Должен сказать вам одну вещь, продолжал Квинтус. Если бы вы не поступили так подло с Джоди, вы были бы избраны членом Жокейского клуба. Мы рассматривали вашу кандидатуру. Но теперь вам этого не предложат я об этом позабочусь.
Он резко кивнул и отступил в сторону. Я не двинулся с места:
Это ваш сын поступил подло со мной.
Да как вы смеете!
Можете мне поверить.
Глупости какие! Нестыковка в вашем счете результат обычного недоразумения. Секретарь ошибся. Если вы посмеете утверждать, что это было нечто иное
Знаю, перебил я. Он подаст на меня в суд.
Совершенно верно! Все деньги Джоди заработаны законным путем.
Я ушел. Квинтус пристрастен, но я знал, что от репортеров я получу прямой ответ.
Я подошел к старшему обозревателю одного из ведущих ежедневников, человеку лет пятидесяти, который писал отрывистым телеграфным стилем и сосал мятные леденцы, чтобы не курить.
Как Джоди Лидс объясняет то, что я забрал у него своих лошадей? спросил я.
Обозреватель причмокнул губами и дохнул на меня мятным ароматом.
Говорит, что он по ошибке взял с вас деньги за работу с лошадьми, которой на самом деле не было.
И все?
Еще что вы обвинили его в воровстве и сказали, что решили сменить тренера.
А как вы к этому отнеслись?
Я никак. Он пожал плечами и снова задумчиво причмокнул губами. А другие Общее мнение что это действительно была ошибка и что вы, мягко говоря, поступили опрометчиво.
Понятно, сказал я. Спасибо.
Это все? Вы мне ничего не хотите рассказать?
Нет, сказал я. Извините.
Он сунул в рот еще одну конфету, неопределенно кивнул мне и ушел искать более перспективные темы. Моя история для него была уже вчерашним днем. Он отправился на поиски новых жертв.
Я в задумчивости отправился на лужайку клуба смотреть скачку. Когда все относятся к тебе как к негодяю это не очень-то приятно. Последний удар нанесла мне девица, которую я однажды возил в Аскот.
Стивен, дорогой, сказала она с кокетливым упреком, вы просто бессердечный богатей! Бедный малый еле-еле сводит концы с концами. Ну, даже если он и нагрел вас на пару фунтов, что в этом такого? По-моему, вы чересчур неуравновешенны.
Вы всерьез полагаете, что богатые существуют для того, чтобы всякие Робин Гуды их грабили?
Чего-чего?
Да ничего.
Я сдался и уехал домой.
Вечер прошел куда лучше. В восемь часов я забрал мисс Александру Уорд из дома в Хэмпстеде и повез ее обедать в алый с золотом зал «Кафе-Рояль».
В свете ламп, в тепле и уюте, она оказалась точно такой, как запомнилась мне с прошлой недели. Все та же длинная черная юбка, кремовая кофточка, кремовая шелковая шаль. Все те же золотые сандалии, золотая сетчатая сумочка, без перчаток. Но на этот раз ее каштановые волосы были причесанными и блестящими, на щеках горел румянец, глаза блестели. В ней чувствовалось неуловимое нечто, некая печать породистости, свойственная американкам.
Когда я позвонил в дверь ее дома, она отворила мне сама. Некоторое время мы просто смотрели друг на друга. Она, полагаю, увидела перед собой крепко сбитого мужчину шести футов ростом, темноволосого, темноглазого, ничем особенно не примечательного. Аккуратного, подтянутого, хорошо воспитанного, в традиционном вечернем костюме.
Добрый вечер, сказал я.
Она улыбнулась, кивнула, словно укрепилась в принятом решении, переступила порог и закрыла за собой дверь.
Тут живет моя сестра, пояснила она, указывая на дом. А я у нее в гостях. Она вышла замуж за англичанина.
Я открыл перед ней дверцу машины. Она скользнула на сиденье, я завел мотор, и мы поехали.
Из Штатов приехали? спросил я.
Да. Из Уэстчестера это рядом с Нью-Йорком.
Быстро развивающийся небольшой городок? усмехнулся я.
Она покосилась на меня:
Вы знаете Уэстчестер?
Нет. Я только несколько раз бывал в Нью-Йорке.
Мы остановились у светофора. Она заметила, что сегодня чудесный вечер. Я согласился.
Вы женаты? вдруг спросила она.
Вы захватили пятерку?
Захватила.
Хм Нет, не женат.
Загорелся зеленый свет. Мы поехали дальше.
Вам можно верить? спросила она.
В этом отношении да. Я не женат. И никогда не был женат.
Мне просто хотелось знать, сказала она мягко, как бы оправдываясь.
Да нет, все в порядке.
Ради вашей предполагаемой жены.
Я понял.
Наконец мы остановились перед «Кафе-Рояль» у цирка Пикадилли. Я помог ей выйти из машины. Входя в ресторан, она обернулась и увидела, как невысокий худощавый человек садится за руль моей машины.
Он на меня работает, пояснил я. Он отгонит машину на стоянку.
Это ее, похоже, позабавило.
И что, он вот так все время стоит тут и ждет?
Нет, не все время. По субботам, в выходной.
И ему это нравится?
Он всегда просит, чтобы я приходил с дамами. Иначе я отгоняю машину сам.
Войдя в ярко освещенный холл, она остановилась, чтобы еще раз разглядеть, с кем, собственно, она собирается обедать.
Чего вы от меня ждете? спросила она.
Прежде чем я вас забрал, я ожидал, что вы окажетесь честной, прямой и колючей. Теперь, когда мы знакомы уже полчаса, я жду, что вы окажетесь колючей, прямой и честной.
Она широко улыбнулась, блеснули белые зубы, от глаз разбежались лучики.
Я не это имела в виду.
Понимаю А чего вы ждете от меня?
Безукоризненно джентльменского поведения и приличный обед.
Фу, как скучно!
Не хотите как хотите.
Бар там, указал я. Я согласен.
Она одарила меня еще одной ослепительной улыбкой, младшей сестрой первой, и отправилась в указанном направлении. Она взяла водку с мартини, я шотландское виски, мы закусывали маслинами и деликатно сплевывали косточки в кулак.
И часто вы подбираете девушек на улице? спросила она.
Только когда они падают.
В смысле, падших девушек?
Я рассмеялся:
Нет, не этих!
А чем вы зарабатываете себе на жизнь?
Я глотнул виски.
Я нечто вроде инженера.
Это прозвучало ужасно скучно.
Мосты, башни и все такое?
О нет, ничего столь полезного и долговечного.
А что тогда?
Я криво улыбнулся:
Я делаю игрушки.
Что-что?
Игрушки. Такие штуки, которыми играют.
Да знаю я, что такое игрушки, черт возьми!
А чем вы занимаетесь? поинтересовался я. Там, у себя в Уэстчестере.
Она усмехнулась поверх бокала:
А почему вы так уверены, что я работаю?
У вас вид такой.
Я повар.
Гамбургеры и пицца?
Ее глаза насмешливо блеснули.
Нет, свадьбы и приемы.
Метрдотель?
Она кивнула:
Мы занимаемся этим вместе с подругой, Милли.
А когда вы уезжаете?
В четверг.
Мне внезапно показалось, что до четверга совсем мало времени. После длительной паузы она сказала почти виновато:
Видите ли, Рождество на носу. Во время Рождества и Нового года у нас самая работа. Милли одна не управится.
Да, конечно.
Мы отправились обедать. Ели копченую форель и мясо в тесте. Она прочла меню от начала до конца с профессиональным интересом и уточнила у главного официанта компоненты двух-трех блюд.
Здесь многое по-другому, пояснила она.
В винах она разбиралась плохо.
Я его пью, когда предложат, но на вкус лучше различаю крепкие напитки.
Официант, подававший вина, посмотрел недоверчиво, но, когда она безошибочно определила, что коньяк, поданный к кофе, это «Арманьяк», официант проникся к ней почтением.
А где находится ваша игрушечная фабрика? спросила она.
Фабрики у меня нет.
Но вы же говорили, что делаете игрушки.
Делаю.
Вид у нее сделался недоверчивый.
Вы что, хотите сказать, что действительно делаете их? В смысле, своими руками?
Да, улыбнулся я.
Но Она оглядела бархатную комнату. Мысли ее были ясны как божий день: если я работаю руками, часто ли я могу позволить себе такую роскошь?
Я их делаю не так часто, пояснил я. Большую часть времени я провожу на скачках.
Ладно, сказала она. Сдаюсь. Вы меня поймали. Раскройте, наконец, свою тайну.
Хотите еще кофе?
Мистер Скотт начала она, потом осеклась. Глупо как-то звучит, правда?
Глупо, мисс Уорд. И вообще, почему мы до сих пор на «вы»?
Стивен
Вот, так гораздо лучше.
Мама зовет меня Александра. Милли меня зовет Эл. Ты можешь называть как хочешь.
Элли пойдет?
Да бога ради.
Я изобретаю игрушки, пояснил я. Беру патенты. Другие люди их производят. А я получаю авторские.
О-о.
Что означает это «о-о»? Понимание, восхищение или просто скуку смертную?
Это означает: «О, как классно! О, как интересно!» Я еще никогда не встречала людей, которые занимаются чем-то подобным.
А ведь таких очень много.
Это ты изобрел игру «Монополия»?
К сожалению, нет! усмехнулся я.
Но твои игрушки тоже в этом духе?
В основном механические.
Как странно начала она, потом остановилась.
Но мне это говорили достаточно часто, так что я докончил за нее:
Как странно, когда взрослый человек проводит свою жизнь в стране игрушек?
Ну вот, ты сам сказал.
Детей надо развивать.
Она поразмыслила.
Ну да, ведь нынешние дети это наши будущие правители?
Ну, так высоко я не замахиваюсь. Нынешние дети это будущие отцы и матери, учителя, фермеры и бездельники.
И ты исполнен миссионерского зуда?
Да, особенно когда получаю очередной чек.
Ты циник!
Лучше быть циником, чем напыщенным занудой.
Это честнее, согласилась она.
Ее глаза улыбались в мягком свете, отчасти насмешливо, отчасти дружелюбно. Серо-зеленые, блестящие глаза, с голубовато-белыми белками. Брови у нее были безукоризненные. Нос короткий и прямой, уголки губ чуть приподняты, на щеках едва приметные ямочки. В общем, не стандартная красавица, а миловидная и энергичная женщина с характером. Жизнь уже успела оставить на ее лице легкие, чуть заметные следы. Удачливая, довольная жизнью. Не знающая тревог и смятения. Очень уверенная в себе, знающая о своей привлекательности и преуспевающая на избранном поприще. Явно не девственница: у девушек взгляд другой.
А до четверга ты будешь занята? спросил я.
Ну, несколько минут выкроить смогу.
А завтра?
Она улыбнулась и покачала головой:
Нет, завтра времени нет совсем. Вот в понедельник, если хочешь
Я за тобой заеду, сказал я. В понедельник утром, в десять.
Глава 4
Судя по голосу в телефонной трубке, Руперт Рэмзи не особенно обрадовался известию о моем визите.
Да, конечно, если хотите навестить лошадей, то приезжайте. Дорогу знаете?
Он дал мне четкие и подробные указания, и в воскресенье, в половине двенадцатого, я миновал белые каменные ворота и остановился на большой, усыпанной гравием площадке возле его дома.
Это был настоящий дом эпохи короля Георга: простой, с просторными комнатами и элегантными лепными потолками. Но мебель не была нарочито антикварной все эпохи смешались, создавая общую рабочую атмосферу, абсолютно современную.
Руперту было лет сорок пять. Обманчиво медлительный, а на самом деле очень энергичный. Говоря, он слегка растягивал слова. Я видел его только издалека. Встретились мы впервые.
Здравствуйте. Он пожал мне руку. Зайдемте ко мне в кабинет?
Он провел меня через белую входную дверь, через просторный квадратный холл в комнату, которую он называл кабинетом. Обставлена она была скорее как гостиная, если не считать обеденного стола, который служил письменным, и серого шкафа с папками в углу.
Присаживайтесь. Он указал на кресло. Сигарету хотите?
Не курю.
Разумно.
Он усмехнулся так, словно придерживался другого мнения, и закурил сам.
Судя по виду Энерджайза, последняя скачка далась ему нелегко, сказал он.
Он выиграл без особого труда, возразил я.
Да, я тоже так подумал. Руперт затянулся и выпустил дым через ноздри. И все-таки он мне не нравится.
Чем?
Ему надо восстановить силы. Мы этим займемся, не беспокойтесь. Но сейчас он выглядит чересчур исхудалым.
А как остальные двое?
Дайэл из кожи вон лезет. А с Ферриботом еще надо работать.
Боюсь, Ферриботу больше не нравится участвовать в скачках.
Сигарета Руперта застыла, не донесенная до рта.
Почему вы так думаете? спросил он.
Этой осенью он участвовал в трех скачках. Вы ведь, наверно, заглядывали в каталог. Все три раза он показал плохой результат. В прошлом году он был полон энтузиазма и выиграл три скачки из семи, но последняя скачка была очень тяжелой и Раймонд Чайльд избил его в кровь хлыстом. И этим летом, на пастбище, Феррибот, похоже, решил, что, если он будет слишком близок к победе, ему снова придется отведать хлыста, так что единственный разумный выход не высовываться. Вот он и не высовывается.
Руперт глубоко затянулся, поразмыслил.
Вы рассчитываете, что я добьюсь лучших результатов, чем Джоди?
С Ферриботом или в целом?
Ну, скажем и в том и в другом.
Я улыбнулся:
От Феррибота я многого не жду. Дайэл еще новичок, величина неизвестная. А Энерджайз может выиграть Барьерную скачку чемпионов.
Вы не ответили на мой вопрос, мягко заметил Руперт.
Не ответил. Я рассчитываю, что вы добьетесь других результатов, чем Джоди. Этого достаточно?
Мне бы очень хотелось знать, почему вы с ним расстались.
Из-за денежных недоразумений, сказал я. А не из-за того, как он работал с лошадьми.
Он стряхнул пепел с механической точностью, показывавшей, что мысли его заняты другим. И медленно произнес:
Вас всегда устраивали результаты, которые показывали ваши лошади?
Вопрос завис в воздухе. В нем таилось множество мелких ловушек. Руперт внезапно поднял голову, встретился со мной взглядом, и его глаза расширились он понял.
Вижу, вы понимаете, о чем я спрашивал.
Да. Но ответить не могу. Джоди обещал, что привлечет меня к суду за оскорбление личности, если я кому-то расскажу, почему я порвал с ним, и у меня нет оснований не верить этому.
Эта фраза сама по себе оскорбление личности.
Несомненно.
Руперт весело встал и раздавил окурок. Теперь он держался куда дружелюбнее.
Ну ладно. Пошли, посмотрим ваших лошадок.
Мы вышли во двор. Повсюду чувствовалось процветание. Холодное декабрьское солнце освещало свежевыкрашенные стены, двор был залит асфальтом, повсюду аккуратные цветочные кадки, конюхи в чистых комбинезонах. Ничего общего с тем беспорядком, к которому я привык у Джоди: никаких метел, прислоненных к стене, никаких сваленных в кучу попон, бинтов, щеток и ногавок, нигде ни клочка сена. Джоди любил показывать владельцам, что работа кипит, что у него о лошадях постоянно заботятся. Руперт, похоже, предпочитал прятать пот и труд с глаз долой. У Джоди навозная куча была всегда на виду. У Руперта этого не было.
Дайэл стоит вот тут.
Мы остановились у денника, расположенного снаружи основного прямоугольника, и Руперт ненавязчивым щелчком пальцев подозвал конюха, стоявшего футах в двадцати.
Это Донни, сказал Руперт. Он ходит за Дайэлом.
Я пожал руку Донни крепкому парню лет двадцати, с неулыбчивыми глазами, всем своим видом демонстрировавшего, что его не проведешь. Судя по тому, как он взглянул сперва на Руперта, а потом на лошадь, это было не недоверие лично ко мне, а общий взгляд на жизнь. Мы полюбовались некрупным рыжим крепышом. Я попробовал дать Донни пятерку. Он взял, поблагодарил, но так и не улыбнулся.
В том же ряду, чуть подальше, стоял Феррибот. Он смотрел на мир потускневшими глазами и даже не шелохнулся, когда мы вошли в денник. Его конюх, в противоположность Донни, одарил его снисходительной улыбкой и пятерку взял с видимой радостью.
Энерджайз в главном дворе, сказал Руперт, показывая мне дорогу. Вон в том углу.
Когда мы были на полпути к деннику Энерджайза, во двор въехали еще две машины, из которых вывалилась толпа мужчин в дубленках и звенящих браслетами дам в мехах. Они увидели Руперта, замахали ему и потянулись к конюшне.
Руперт попросил меня обождать пару минут.
Ничего-ничего, сказал я. Вы скажите, в каком деннике Энерджайз. Я к нему сам загляну. А вы пока встречайте других владельцев.