Прошу прощения, мне надо дров наколоть, с этими словами фермер повернулся и стал загонять детишек в дом.
Вернувшись в фургон, Несса спросила:
А что такое синий дьявол?
Ганнибал заговорил, когда ранчо осталось далеко позади.
Это то, что наши ребята называли погибелью, бесчисленная армия Бонапарта. Нам до сих пор не удалось выяснить, какая диковина их породила.
Клевер вспомнила рассказ отца о раненых на войне. Константин отказался воевать, но его призвали как полевого хирурга, и он вместе с двумя другими врачами в санитарной палатке боролся за жизнь солдат. Он лишь однажды рассказал об этом, когда Клевер уж очень пристала с расспросами, и, вспоминая его слова, она до сих пор поеживалась: почерневшая костная пила, которую стерилизовали, прокаливая в пламени свечи; вощеная вата, которой он затыкал уши, чтобы не слышать криков.
Однажды, когда вооруженные силы ОША отвоевали долину Грендель, на операционном столе Константина оказались и французские солдаты.
Мы обработали раны двадцати, а может, тридцати пехотинцев из числа погибели. Военнопленных, рассказывал Константин. И я убедился, что о них говорили правду: все они были одним и тем же человеком.
Как близнецы? спросила Клевер.
Не бывает таких похожих близнецов, ответил Константин. У каждого из accablant родинки, шрамы, линии на ладонях были одинаковыми. Это был один и тот же человек воспроизведенный многократно. Но все они чувствовали и страдали. Каждый из них.
Как же вы победили бесчисленную армию? спросила Несса.
А правда, как? переспросил Ганнибал. У тебя все лицо в пироге, деточка.
* * *
Подъезжая к лесу близ Пастушьего ручья, путешественники встретили лесоруба на расшатанной телеге, нагруженной поленьями.
Вам лучше объехать этот лес, девочки! крикнул он издали. Там прячется гнус!
Что за гнус? уточнила Несса.
Окаянное племя! дровосек подгонял своего мула, и тот изо всех сил тянул телегу в сторону Роуз Рока. Кто же еще?
Но который из них? крикнула Несса ему в спину. Стервятник? Барсук?
Дровосек не ответил, спеша поскорее добраться до города.
С каждым годом их все больше становится Несса принялась рыться в ящике под сиденьем, где хранились ее вещи. Адские твари, сварганенные из каких-то обрывков. Они шпионят за живыми и обо всем, что узнают, доносят старой ведьме в горах.
Истинное бедствие, согласился Ганнибал. Убивают скот, воруют диковины.
Несса достала из-под сиденья длинный охотничий нож. Храбрясь, она указала подбородком в сторону подлеска.
Дядя говорил, что это на самый крайний случай Она помолчала. Но сегодня, кажется, можно покромсать гнусов?
А не лучше ли нам, правда, объехать этот лес? спросила Клевер.
Хочешь растянуть поездку еще на неделю?
Клевер не хотела.
Тогда нам по этой дороге, сказала Несса сквозь зубы. Да не трясись ты, людей они обычно не трогают.
Фургон поравнялся с высокой ольхой, и сердце Клевер забилось чаще. На озере Саламандра никто никогда не видел гнусов. Их деревня пряталась в долине, как желудь под осенними листьями. До них даже сборщики налогов никогда не добирались, не появлялись там и гнусы должно быть, не находили. Но ведь те бандиты их разыскали. Уж не приведут ли негодяи за собой и гнусов? Клевер подумала с горечью, что всю жизнь жила беспечно, под надежным и безопасным покровом отцовского молчания. Теперь все изменилось.
Деревья росли так плотно друг к другу, что девочке на мгновение показалось, что дорога привела их в подземный туннель. Их окутал полумрак, и Несса беспокойно забормотала:
Мой дядя и волосы стричь умел, и зубы рвал отлично. Но на самом-то деле люди к нему тянулись ради его песен. Иной готов был расстаться со здоровым зубом, лишь бы его голос послушать.
По стволам вились и спиралями тянулись вверх бледные лианы. Тут и там среди папоротников светились крохотные цветочки серебристо-лунного цвета таких Клевер никогда прежде не видела. Они мерцали в темноте, напоминая еле заметные блики, которые возникают перед глазами, когда долго смотришь на свечу. Где-то поблизости пронзительно крикнула сова, нарушив ровное, баюкающее пение лягушек и сверчков.
Когда мне исполнилось девять, продолжала Несса, дядя продал много эликсира и купил мне билет на балкон. Это было последнее представление «Орфея» в Лакер-холле, и я сидела там с полным пакетом жареного арахиса на коленях. Но я не съела ни орешка шевельнуться боялась, чтобы не нарушить того, что творилось на сцене. Я даже почти не моргала, так и замерла, а щеки были все мокрые от слез. Кто не плачет на «Орфее», у того нет сердца. Это факт. Такая трагедия, такая красота! Пели по-итальянски, но все было и так понятно, история-то простая: любовь сильнее смерти. А арии! О! и Несса запела. Она выводила такие рулады, что даже лягушки смолкли, а по шее Клевер побежали мурашки.
Тихо! скомандовал Ганнибал. Здесь может оказаться засада. Он расхаживал по крыше фургона, по-военному четко цокая когтями. Возможно, все-таки стоит поискать другой маршрут. Это место пахнет старой кровью.
Теперь уж поздно искать, возразила Несса. Дорога слишком узкая, лошадей не развернешь
Ее прервал на полуслове странный звук будто что-то пошевелилось в ветвях наверху. Путешественники замерли, вытянув шеи и прислушиваясь, в надежде, что это лесная птица пробирается через чащу.
Дорога становилась все у´же, и дважды поводья брала Клевер, а Несса спрыгивала вниз, помогая фургону преодолеть поворот. Наконец, впереди забрезжил долгожданный дневной свет, и лошади прибавили шагу, словно почуяли близость дома.
Они уже почти выбрались из леса, когда заметили гнуса тот устроился на залитой солнцем ветке на манер горгульи.
Застыв от ужаса, Клевер зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть.
Существо двигалось, как белка, и некоторые его части действительно были беличьими. Но даже издали было ясно, что существо это неестественное. Кто-то смастерил его своими руками, сшив части заскорузлой тушки с кусками старой конской сбруи. Это чучело (так назвала его Несса) было собрано из чего попало и как попало: сквозь дыры в шкурке торчали ребра, брюхо было набито веревочными узлами и щепками. Перескочив с ветки на ветку, оно повернуло безглазый череп в их сторону.
От омерзения у Клевер стало покалывать кожу под волосами.
Вдруг гнус прыгнул и приземлился на ветку прямо над фургоном.
Чтоб тебя! выругалась Несса.
Не останавливайся, гони! крикнула ей Клевер. Сердце у нее выскакивало из груди, но она по-прежнему была полна решимости добраться до Нью-Манчестера.
Несса щелкнула поводьями, перепуганные лошади жалобно заржали и затрясли головами. Проезжая под гнусом, Клевер рассмотрела его во всех подробностях. Шея существа была грубо зашита через край ярко-голубой ниткой.
Белка повернула голову на звук и вперилась в Клевер своими пугающими глазницами. Лапами из ржавой проволоки она ловко цеплялась за ветку.
Спокойно, нараспев произнес Ганнибал. Спокойно!
И тут, когда они почти уже проехали и были почти вне опасности, существо соскочило вниз и приземлилось на край фургона.
Здесь его немедленно оседлал Ганнибал и вонзил шпоры с криком:
Прочь, дьявол!
Но сломанное крыло подвело, и, не удержав равновесия, Петух, закудахтав, слетел вниз. Оказавшись на земле, он вскочил и бросился вперед. Гнус не обратил на него внимания, полностью сосредоточившись на Клевер. Проволочные лапки царапали крышу фургона, а части составного тельца терлись друг о друга, громко и неприятно шурша. Звук был похож на хриплый шепот. Существо задвигалось быстрее, и шепот стал громче, уже можно было различить слова.
Сперва жуем Потом глотаем
Кыш, это мой фургон! крикнула Несса.
Она замахнулась и ударила существо ножом, пригвоздив шкурку к доскам. Крови не было. Существо яростно извивалось и, наконец, вырвалось. Нож, звякнув, выпал, а белка зубами и когтями вцепилась Нессе в предплечье. От боли девушка взревела, как бык. Фургон вильнул, едва не врезавшись в дерево. Нессе, пытавшейся стряхнуть с себя белку, чудом удалось удержать поводья.
Подавив ужас, Клевер схватила существо обеими руками и оторвала его от руки Нессы. Сжимая тушку, она слышала скрежет это зловеще скрипели под спутанным мехом жуткие неживые органы. С силой ударив гнуса об облучок, Клевер швырнула его подальше в чащу. Ужасное создание исчезло во тьме.
Несса бросила вдогонку свой нож и крикнула:
Прочь с моей повозки!
Пошарив рукой в поисках боеприпасов, она швырнула туда же сначала один сапог, потом второй.
Вот тебе!
Но гнус давно исчез в зарослях. Тогда Несса, едва не оборвав поводья, пустила лошадей в галоп. Фургон вылетел из леса так стремительно, что путешественники сами чуть не свалились в канаву. Колеса ходили ходуном.
Ганнибал вприпрыжку догонял их. Поравнявшись с фургоном, он подпрыгнул, и Клевер поймала птицу.
Ярость Нессы перешла в безумное ликование.
А здорово мы ей показали, а? просипела она.
Ты превзошла саму себя, кивнул Ганнибал, сражалась, не щадя сапог. Это была славная битва. Хотел бы я сказать, что мы вышли победителями, но, судя по ране на твоей руке, это была скорее ничья.
Клевер присмотрелась к ране. Она была грязной, явно инфицированной, воспаление казалось неизбежным. Открыв отцовский саквояж, она поискала баночку с очищающим порошком, но пробка утонула в озере. Лекарство превратилось в бесполезную скользкую кашицу.
Она оглянулась на темный лес.
Останови фургон
Зачем?
Останови, я сказала!
Спрыгнув, Клевер побежала назад, к растущим там дубам. Было страшно от мысли, что в тени может поджидать гнус, но девочка заставила себя подойти к деревьям. До нее донесся шепот, такой тихий, что Клевер решила, что ей послышалось.
Сперва жуем
Но тут она заметила то, что было ей нужно: свисающую с сухой ветки серую волокнистую бородку. Оторвав побольше лишайника, она бросилась назад к повозке.
Они тронулись, и Клевер давила и измельчала хрупкий лишайник в кулаке.
Это луизианский мох, объяснила она, добавив к порошку пару капель воды из фляжки Нессы. Получившейся массой девочка смазала рану Нессы и забинтовала остатками марли из саквояжа. Чтобы не загноилось.
Все так плохо? Несса вздрогнула, когда Клевер туго затянула повязку.
Заживет так быстро, что ты и оглянуться не успеешь, сказала Клевер, вспомнив, как уверенно отец успокаивал своих пациентов. Да, так ты начала рассказывать нам про ту пьесу. «Орфей».
Не пьесу. Оперу! Несса рада была отвлечься. Орфей потерял свою любимую, потому что дьявол послал змею укусить ее. Она умерла по-настоящему! и оказалась в аду. Но Орфей так ее любил, что пошел за ней в ад и пел там такие прекрасные песни, что даже у чертей дрогнуло сердце.
Судя по всему это чудесная история, заметила Клевер.
Несса невесело улыбнулась.
Лучший подарок на день рождения, который я получила в жизни.
Ганнибал наблюдал за перевязкой.
Ничего не бойся, юная шарлатанка. Медсестра Элкин свое дело знает.
После пережитого ужаса приятно было заняться чем-то полезным. Уверенно завязывая узлы, помогающие надежно удерживать компресс на месте, Клевер чувствовала глубокую благодарность отцу и восхищение его преданностью делу. Сейчас, когда рядом в чаще прятались неведомые твари, простая повязка на руку казалась бесценным умением. Но ни лубок на крыле, ни перевязанная рука не могли вернуть отца. Не все можно было исправить, что-то разбивалось навсегда.
Как Штопальщица делает этих тварей? спросила Клевер.
Она же ведьма, фыркнула Несса. Творит все, что ей в голову взбредет.
Глава 6. Жребий, который выпал
Под тяжело, как спелая груша, клонящимся к западу солнцем путешественники с грохотом подъехали к придорожному колодцу у заброшенной фермы. Несса поила лошадей, а Клевер бродила по лугу в поисках уединенного места, чтобы сходить в туалет. Ей никак не удавалось выбросить из головы жуткую картину: гнус, терзающий руку Нессы. Но до того, как вмешалась Несса, тварь определенно направлялась к ней, Клевер. Почему?
Она дрожала от пережитого страха, а живот громко урчал от голода. Пирог был восхитительно вкусным, но маленьким, а кроме него после размокших булочек с изюмом во рту у Клевер не было ни крошки. Организм требовал чего-то более существенного. На обратном пути к повозке она сорвала несколько съедобных грибов. Клевер пыталась счистить налипшую траву и грязь с крапчатых шляпок, когда окрик Нессы заставил ее вздрогнуть.
Надеюсь, ты не собираешься их есть?
Сама Несса была занята тем, что расставляла в траве силки.
Это же солевик, съедобный гриб, неуверенно возразила Клевер. На вкус, может, и не очень, но какая-никакая, а еда.
А это синяя ольха, Несса указала на дерево за спиной Клевер. Там, откуда ты родом, разве нет таких?
Клевер отметила нежные листочки, шелестящие на легком ветерке. Вокруг ствола вилось с полдюжины краснохохлых мухоловок птички искали пауков. На фоне пепельно-серой коры их яркие головки сверкали, как драгоценные камни. И правда, Клевер никогда не видела такого дерева в окрестностях озера Саламандра.
Если съесть солевик, который вырос под синей ольхой, будет так выворачивать наизнанку, что судороги начнутся, сообщила Несса.
Ой. Клевер выбросила грибы и вытерла руки о рубашку.
Но с другой стороны, тут может расти медвежий лук. И Несса, глядя себе под ноги, отправилась его искать.
Клевер приходилось видеть людей, поевших не тех грибов. Даже ее отец почти никогда не мог им помочь. Мир был полон скрытых ядов и тайных угроз.
Вытащив отцовский саквояж из фургона, Клевер снова заглянула внутрь.
Она приступила к обследованию с новой надеждой. На солнце блеснул флакон гвоздичного масла. Самая дорогая вещь в отцовской сумке. Клевер капнула одну драгоценную капельку себе на язык, и он мгновенно онемел, а запах стал почти невыносимым. Именно так и должно было действовать гвоздичное масло.
Внезапно подумав, что саквояж и сам по себе может оказаться диковиной, Клевер вытряхнула инструменты на траву.
Она сунула внутрь голову, ожидая увидеть фосфоресцирующий свет, или призрак отца, или
Ничего, кроме затхлой тьмы. Рывком сбросив с головы кожаный саквояж, она с досадой крикнула ему:
Покажешь ты, наконец, или нет!
Когда она подняла голову, оказалось, что за ней настороженно наблюдает Ганнибал он клевал личинок, сидя на гнилом пне.
Клевер так сжала кулаки, словно хотела разорвать саквояж или ударить им о землю. Но внутри, под мягкой кожей она нащупала что-то твердое. Оно сопротивлялось ее пальцам, выпирало, как коленный сустав. Пробежав пальцами по внутреннему шву, Клевер обнаружила потайной карман. И тут что-то упало прямо ей в открытую ладонь, как будто давно этого хотело.
Клевер поднесла к глазам карманные часы. Раньше она никогда их не видела. Серебряные, с открытым циферблатом и цепочкой. Чем дольше Клевер смотрела на них, тем больше росла ее уверенность. Вот она, необходимая диковина, надежда, которую доверил ей отец!
На обратной стороне была надпись, почти стертая временем, она гласила: Celeritate functa. Познания Клевер в медицинской латыни подсказали ей, что это могло означать «Действуй быстро» или, может быть, «Не опаздывай».
За треснувшим хрустальным стеклом были видны красивые римские цифры. Название производителя выцвело, а серебро потускнело и потемнело, как иссиня-черная грозовая туча. Но даже несмотря на это при взгляде на часы дух захватывало.