери немедленно выбежала миссис Гибсон. Синклер помахал ей рукой и крикнул:

 Эй, это мы!

Миссис Гибсон тоже помахала в ответ, а затем поспешно скрылась в доме.

 Пошла поставить чайник?  предположила я.

 Или предупредить Гибсона, чтобы он вставил зубы.

Назад Дальше