Алексей Гравицкий, Сергей Волков
Чикатило. Зверь в клетке
© А. Гравицкий, С. Волков, текст, 2022
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
* * *
Роман основан на реальных событиях. Из уважения к чувствам живущих и памяти погибших имена действующих лиц изменены.
Пролог
1992 год
Зал суда был полон яблоку негде упасть. Люди сидели, стояли в проходах и возле стен, толпились в коридоре. Судья, немолодой уже мужчина в строгом костюме, сидел на возвышении в кресле с высокой спинкой, листал папку с материалами дела.
Напротив, там, где обычно находилась скамья подсудимых, стояла металлическая клетка, а внутри нее, возле микрофона, сидел осунувшийся бритый наголо мужчина в очках в роговой оправе.
Мужчина не выглядел угрожающе, от такого не ждешь чего-то опасного. Но не было ни в этом зале, ни в этом городе человека страшнее его.
Подсудимый, среди ваших жертв двадцать один мальчик. Голос судьи звучал глухо и неприязненно, несмотря на то, что суду полагается быть беспристрастным. Почему вы так часто выбирали мальчиков?
Все равно, лениво отозвался подсудимый. Я и женщинам предложения делал.
В материалах дела сказано, что вы вырезали у своих жертв органы. Как поступали с вырезанными органами после?
Разбрасывал по дороге, затаптывал, смешивал с грязью ничего не соображал, человек в клетке сказал это обыденным тоном.
В зале стояла гнетущая атмосфера. Люди в большинстве своем родственники жертв были подавлены и обозлены, и ответы подсудимого еще сильнее будоражили их.
А вещи жертв? Деньги, часы, украшения?
Человек в клетке в одно мгновение оживился и вскочил в праведном гневе.
Конечно, выбрасывал, втаптывал в землю! затараторил он возмущенно. Я вам не жулик какой.
Вы никогда не задумывались, что жертвам больно? Неужели, убивая мальчиков, ни разу не подумали о своем сыне?
Но подсудимый уже не слушал, его оскорбило предположение, что он мог позариться на чужие вещи.
Я не вор какой-нибудь! негодовал он, игнорируя новые вопросы судьи. Я честный человек!
Повторяю вопрос
Я пришел сюда на свои похороны! не унимался человек в клетке, перебив судью. Все меня ненавидят! А вы успешно сами себе вопросы задаете и сами на них отвечаете. Оставьте меня в покое
По залу прошел ропот, но подсудимого это, кажется, нисколько не взволновало. Он бормотал теперь что-то малоразборчивое под нос и суетливыми движениями расстегивал рубаху на груди.
Ропот усилился. Судья похлопал ладонью по столу, призывая всех к порядку. Но остановить недовольство в зале было уже не так просто. Да и человек в клетке повысил голос настолько, что теперь значение его невнятного бормотания прояснилось это были слова «Интернационала»:
Подсудимый кричал уже в полный голос, распахивая рубаху на груди:
Закройте рот, подсудимый! повысил голос судья. В газетах пишут, что вы ненормальный! А вы нормальный!
Словно пытаясь оспорить это утверждение, подсудимый спустил штаны, раскинул в стороны руки и застыл перед судом со спущенными штанами и обнаженным членом.
Напрасно судья стучал по столу, призывая к порядку. Люди в зале возмущались, а тот, кто вызвал это возмущение, продолжал кричать:
Выведите подсудимого из зала суда, рявкнул судья, отчаявшись добиться порядка.
Конвоиры бросились открывать замок. Мешая друг другу, попытались одновременно натянуть на подсудимого штаны и вытащить его из клетки. Но тот лишь извивался, продолжая фальшиво выкрикивать слова «Интернационала»:
Под негодующие крики конвоиры выволокли наконец подсудимого из клетки, завернули ему руки за спину и потащили к расположенной рядом лестнице, которая уходила во тьму, словно в преисподнюю.
Человека из клетки увели, затих где-то далеко внизу «Интернационал», но в зале спокойнее не стало. Люди негодовали. Процесс шел уже несколько недель, но до финала было еще далеко.
На дворе стоял тысяча девятьсот девяносто второй год. Человека в клетке звали Андрей Романович Чикатило.
Часть I
1992 год
Несколькими месяцами ранее народу в зале заседания суда было столько же, но настроение царило другое: было меньше усталости, а вот ненависти и слез, пожалуй, побольше. Судья тогда выглядел спокойнее. Только сам Чикатило не изменился: он сидел в клетке с тем же скучающим видом.
Подсудимый Чикатило, вернемся к восемьдесят шестому году, сказал судья. В том году вы не совершили ни одного убийства. С чем это связано?
Незачем было, Чикатило лениво зевнул, неприятно раззявив рот и не пытаясь прикрыть его.
Говорите в микрофон.
У меня был подъем в работе, подсудимый нехотя придвинулся к микрофону. В честь пятидесятилетия приветственный адрес[1] мне вручили. Дома все хорошо было. Нормальная психика была.
Значит, вы могли сдерживать свои порывы?
Чикатило не ответил, лишь криво растянул губы в ухмылке.
* * *
Чикатило соврал. Далеко не все хорошо складывалось у него в восемьдесят шестом году. Нет, на работе и в самом деле был подъем, и юбилей прошел чудесно. Вот только дома наметился разлад.
А началось с того, что из Ростова-на-Дону после сдачи экзаменов приехала дочь Людмила. Родители встретили ее с радостью, Фаина тут же принялась за готовку, а Чикатило прохаживался рядом, поторапливая жену народной мудростью: «Все, что есть в печи, на стол мечи». Вот только сама Люда все больше хмурилась и была чем-то глубоко озабочена. Матери она отвечала все больше невпопад, отцу не отвечала вовсе.
Ближе к обеду выяснилось, что в доме нет хлеба, и Чикатило отправился в булочную на углу, где, по его словам, «нарезной» всегда свежий. Фаина не стала дожидаться возвращения мужа, усадила детей обедать. Юрка уминал котлеты за обе щеки, Люда же, напротив, была притихшая и вяло ковыряла вилкой в тарелке.
Людочка, а ты почему ничего не ешь? забеспокоилась Фаина. Я вот синенькие сделала, как ты любишь Или экзамены плохо сдала?..
Мама! Экзамены я нормально сдала Тут другое
Что?
Потом скажу, Людмила зыркнула на брата и потупилась.
Юрка ничего не заметил. Он первым доел, шумно поднялся из-за стола и, положив тарелку в раковину, бросил на ходу:
Мам, спасибо. Я пошел! Отцу привет, когда придет!
Он вышел из кухни, повозился в прихожей, было слышно, как он одевается. Хлопнула входная дверь, и все стихло.
Дождавшись, когда они останутся наедине, Фаина вопросительно посмотрела на дочь.
Мне такое рассказали Людмила смотрела в тарелку, боялась поднять глаза. У нас в абитуре девочка была Она у отца училась, когда он в школе работал. Как фамилию мою узнала
Людмила замолкла, а потом решительно подняла взгляд и пристально посмотрела на мать.
Мам, а папа он извращенец, да? Его за это из школы выгнали?
Вопрос полоснул, словно плетью, повис в воздухе. Фаина поджала губы. Не думала она, что когда-нибудь еще заговорит с кем-то на эту тему. Тем более с дочерью.
Господи, опять это вранье процедила Фаина сквозь зубы. Не выгнали его. Он сам заявление написал!
Какая разница! взъелась Людмила.
Большая! Его заставили, поняла? Там дрянь какая-то, сикилявка, училась плохо, а отец ей хорошие оценки за красивые глаза ставить не хотел. Вот она и отомстила наплела с три короба, что он что-то там от нее требовал в классе
Люда недоверчиво посмотрела на мать.
Эта девочка Она сказала, что отец Он в трусы ей залезал! И хватал. Он хотел ее
Вранье! Фаина попыталась сдержаться, но сорвалась на сдавленный крик.
Но во взгляде дочери не было веры.
У нее нервный срыв был Она в больнице лежала
В коридоре щелкнул отпираемый замок, тихонько хлопнула входная дверь, послышались шаркающие шаги. Люда замолчала, плотно сжала губы. На пороге появился Чикатило с авоськой.
«Нарезного» не было. «Московский» взял. И еще, Людочка, булочек сдобных с изюмом, твоих любимых.
Люда резко посмотрела на улыбающегося отца.
Отец, за что тебя уволили из школы тогда? Только честно!
Да я сам ушел. Внезапный вопрос застал Чикатило врасплох. Там была одна Она на меня заявление написала Учиться не хотела, хвостом перед мальчиками вертеть любила. В общем, отомстила мне. Дети хитры и коварны
Чикатило снова улыбнулся.
И за это ты с ней в классе заперся?!
Чикатило вздрогнул, как от пощечины, и взглянул на дочь растерянно и зло.
Откуда ты знаешь?
То есть это правда?! Ты трогал маленькую девочку На глазах Людмилы навернулись слезы.
Нет, это ложь, Чикатило уже взял себя в руки и говорил спокойно.
Люда, ты как с отцом разговариваешь?! вклинилась Фаина.
Он мне не отец! Люда выскочила из-за стола и выбежала из кухни.
* * *
Неважно шли дела и у следственной группы. Радость от поимки преступника сменилась разочарованием и усталостью, когда стало ясно, что задержанный Калинин если и преступил закон, то совершенно точно никого не убивал.
Совещание давно закончилось. Кесаев вышел после него сердитый и озадаченный, а через полчаса в кабинете полковника затрещал телефон. Звонили из Москвы. Коротко поздоровались, сухо пригласили в столицу и холодно попрощались. Звонок этот не предвещал ничего хорошего.
О своем отъезде Кесаев сообщил только Ковалеву как главе уголовного розыска Ростовского УВД. Но что знают двое, знает и свинья.
А где Кесаев? поинтересовался заглянувший в кабинет к Ковалеву Липягин.
Зачем он тебе?
Документы передать.
Оставь свои документы, отмахнулся Ковалев, полковник в Москву умотал.
Опять жаловаться? усмехнулся Липягин.
Знаешь, Эдик, он мне не докладывает, разозлился Ковалев, который, как и московский коллега, от срочных вызовов наверх ничего хорошего не ждал. А ты зря смеешься. Он персонально под тебя копает, как бригада экскаваторщиков. И если б ты знал, с чем он ко мне приходит, ты бы тут не ухмылялся, блядь.
Ты чего, Семеныч? озадаченно спросил майор, растеряв всю веселость.
Ничего, зло пробурчал Ковалев. Ничем хорошим эти его поездки еще не заканчивались. И хрен его знает, какую хуйню он из столицы на этот раз привезет.
* * *
Ничего плохого в этот вечер не ждала от жизни только старший лейтенант Ирина Овсянникова. Рабочий день закончился, она шла по улице под руку с любимым человеком и была вполне счастлива. Вот только любимый человек, капитан Витвицкий, пребывал в задумчивости. Ирина попыталась понять его настроение, с сочувствием заглянула капитану в глаза.
Что с тобой?
Устал, пожал плечами Витвицкий. Я очень за тебя волновался, когда ты пошла на задержание.
Овсянникова улыбнулась. Волнения капитана казались ей безосновательными, а оттого особенно трогательными. Ирина не раз участвовала в оперативных мероприятиях. Иногда это было на самом деле небезопасно, но точно не в этот раз.
Зря волновался. Ничего бы он мне не сделал.
Был бы убийцей, мог бы и сделать, не согласился Витвицкий.
Овсянникова снова улыбнулась.
Они остановились у входа в гостиницу. Овсянникова взяла Витвицкого за руку.
Ну что, товарищ капитан, до завтра?
Витвицкий на секунду замялся, обдумывая что-то.
А пойдем ко мне? выпалил вдруг, словно кидаясь с головой в омут. Поужинаем в ресторане. Там сносно кормят. А потом
Он вдруг осекся, поразившись смелости собственных мыслей, чем еще больше развеселил Ирину.
Предлагаешь мне в гостинице заночевать? озорно спросила она.
Витвицкий окончательно стушевался.
Знаешь, а поехали лучше ко мне, предложила она. Поужинаем дома. Я сносно готовлю.
Ты уверена? растерялся Витвицкий, совершенно не ожидавший такого поворота.
Что я сносно готовлю? рассмеялась Ирина. Это крайне неприлично, товарищ капитан, сомневаться в моих кулинарных способностях. Я не давала вам повода для этого.
Да нет, Ирина забормотал капитан под нос. Я не об этом Я
Так что? Идем? Овсянникова взяла быка за рога.
Она смотрела на него, и он тонул в ее глазах.
Идем, кивнул Виталий, и они направились к автобусной остановке.
* * *
Ирина, как оказалось, жила в коммуналке. Они пришли сюда уже затемно. Овсянникова распахнула дверь, и темноту в крохотной прихожей разрезала полоска света. Витвицкий успел разглядеть старую обшарпанную рогатую вешалку, закрытые двери в несколько комнат и одну распахнутую на общую кухню.
Тихо, прошептала Ирина. Проходи, только вешалку не урони.
Следом за этим предупреждением закрылась входная дверь, и прихожая снова потонула во мраке. Прошуршали шаги, и заскрежетал ключ в замке.
Не волнуйся, я аккуратно, отозвался Витвицкий, обращаясь к мягкой темноте, в которой Ирина возилась с замком своей комнаты.
Витвицкий двинулся на этот звук, старательно огибая вешалку по широкой дуге, чтобы уж точно ее не опрокинуть, но неожиданно споткнулся, наступив на что-то. Раздался обиженный кошачий мяв.
Вот ведь Кошка! с досадой прошептал капитан.
Ирина тихонько хихикнула в темноте и отперла наконец дверь комнаты.
Это соседская кошка, пояснила она шепотом. Заходи.
Витвицкий шагнул через порог, Ирина закрыла дверь и щелкнула выключателем. Свет ударил в глаза, заставляя Виталия сощуриться. Он аккуратно разулся и огляделся.
Комната оказалась довольно просторной. В углу возвышался большой шкаф, чуть в стороне от него стояла разложенная, но аккуратно укрытая покрывалом софа, рядом высился торшер. По другую сторону стол, кресло, пара стульев. Над столом висели несколько книжных полок.
Витвицкий неспешно прошел к полкам, принялся изучать тисненые корешки. Овсянникова на это улыбнулась.
А ты все-таки, смотрю, настоящий интеллигент.
Витвицкий обернулся, вопросительно поглядел на девушку.
Разулся и первым делом к книжным полкам пошел, пояснила Ирина все с той же теплой улыбкой. И, наступив в темноте на кошку, назвал ее кошкой.
Она подошла к шкафу, открыла его, отгораживаясь дверцей, словно ширмой, от остальной комнаты, быстро сняла китель. Витвицкий деликатно отвернулся и снова принялся рассматривать полки.
Библиотека у Ирины была небольшая, основу ее составляли новые книги модных современных авторов. Только на одной полке стояло несколько старых, пропыленных томиков классики. Так бывает, когда переехавший в новый дом человек забирает из старого несколько особенно любимых книг.
А я не знал, что ты в коммуналке живешь, заметил Витвицкий, не оборачиваясь, чтобы не смущать переодевающуюся девушку.
Думал, с родителями? поинтересовалась Ирина.
Почему обязательно Виталий чуть смешался. Может, с бабушкой.
Нет. Они сами в центре. И расселение у нас в ближайшее время не планировалось. Так что когда от работы предложили комнату, я согласилась. Отсюда до Управления далековато, но зато я сама по себе.
Закончив с переодеванием, Овсянникова закрыла шкаф и подошла к Витвицкому.
А ты?
Я с мамой, Виталий потупился, хотя никогда раньше не стеснялся того, что живет с матерью.
Злясь на себя за невесть откуда взявшееся смущение, капитан обернулся, посмотрел на Ирину и окончательно оробел. Такой он ее прежде не видел. Овсянникова стояла перед ним не в форме, не в каком-то выходном наряде, призванном произвести впечатление, а в домашнем халатике. В ее теперешнем виде было что-то уютное и бесконечно милое.
Ирина
Что? Снова улыбнулась она.
Витвицкий в ответ только покачал головой.
Располагайся, пригласила Ирина, а я пойду на кухню, займусь ужином.
Она коротко поцеловала его в губы, собираясь выйти, но он не дал ей такой возможности, притянул к себе и поцеловал в ответ долго и нежно.
* * *
На дежурство Чикатило всегда приходил немного заранее. Он вообще старался произвести в народной дружине хорошее впечатление. Терять здесь место не хотелось, это было бы недальновидно, ведь пока он работал в тесном сотрудничестве с органами правопорядка, мог не беспокоиться о том, что мимо него пройдут какие-либо новости об охоте на Ростовского потрошителя.