Встретившись с мужчиной взглядом, Генрих промямлил:
У меня маме голову разбили. Ей плохо. Лекарь не хочет идти он задохнулся, закашлялся, но взял себя в руки.
Мужчина нахмурил брови и велел:
Ну, веди, малец. Живо, живо! Сейчас, погоди-ка он вернулся к себе в комнату, но сразу вышел с большой потрёпанной сумкой.
За всю дорогу он не проронил ни слова, но шагал быстро, поднялся, проигнорировал разгром и опустился на колени рядом с мамой.
Генрих, от волнения закусив костяшки пальцев, замер в стороне.
Эка тебя, пробормотал мужчина. Эй, девочка, ты здесь ещё?
С облегчением Генрих расслышал слабое: «Кто вы? Где мой сын?»
Тут твой сын. Ну, давай посмотрим, что у тебя стряслось
Широкая спина заслоняла Генриху обзор, но он увидел, что мужчина открыл свою сумку, в которой оказались лекарские инструменты. Запахло водкой это он очистил руки, догадался Генрих.
Вот что, малец, заговорил мужчина через пару минут, не пыхти над ухом, мешаешь. Тут шить надо. Деньги какие есть? Сбегай, купи яиц хоть пяток. Ей на пользу пойдёт.
Денег у Генриха было сорок кредитов своих да двадцать от соседки. Мало. Но на яйца хватит.
Я мигом, вскинулся он и помчался в лавку.
***
За дверью было тихо.
Генрих осторожно зашёл внутрь и увидел, что разгром уменьшился. Мама с закрытыми глазами лежала на большой кровати, её голова была перевязана белым чистым бинтом. Пахло супом и водкой.
Удивительный добрый мужчина со страшными глазами обнаружился у таза с водой. Помыв руки, он обернулся.
Это кто у вас такое соорудил? и кивнул на трубу.
Я сударь, ответил Генрих и добавил, сам не зная зачем: Извините.
Толково. Фильтрация отвратительная, конечно, но толково. Иди к мамке, поцелуй её, но не буди. Ей спать надо.
Мужчина обработал все ссадины и синяки у неё на лице. Выглядело по-прежнему плохо, но уже не так пугающе. Генрих осторожно поцеловал маму в лоб, наклонился, поднял порванную ширму и установил на место.
Хорошо, одобрительно кивнул мужчина. Что, принёс яйца? Клади в воду. Проснётся съест одно.
Сделав, как он велел, Генрих снова посмотрел на мужчину, и его голос дрогнул:
Спасибо вам, господин. Не знаю, как мы с мамой сможем вас отблагодарить.
Отблагодарить, больно надо такого счастья, проворчал мужчина. Скажи лучше, кто её так отделал? А, ладно, молчи. Ясно всё. Как тебя звать, малец?
Генрих Мортон.
Генрих Мортон, повторил мужчина, достал из кармана жилетки бутылку, в которой осталось жидкости на донышке, и допил одним глотком. Не нужна мне твоя благодарность, Генрих Мортон, вздохнул он.
Генрих принялся подбирать оставшиеся обломки, раскладывать их кучками: из этой придётся восстанавливать стол, из этой табурет.
Это чьё? раздался голос мужчины через несколько минут.
Генрих обернулся и увидел, что тот держит в руках помятый грязный чертёж.
Моё. Он подошёл поближе, заглянул и пояснил: Это для стирки, чтобы проще было. А то мама всё руками Я подумал, от кристалла запитаю и хорошо выйдет. Только барабан никак не добуду.
Где подсмотрел?
Нигде, несколько обиженно ответил Генрих и вернулся к работе.
Мужчина прервал его ещё минут через десять, на этот раз он нашёл смешное проект летательного купола. Генрих пока не определился точно с материалом, но был уверен при прыжке с большой высоты, допустим с горы, такой купол должен замедлить падение и создать ощущение полёта. Только, в отличие от аппарата для стирки, это было совершенно бесполезно.
Это всё глупости, пояснил Генрих, кому нужно летать с гор?
Ты бы удивился, малец, ответил мужчина непонятно. Вот что, зови меня дядькой Ратмиром.
«Чудное имя», подумал Генрих, а вслух согласился:
Ладно.
Иди-ка сюда, он поманил его поближе к очагу, отвечай. В школу ходишь?
Хожу дядька Ратмир.
И как? Что прогуливаешь?
Я не прогуливаю. Мне не очень нравится Слово Всевышнего, но я даже его не пропускаю.
Дальше были вопросы об отметках и успехах, а потом, выключив очаг, дядька Ратмир принялся спрашивать про математику. И не просто так, а с ходу задавать задачи. Генрих не знал, зачем этот экзамен, но он увлёк его он отвечал охотно. Ему нравилось считать, нравилось искать решения это было лучше всякой игры.
Если он чего-то не знал, дядька Ратмир махал рукой и задавал следующий вопрос. Потом опомнился, что в комнате всё ещё бардак, и Генрих взялся за ремонт мебели, продолжая в уме решать примеры и задачи.
Ещё через час дядька Ратмир произнёс:
Как проснётся дай ей бульона и одно яйцо. Пусть лежит, много пьёт, но никакого алкоголя. До нужника пройтись можно, но не дальше, понял? А ты завтра после школы
После школы я работаю на фабрике.
После фабрики придёшь ко мне, где живу знаешь. Подумаем, какой из тебя может быть толк.
***
Дядька Ратмир давно ушёл. Мама проснулась только к ночи, застонала и Генрих тут же подсел к ней, включил газовый рожок.
Генрих, прошептала мама слабо, как ты, маленький? Так голова болит.
Дядька Ратмир велел лежать и отдыхать, сообщил Генрих, сжав её горячую, всю в шрамиках от игл ладонь, и поесть. Будешь?
Мама медленно, с заметным трудом справилась с чашкой бульона и одним яйцом, снова откинулась на подушку и обессиленно выдохнула:
Кто меня лечил? Что за человек?
Сосед. Мам, кто с тобой это сделал?
Мама отвела взгляд. Правду сказал дядька Ратмир: «И так всё ясно». У Генриха руки в кулаки сжимались. Будь он хоть немного старше
Не зови их больше, попросил Генрих твёрдо, мы с тобой проживём. Я завтра с мастером поговорю, пусть даст мне ещё какую работу. Квартиру можем подешевле найти. Что нам надо?
Генрих осёкся мама плакала, спрятав лицо в ладони, плечи у неё мелко дрожали.
Мам, протянул он, всё хорошо. Мама?
Она привлекла его к себе, обняла тесно, крепко, и Генрих осторожно погладил её по спине. Он не сразу понял, что она повторяет:
Прости меня.
Эй? он отстранился. Это из-за головы, да? Ты отдыхай. Дядька Ратмир сказал тебе волноваться нельзя. Ложись и спи. А этих не приглашай больше. Справимся.
Убедившись, что мама легла и хотя бы закрыла глаза, Генрих устроился в своём углу, но уснуть не мог. Слишком сильное волнение он пережил.
Он долго крутил в голове всё случившееся как он вошёл домой после работы, как испугался, как посылали его прочь соседи (он запомнил, кто отказал ему), как дядька Ратмир, бородатый и пугающий, лечил маму. И особо как он потом спрашивал его про математику и заставлял решать задачи. На попытке разделаться с одной из тех, что он не одолел сразу, Генрих и заснул.
Глава четвёртая, в которой Марика узнаёт много нового о немагах
Лорд Дойл занимал свой пост уже без малого пятнадцать лет, а до этого представлял интересы Стении в Международном союзе магов. Ему исполнилось пятьдесят, но едва ли кто-то мог бы дать ему этот возраст. Лорд был высоким статным мужчиной, в его светлых волосах нельзя было разглядеть седину. Он гладко брил выступающий вперёд раздвоенный подбородок, расчёсывал холёные усы, носил яркие жилеты и пиджаки. Только возле глаз залегали глубокие резкие морщины, которые придавали всему его облику суровость но они же делали его неотразимым и для ведьм Ковена, и для молоденьких дебютанток.
Впрочем, все знали лорд до неприличия верен жене, любит проводить время дома и сам возится с дочерью.
Эта репутация семейного человека иногда вводила оппонентов лорда Дойла в заблуждение но очень быстро они узнавали, что за пределами дома лорд неумолим, жесток и страшен.
Впрочем, Марике в голову не пришло бы бояться отца, перед которым трепетали главы многих соседних государств и половина стенийского Совета. Стоя в его кабинете и глядя ему в глаза, Марика виновато улыбалась.
Лорд закрыл портал, даже не шевельнув пальцем, цокнул языком и велел:
Подойди.
Марика приблизилась к огромному столу, на котором, как всегда, царил идеальный порядок.
Думаю, ты осознаёшь, что мне придётся отказаться от услуг леди Ор, продолжил лорд, и Марика охнула.
Почему?
Как ты считаешь?
Она быстро поняла, к чему он клонит, и выпалила:
Леди Ор не виновата! Она уложила меня спать, я обманула её. Выдохнула и продолжила медленнее, поскольку знала, что папа не любит, когда тараторят: Я не хотела сбегать. И в моём побеге нет вины леди Ор.
Сложив длинные пальцы шпилем, лорд кивнул, предлагая рассказывать дальше. И Марика рассказала про всё про занятия с лордом Трилом, про любопытство, про порталы и, наконец, про мальчика, которого избивали.
Я не могла просто оставить всё как есть!
Папа кивнул, и Марика перевела дух. Она, во всяком случае, не мямлила, не оправдывалась, говорила правду и мотивировала свои поступки и решения.
Я хочу, чтобы ты поняла кое-что, Марика, о чём вряд ли расскажет лорд Трил, произнёс папа после длительного молчания. Мы справедливо правим немагами уже сотни лет, многие из них благодарны нам за это, почитают нас как властелинов и богов. Но есть другие. Они ненавидят всех магов и ведьм до единого меня, верховного советника Кэнта, леди Ор, девочку, которая убирается в твоих комнатах, твою портниху, тебя. Они завидуют нашему дару, нашему положению. Дай волю они убивали бы наших детей в колыбелях. Ты моя дочь, конечно, твой дар достаточно велик, чтобы в одиночку ни один немаг не смог даже волоса на твоей голове коснуться. Но что, если их будет сорок? Сто сорок? Поверь, они с удовольствием пожертвуют жизнями сотни братьев, чтобы забрать одну твою.
Папа говорил спокойно и негромко, но у Марики от его слов по спине бежали мурашки и зубы начали постукивать.
Зачем? Я ведь ничего им не сделала!
Они считают, что баланс сил в мире нарушен. Что власти магов и ведьм нужно положить конец. Мы папа опустил руки на стол, боремся с ними по мере возможности. Жёлтый патруль старается находить их. Но мы никогда не можем быть уверены, что нашли всех. Мы не можем прочесать всю страну, всю планету. Нас слишком мало. Выходя из анклава, ты можешь стать их добычей.
Но я не стала, негромко ответила Марика. Я только пообщалась с добрым мальчиком, который подарил мне игрушку. Пап
Обойдя стол, Марика обняла папу за шею, уткнулась носом ему в плечо, вдыхая запах табака и озона.
Жизнь немагов может вызывать интерес, это нормально. Это понятно. Они другие, у них другие обычаи. Они говорят на нашем языке, но у них резкий чужой акцент. Нижний Шеан поражает запахами, видом жилищ
Марика расцепила объятия, посмотрела папе в глаза, но не увидела там суровости. Он смотрел нежно и с пониманием.
Я не хочу, чтобы ты пострадала, и предпочёл бы держать тебя в анклаве под надзором. Таково моё желание, и я прошу тебя помнить о нём. Но мы понимаем, даже если ты дашь мне слово, завтра или через год любопытство снова одолеет тебя, и ты окажешься где-то ещё. И щиты тебя не удержат. Поэтому я ввожу два правила. Первое никаких побегов во время учёбы. Ни один урок, даже самый скучный, не может быть менее важен, чем праздное любопытство.
Я знаю!
Второе, он снял с пальца перстень, провёл над ним ладонью и, подняв в воздух, начал плавить.
Это выглядело завораживающе красиво. Кипящий металл не капал, не расплёскивался, а изменялся, повинуясь его воле. Марика пока так не умела.
Перстень превратился в кулон на короткой цепочке, вспыхнул синим и погас.
Папа сам застегнул цепочку у Марики на шее и пояснил:
Это портал, запитанный моими силами, ведёт сюда, в этот кабинет. Пользуйся собственной магией, пока можешь, но не стесняйся прибегнуть к этой помощи. Однако я прошу тебя, Марика, он строго свёл брови к переносице, всегда будь осторожна.
Ты ведь не прогонишь леди Ор, правда?
Нет, сказал он. Но лучше бы ей больше не врываться ко мне с воплями, что ребёнок пропал.
Марика рассмеялась, но тут же прикусила язык. По всему выходило, что перед гувернанткой ещё придётся извиняться.
***
Лорд Трил, леди Ор и другие педагоги ругали Марику куда сильнее, чем папа, все они были уверены, что она находилась на волосок от гибели или какой-нибудь ещё беды.
Леди Ор, со вздохом объяснила Марика, стоя на следующий день на табуретке и покорно ожидая, пока портниха закончит колдовать над платьем, я же сильная. Что бы мне сделали простые немаги?
Вы леди! отрезала гувернантка. Вы могли увидеть что-то неподобающее для вашего возраста.
Я видела! гордо ответила Марика. Мужики на земле валялись. Грязные и вонючие. А один мальчик хотел помочиться на другого, но я не позволила.
Всевышний!
Марика рассмеялась, за что получила ещё пятнадцать минут скучных нотаций. Но пропустила их мимо ушей, размышляя обо всём: о немагах, о папиных словах и о подаренном кулоне, а ещё о мальчике Генрихе.
Только сейчас она поняла: в его речи не слышался ужасный акцент. Он говорил чисто, как маг. Лицо у него было приятное, улыбка добрая. А особенно запомнились синие глаза, полные такого искреннего восхищения, что даже неловко становилось. Он уж точно не был из тех, кто ненавидит магию. И, конечно, он не желал Марике вреда. Наверное, было бы безопасно и весело повидаться с ним снова, тем более что он спрашивал об этом. И ещё надо было извиниться за то, что она без спроса его вылечила. Или не надо? Немаги же не могут исцеляться сами, так что, наверное, он не счёл её вмешательство грубостью?
Но на протяжении нескольких следующих дней нечего было и думать о вылазке в Нижний город учителя загрузили Марику по полной, да ещё и матушка, распереживавшись, стала заходить к ней в комнаты каждый вечер. Приходилось сидеть за чайным столиком и важно говорить о фасонах платьев и о музыке. Матушка обожала музыку и желала, чтобы Марика разделяла эту страсть.
Ты знаешь, дорогая, рассуждала она в очередной такой вечер, ты никогда не сможешь колдовать изящно, если не будешь прилежно заниматься скрипкой и фортепиано. Музыка даёт ведьме тонкую душевную настройку. Даже с твоими силами это важно.
С тонкостью у Марики и правда не всегда ладилось. Но она надеялась, что справится с этим как-нибудь сама, без скрипки.
***
Было ещё светло, когда Марика оказалась в Нижнем городе снова. Первым, что она почувствовала, оказалась жара. Кажется, ещё никогда в жизни Марике не было так жарко словно воздух раскалили огнём. Создав вокруг себя лёгкий ветерок, она сделала несколько шагов в сторону, закрыла портал и огляделась. Её занесло на крошечную площадь, окружённую покосившимися серыми домами. В центре площади стояла побитая, грязная статуя девушки в платье. Судя по всему, это должен был быть фонтан, но он не работал.
Марика поёжилась: ей было тяжело смотреть на несчастную статую, такую уродливую, такую забытую. Она подошла ближе и осторожно погладила пальцами каменную чашу фонтана. Марика хотела бы вернуть девушке нос, восстановить отбитые локоны, очистить лицо и платье, но решила, что это будет грубо. В конце концов, она здесь была как бы в гостях.
Марика? раздался за спиной изумлённый голос, и она обернулась.
Генрих!
Он кинулся к ней, но остановился в паре шагов и неуверенно протянул руку. Марика хихикнула и пожала его пальцы. Они оказались очень грубыми. Марика опустила глаза и увидела, что на руках у Генриха царапины и занозы.
С чем это ты играл, что так поранился? спросила она удивлённо.
Ни с чем, буркнул Генрих, но тут же улыбнулся и стушевался: Я думал, больше тебя не увижу.
Я думала, меня запрут навсегда, пояснила Марика. Но папа сказал, с моими силами это просто бесполезно. Так что я опять сбежала, но с его разрешения.
Круто!
В голосе Генриха звучал восторг, и Марика добавила:
Мой папа строгий, вообще-то, но добрый. А твой?
У меня отца нет.
Щёки Марики обдало жаром стыда. Чувствуя себя ужасно, она погладила Генриха по плечу и произнесла: