Давно так много не накапливалось в городе. Большое волнение. Беспокойные сны виноватых стали проникать и в самонадеянные, твердые головы. Заворочались тела, задвигались ноги, напряглись шеи. Поделом. На мокрые щеки Зары легла прячущаяся в темноте улыбка.
Посреди этого смятения, в своей любимой кровати, ещё не забывшей мягкие изгибы зада Зары, под защитой принцессы спал Вар, чувствительные окончания и сердце в приятном расслаблении.
*
Говорят, что пришла однажды шаша к тенистому месту под большим деревом, склонившим ветки над быстрым каналом. Прикрыла руками своё мокрое лицо. И Солнцу не осушить эти солёные струи, куда уж там тёплому ветерку. Капля за каплей они просачивались сквозь прижатые друг к другу пальцы и падали на сухую глинистую землю. Журчала в завихрениях вода. Холодная, спешащая.
Нет во всей долине другого места, куда могла бы шаша принести свою обиду и боль. Ни к родным, ни к друзьям, ни к тому шашу, которому случилось поверить её сердцу. Но верить никому нельзя. Кто возьмётся разубедить в этом молодую шашу? Она подняла свои глаза наверх, в сторону скрытого за густой пыльной листвой Солнца. Она обратила свой взгляд на далёкий горизонт в дымке дрожащего воздуха. Не видно Белых гор. Если идти долго, долго, можно достичь их высот и стать там одной из бесчисленных ледяных глыб. Она легла животом на пыльную тёплую землю. Стать твоей частью. Никто не посмеет обидеть. Никто не пойдёт против твоей силы. Сердце шаши желало силы. В нём было мало места для покорности. И прощения.
Приятна земле тяжесть созревшего тела. Мягкость живота, упругость груди, тепло влажной щеки. Зачем тебе эта сила и эта твёрдость? Слишком тяжёлая ноша для молодой шаши. Зачем она тебе? Выплачь свои обиды и пусти их по ветру. Дай им затеряться в безлюдных землях, раствориться в горячем воздухе пустыни, унестись по другую сторону гор. Так будет легче и тебе, и мне.
В плотной глине отдавался стук непокорного сердца. Оно не верило. Не желало оно мириться, прощать и забывать. Не знало как. Помоги!
Непросто земле. Нельзя так обижать моих шашей. Как не пожалеть непослушную? Трудно тебе будет в жизни. Помоги, стучало сердце.
Возьми от меня, согласилась земля. Мы с тобой одного предназначения. Пришло снизу волнение и достигло распластанного тела. Из самых глубин, неудержимое и неоспоримое. Наполнило тихой надеждой забившееся с новой силой сердце. Заколебался маленький пупок на белом животе. Шаша повернулась на спину, чувствуя, что не в силах совладать со своим телом. Пришёл испуг, пришло облегчение, пришла тихая радость.
*
Сумки в руках тяжелели. Приподнятое настроение, с которым они вошли внутрь через большие ворота, улетучивалось. Пора закругляться. Прохладные, полуденные тени уже легли на грязный асфальт, на большие и маленькие кучи плодов, на торговые прилавки и на лица людей. В осенних запахах базара преобладали сладкие ароматы дынь, персиков и ещё бог знает чего. В это время года настоящий шаш обязательно заглянет по дороге с работы на один из главных рынков города. Или на небольшой местный базарчик. А такой урожайной осенью уж по крайней мере остановится возле торговцев, расположившихся на оживлённом перекрёстке.
Народу прибывало. Старающиеся казаться незаинтересованными, продавцы внимательно следили за обтекающей прилавки деловито-озабоченной толпой покупателей. Многолюдие и шум не раздражали утомлённых к концу дня горожан, наоборот, редкое сердце оставалось равнодушным среди такого изобилия.
Вар тащился позади друзей и не участвовал в выборе и торгах, только в помидорном ряду решил предложить своё мнение, проигнорированное более энергичными друзьями. Наконец они подошли к концу списка, оставалось купить большую дыню, что, теоретически, должно было быть совершенно простым делом. Город завален превосходными дынями. Выбирай любую не ошибёшься. Но разве за простотой приходят на базар настоящие шаши? Друзья прошли несколько раз мимо большого количества одинаковых на вид груд дынь и неизвестно отчего остановились у одной из них. Устали, наверно, подумал Вар. После непродолжительного торга каждый съел по маленькому кусочку на пробу, и тяжёлая дыня нагрузила руки самого высокого из троицы.
Спешить, конечно же, было не нужно, их не ждали раньше шести часов. Они донесли сумки до пивного бара у главных ворот и аккуратно разместили их под одним из высоких столиков. В баре было шумно. Первая кружка прошла без задержки. Они взяли ещё по одной. Лучи Солнца пробивались через густую листву деревьев и слепили Вара. Перемещаться не хотелось, он прищурил глаза, ощущая приятное тепло на веках. Слева донёсся голос невидимого Длинного.
Ещё по одной?
Вопрос остался без ответа. Нагружаться было рано, вечеринка начиналась в семь часов. Они взялись за сумки, вышли из бара, дотащились до дороги и остановили такси.
Дверь открыла хозяйка квартиры в аккуратном передничке и с подкрашенными глазами и губами. Вместе с несколькими подружками они уже почти завершили приготовления. Сумки были занесены на кухню и разгружены. Вар переместился на балкон и присел на шаткий деревянный стул. Из кухни доносился шум и оживлённые голоса, откуда-то слышалась музыка.
В пользу вечеринки было то, что она организовалась спонтанно, без какого-либо повода или специальной даты. Против то, что собирались только свои. Ни неожиданных встреч, ни новых впечатлений. Зато можно было рассчитывать на хорошую еду, непринуждённую атмосферу и, возможно, интересный спор. Вар пребывал в хорошем настроении.
Вит всё же удивил тем, что пришёл с броско одетой незнакомой большинству гостей шашей. Мужская и женская реакция на неё, как водится, не совпали, но улыбка на лице Вита вызывала сходные мысли у всех. Уголок его рта характерно оживился, когда он представлял свою подружку. В глаза бросались её короткая юбка и замысловатая причёска, в которую входили чёлка и яркий бантик, молчаливо одобренные Варом. Незнакомка повела себя очень тихо, и через некоторое время о ней забыли. Почти все.
После обычного спора о том, дожидаться ли опаздывающих, пришло время садиться за стол. Задвигались блюда с едой и тарелки, застучали ложки и вилки. Последовала серия быстрых бокалов вина и рюмок водки, дежурные шутки и фразы иссякли, образовалось несколько территориальных кружков разговоров, прерываемых со стороны просьбами передать что-нибудь с другого конца стола. Быстро исчезали с больших блюд салаты и бутерброды, из кухни доносился запах поджаренного мяса, там давно стояли наготове нарезанные картошка и лук.
В их дружной компании протекало совсем немного, хорошо скрываемых к тому же, подводных течений. Ничто не угрожало ожиданиям приятного веселья, они были ещё очень молоды. Вар по привычке боролся с желанием быстро утолить закусками голод и не оставить места для какого-то нового главного блюда, объявленного кухней. Пахло оттуда очень хорошо, что только возбуждало аппетит, он уже почти соглашался последовать совету Длинного и налечь пока на водку.
Растянуть аппетит не удалось. Когда главное блюдо наконец торжественно внесли, Вар находился в состоянии полного насыщения и равнодушно смотрел на испускающие дымок груды на больших тарелках. Его равнодушие осталось незамеченным на фоне возобновлённого возбуждения. За столом сидело много молодых ненасытных желудков. Все выпили ещё.
Ручка громкости магнитофона была повёрнута вправо до упора и потом ещё чуть-чуть, но громкости звука всё равно не хватало. Наверно, потому, что часть звука уходила сквозь раскрытые окна в темноту двора. Навстречу звуку в комнату из темноты проникали благосклонно встречаемые танцующими свежие волны прохладного воздуха. Некоторые из разгорячённых тел соприкасались намеренно, остальные просто натыкались друг на друга в тесноте. Не нужно искать встречи с незнакомыми кокетливыми глазами, наслаждайся музыкой, движениями тела и предавайся своим мыслям. Можно даже делать вид, что не замечаешь чрезмерных стараний своей непрошеной партнёрши. Под заразительный ритм Вар с удовольствием растрачивал накопленную в организме после плотной еды и выпивки энергию. В углу, у окна, Рэм радостно крутился возле незнакомой шаши. Видимо, ему тоже приглянулся её бантик. Трудно было определить, нравится это бантику или нет, но Рэм никогда не обращал внимания на такие пустяки. Его рука уверенно лежала на тонкой талии. Вита не было рядом.
Утомлённый, Вар вышел в другую комнату, сел на стул и вытер мокрый лоб. За полупустым столом оживлённо беседовали, Длинный разливал вино и водку. Вар взял в руку бокал с вином и подумал, заметно ли остальным напряжение между ним и Зарой. Они совсем не обращались друг к другу.
Обсуждались заполнившие остывающий после летнего зноя город слухи о событиях в отдалённом месте долины. Слухи никогда не иссякают в городе Шаш, лишь заменяются новыми, усиливаются и слабеют. С незапамятных времён они служат горожанам самым надёжным источником сведений о событиях в их мире окружённом горными грядами уголке земли. Нехитрое умение различать среди них вздорные и достоверные постигается шашами в юном возрасте, когда они привыкают немедленно верить почти всем историям, распространяемым в родном городе. За исключением самых невероятных, которые требуют немного больше времени, чтобы к ним привыкнуть. Слухи передаются на работе, на базаре, в трамвае, редкие передаются только между близкими людьми. Игнорировать их шаш попросту не может потому, что в противном случае ему остаётся полагаться лишь на сообщения, исходящие от правителей города смешная для здравомыслящего шаша мысль. К тому же горожанам редко предоставлялась возможность услышать что-либо сверху. Чаще всего оттуда доносится молчание. Как будто ничего не произошло.
В этот раз всем, даже самым большим скептикам, было ясно, что произошло что-то ужасное. Убивали людей, сжигали дома.
Говорят, что сгорело несколько улиц, не щадили никого, даже маленьких детей, насиловали. Это ужасно.
Я тоже слышал, что погибло около двухсот человек. Никто не пытался их остановить в течение двух дней. Говорят, что были огромные толпы. Соседи убивали соседей.
Коренные всегда их не любили. Они живут богаче и немного заносятся.
Одно дело не любить, другое убивать. Ужасно.
Я был в тех местах. Они действительно довольно заносчивый народ, и дома у них намного богаче.
Весь народ не бывает заносчивым, они такие же люди, как все, не удержался заметить Вар, не рассчитывая на всеобщую поддержку.
Шаши притихли за столом, поглощённые невысказанными мыслями, глубоко встревоженные вторжением из, как им хотелось бы думать, чужеродного мира, бесцеремонно напомнившего о том, что они действительно разные. У них кожа разных оттенков, волосы разного цвета, лица разной формы. Они не привыкли смотреть друг на друга такими глазами, но уже хорошо знали, как много вокруг глаз, от которых никогда не ускользают столь важные детали. Рождённые и воспитанные своими разными родителями, впитавшие в раннем детстве опыт и мудрость своих народов, гордость и обиды, древние и ещё свежие, предубеждения и страхи, они молчаливо признавались, что встречают эти глаза повсюду вокруг себя. Даже среди родных и близких. Им была хорошо знакома и вполне понятна их первобытная природа. На том и держится мир, что родители передают детям всё то, что передали им их родители. Да ведь больше и нечего передавать, пожалуй. И чья это вина, что гордость и самоуважение прорастают на той же почве, что нетерпимость и ненависть?
В городе это тоже чувствуется. На базаре невозможно торговаться, коренные, особенно молодые, отвечают очень грубо.
Ерунда, мы были сегодня на базаре и ничего такого не заметили, возразил Вар и повернулся к Длинному за подтверждением. Длинный был уже совсем хороший и улыбался в ответ.
Тебе уже хватит.
Длинный продолжал улыбаться.
Поодиночке они не очень храбрые, но если соберутся вместе, то быстро храбреют, авторитетно сказал, появившийся из другой комнаты потный Рэм. Вит, наверно, оторвал его от своей подружки. Вар пытался угадать, как глубоко он добрался. Не глубоко, если не удалось вытащить её на улицу. А может, и удалось. На лице обычное самодовольное выражение.
В толпе все храбрые, не только коренные.
Они особенно.
Ты-то откуда знаешь? Ты никогда и не видел такой толпы.
Я знаю. Кто разливает?
Длинный немедленно засуетился, опрокидывая стаканы.
А может, хватит, мальчики?
Водка и вино были разлиты и выпиты после короткого тоста. Несколько шуток и разговор вернулся к волновавшей всех теме.
Они считают, что будут жить лучше, если мы все уедем отсюда, произнесла Зара с раздражающей безапелляционностью, замеченной, возможно, лишь одной парой чутко настроенных ушей.
Это неприятное для многих участников разговора утверждение зависло в тишине, неоспоренное. Большинство из друзей были шашами второго поколения, их родители приехали в город из разных мест, по разным обстоятельствам, осели и решили остаться в Шаше навсегда. Дети хорошо понимали родителей. Как можно не любить их прекрасный город? Они привыкли считать родными каждую его улицу, каждое дерево, каждую пыльную дорожку. И полную луну, и прохладу быстрой воды каналов, и неутомимое Солнце. И ласковое прощальное тепло осени, и облагораживающее цветение раннего плодового дерева, и густой аромат колючей розы. В встревоженных сердцах покалывало от несправедливости. Их считают чужаками. Они не имеют такого же права на эту землю, как живущий здесь издавна народ.
Да не считает так большинство. Чтобы разжечь страсти, нужно совсем немного идиотов, а их любой народ производит в достатке, устало и немного раздражённо сказал Вар.
Он не чувствовал силы в своих словах, но предложить другие затруднялся. Справедливо или не справедливо, все знают, что так устроен мир.
Невесёлый разговор прервала популярная в то время в городе мелодия. Загремевшая вдруг в соседней комнате, она заставила всех без исключения подняться с места. Они протиснулись поближе туда, где играла музыка, и через некоторое время испытали вместе редкий момент гармонии душ и тел. Струился обильно пот, раскраснелись лица, тела наслаждались свободой движений и родством тесноты. Едва закончившись, мелодия заиграла снова и затем ещё несколько раз. Пришедшая из-за гор, из мест, где её давно вытеснили новые модные мелодии, она наслаждалась своей властью над молодыми шашами.
Пришёл момент, когда все устали удерживать Длинного от откупоривания ещё одной бутылки водки. Пора было собираться домой. Они вышли толпой на улицу и громко согласились, что вечеринка удалась. Приятная свежесть ночи легла на их прикрытые кофточками и пиджаками плечи. Они шагали по разбитому асфальту их города, возбуждённые и усталые. Ночной Шаш с родительской улыбкой прислушивался к их голосам и вместе с ними вдыхал обещания молодой жизни, как будто скинул с себя несколько тысячелетий. Он любил их всех одинаково.
*
Неужели придётся выпить и эту бутылку? тоскливо размышлял Вар. Размышлял, впрочем, не совсем правильно описывало мучительные процессы, протекавшие в его плохо поддающейся контролю голове. Ситуация усугублялась ещё и тем, что время от времени он переворачивался вверх ногами вместе со скамейкой, на которой сидел, и с трудом возвращался в нормальное положение. Он успешно пока боролся с наваливающейся нагло асфальтной дорожкой парка. Он понимал, что пьян, ругал себя за глупость и надеялся терпеливо переждать, пока всё это закончится. Он понимал, что облегчение придёт.
Слева на скамейке громко спорили Рэм и Ляш. Сущность их спора была понятна Вару как раз настолько, чтобы раздражаться по поводу её неуместности. Он чувствовал себя покинутым. Неоткрытая бутылка стояла на земле, одиноко и угрожающе, почему-то прямо перед ним. Вар боролся с желанием пнуть её ногой. Этого ему бы не простили. Они где-то потеряли Вита.
Вечер начинался хорошо. Дождавшись появившегося на час позже условленного времени Рэма, друзья покинули готовящуюся к закрытию забегаловку и отправились в путешествие по ночному городу, предварительно предоставив опоздавшему возможность догнать остальных. Впрочем, догнать их уже было невозможно, так же как и вступить в одну и ту же реку дважды. Рюмки опрокидывались одновременно, только делалось это быстрее, чтобы помочь товарищу войти в атмосферу без ненужной задержки.