А вот и не понятно. Я только с поезда. Вернулась после распределения
И больше тебе некуда было пойти? Почему не домой, к маме? Зачем к чужим людям припёрлась?
Они мои друзья.
Какие, к чёртовой матери, друзья? Да кто ты такая? Ты что им ровня? У тебя навоз под ногтями, а ты в друзья им набиваешься.
Зачем вы так, обиженно произнесла Алина, подняла с пола свою одежду и заперлась в ванной.
Поплачь мне ещё там, крикнула ей вдогонку Галина Степановна. Шалава!
А слёз не было, только злость и обида. Что же не так с ней, почему постоянно попадает в дурацкие ситуации, чем провинилась пред богом, за что он так наказывает её. Стук в дверь прервал размышления.
Алина, выходи, донёсся снаружи голос Жорика, мама извиняется.
Ничего я не извиняюсь, огрызнулась Галина Степановна.
Алина встала с ванной, отшвырнула в сторону халат и быстро начала одеваться в своё; руки тряслись не попадали в рукава, а ноги в джинсы, пуговицы застёгивались наперекосяк. Ещё несколько минут назад она видела в зеркале симпатичную мордашку, с каким-то шальным огоньком в глазах, а теперь оттуда смотрела потухшая взъерошенная баба, готовая снова сбежать. Она решительно вышла из ванной, и опустив голову, чтобы не видеть никого, протиснулась между матерью и сыном, заполнившими собою узкое пространство коридора.
Ты никуда не пойдёшь, скомандовал Жора, и опередив Алину, захлопнул чемодан.
Отойди, пожалуйста, спокойно произнесла Алина, я не могу находиться в одной комнате с этой женщиной.
Эта женщина его мать! жёстко отреагировала Галина Степановна. И эта квартира куплена на мои деньги. И я вправе устанавливать здесь свои правила. Поняла, тварь!
Прекрати! крикнул Жора. Не смей оскорблять её.
Ты на мать голос повышаешь?! Из-за этой шалавы? Ноги моей больше здесь не будет! Траву будешь жрать, сынок!
Галина Степановна швырнула ключи на пол, и выбежала из квартиры, громко хлопнув дверью.
Зря ты вступился, угрюмо произнесла Алина, продолжая упаковывать чемодан.
Ты знаешь сколько я терпел нападки. Мы с Томкой чуть не развелись из-за наездов матери. Ей всё было не так: плохо убирает, невкусно готовит, за квартирой плохо следит, мало зарабатывает, меня не любит. Я пытался с ней говорить. Бесполезно.
Ладно, Жорик, спасибо тебе. Пойду я. День рождения получился то что надо. Проводишь до вокзала?
Никуда ты не пойдёшь. Я тебя не отпускаю.
Ой, да ладно тебе. Всё равно уйду.
А вот и нет, он выхватил у неё из рук чемодан, затолкал его в шкаф и запер дверцы на ключ.
Легче будет, спокойно отреагировала на это Алина, он и так достал меня. Все колготки о него порвала. А тортик мой съешьте. Томка любит такие. Привет ей передавай.
Она набросила на плечо сумку и решительно направилась к выходу. Жора обогнал её, и расставив в стороны руки, упёрся спиной в мягкую дермантиновую обивку двери.
Попробуй меня сдвинуть с места, уверенно сказал он, глядя Алине в глаза. Я сказал, ты никуда не пойдёшь.
Она подошла вплотную, так близко, что Жора почувствовал её прерывистое дыхание и восхитительный запах, который источали её волосы, он даже слышал, как неистово колотится её сердце. Алина лёгким движением плеча сбросила сумку, постояла немного, не отводя взгляд, и вдруг, обхватив его голову руками, впилась губами в его губы. Этот поцелуй длился так долго, что у обоих чуть не случился обморок. Жора первым пришёл в себя, и сжав своими ручищами хрупкое девичье тельце, подхватил Алину и понёс в спальню.
Не надо сюда, чуть слышно произнесла она.
Измождённые, они уснули на растерзанном любовью диване только под утро. Как приятно было ощущать себя в объятиях сильного мужчины, который не испугался и не отступил. Алина уже проснулась, но глаза не открывала, её голова лежала на плече Жорика, который тихонечко похрапывал, и это было похоже на счастье. Она перебирала пальцами волосинки на его груди и пыталась сложить в голове пазл своей дальнейшей жизни. В этот момент, какая-то потусторонняя сила заставило её открыть глаза и повернуться В дверном проёме стояла Тома, и не моргая смотрела на Алину. И вдруг из-за её спины показалась искажённая гримасой злорадства физиономия Галины Степановны, её ярко накрашенные губы приблизились к уху невестки и зашептали, видимо боясь разбудить сына.
Я же тебе говорила, что эта блядина не просто так приехала. А ты мне не верила. Убедилась теперь?
3
В маленькой квартирке на окраине города было так мало места, что разложенный диван занимал всё пространство комнаты, и чтобы включить телевизор, открыть окно или выйти на кухню, не нужно было с него вставать. Поначалу это даже нравилось Алине, она могла неделями не собирать его, и разувшись в коридорчике, сразу прыгала на него. Такими же микроскопическими были кухня и ванная. Окажись хозяйка чуть крупнее, у неё возникли бы проблемы с отправлением естественных нужд. Какой гений спроектировал этот урбанистический шедевр осталось загадкой, но то количество проклятий, которые ежеминутно обрушивались на него, должно было давно превратиться в сгусток отрицательной энергии, и размозжить его «светлую» голову. Как бы то ни было, но эта квартирка стала для Алины не только убежищем, где она скрывалась от самой себя и где ей, наконец то, было хорошо, но и местом познания новых форм чужой любви.
Эти девять квадратных метров, которые Жорик уже второй год, в тайне от Томы, снимал для того, чтобы иметь возможность изредка уединяться, стали не единственным подарком, которым он попытался откупиться от Алины за кошмар, который в то, казалось бы, счастливое утро учинили его мама и жена. Они таскали её за волосы, пинали ногами и обзывали самыми грязными словами, которые только можно было придумать. А он молча сидел в углу на диване, укутавшись в одеяло и сочувственно наблюдал за всей этой вакханалией, так и не помешав своим женщинам приводить приговор в исполнение. Второй индульгенцией стало приглашение Алины на работу. В городе открылся новый телеканал, и их общий институтский друг Юра, работавший там, пообещал помочь ей попасть на собеседование.
Найти Алину не составило труда. Жора прекрасно знал о её приятельских отношениях с комендантшей институтского общежития, которая, как только увидела свою любимую бывшую студентку, без лишних расспросов пустила её в подсобку, выдала раскладушку и комплект постельного белья. Там и нашёл её Юра, получивший от Жорика все инструкции.
Привет, Алька. Не буду тянуть кота за яйца, начал он прямо с порога, у меня есть для тебя две новости. Хорошая и очень хорошая. С какой начать?
Начинай с очень хорошей.
Он достал из сумки связку ключей и листочек.
Здесь адрес, думаю, что сама найдёшь. Квартирка небольшая, но ты у нас девушка миниатюрная, поместишься. Можно вселяться прямо сейчас. Платить ничего не надо, только за свет, ну и коммуналка. И второе. Я работаю на телеканале, и нам нужен художник. Жду тебя завтра в 9.00 возле входа в горисполком. Отведу на собеседование. Возьми с собой все документы.
Алина внимательно выслушала его тираду, и немного подумав, взяла ключи и листочек с адресом, которые он держал на вытянутой руке.
Я пока не стану тебя пытать отчего такая щедрость, но отказываться от предложения не буду. Догадываюсь откуда ноги растут.
Ну и славненько, с облегчение произнёс Юра, а то я настраивался тебя уговаривать и даже применять силу. Ты умничка, что не стала выкаблучиваться. А на Жорика не обижайся, ты же знаешь, он всегда был нюней и маменькиным сыночком. Я побежал. До завтра. И постарайся не опаздывать.
Наглость, с которой тогда, в начале 90-х, каждый брался за дела, в которых ничего не смыслил, поражала. Два видеомагнитофона, простенькая камера со штативом, пара комнат, арендованных за копейки и связи в бывшем обкоме партии, позволяли гордо назвать своё творение первым коммерческим телеканалом в городе. И работали там такие же авантюристы, решившие, что нет ничего проще, чем делать телевидение. Вот и Алина ни секунды не сомневалась, что справится с неведомой ей роль художника-постановщика. А что ту сложного, ведь за плечами у неё была детская художественная школа и пять лет архитектурного института.
Надо бы отметить, деловито предложил Юра, после успешного завершения собеседования, у меня для таких случаев коньячок припасён.
Прямо здесь? спросила Алина, оглядев его комнатку, уставленную стеллажами с видео кассетами.
Нет. Здесь попалят. Давай у тебя. Заодно и новоселье обмоем.
Хитро. А мы только вдвоём будем отмечать и обмывать? лукаво прищурившись спросила она. У тебя же, на сколько я помню, жена была. Как Наташка поживает? Давно её не видела.
Да нормально она поживает. Ей до меня нет дела, мне нет дела до неё. Так и живём.
Вы тут за три года, пока меня не было, совсем с ума посходили.
Не без этого. Ну так что, согласна? Я тогда скажу Анечке, чтобы собиралась?
Что за Анечка?
Девушка, у которой ты была на собеседовании. Она тут всё: и секретарша шефа, и начальник отдела кадров, и ведущая моей программы
И твоя любовница, перебила его Алина, и в её интонации проскользнули нотки ревности. Обычно же своих секретарш директора трахают.
У нас всё как у всех, улыбнулся Юра.
То есть Анечку одновременно трахаешь и ты, и директор? Как его?
Александр Анатольевич его зовут. Но не одновременно, а по очереди. Но шеф в приоритете. Тут я соблюдаю субординацию.
А ей от вас не тошнит?
Вроде довольна. Сама потом спросишь.
Обмывание и отмечание закончились быстро, и уже через час Алина сидела на кухне, согревая в стакане остатки коньяка, и слушала звуки любви, доносящиеся из-за фанерной двери, и они скорее раздражали её, чем возбуждали. Она всегда считала, что с ней что-то не так, что у других есть то, чего у неё нет, что другим достаётся лучшее и получают они гораздо больше чем она. Тому подтверждение было за стеной. Вечно ждать и получать лишь объедки вот её участь. От этой истины на душе становилось ещё тоскливее, на столько, что не спасал даже коньяк.
А когда в её квартире вдруг появился Александр Анатольевич, и щуря подслеповатые глазки предложил любовь и покровительство, Алине почему-то не ощутила ни восторга, ни щекочущего чувства, которое случается с дамами, которые заждались именно этого.
Зачем ты дал мой адрес шефу? спросила Алина, зажав Юру в углу комнаты.
А у меня был выбор? Анатольевич сказал, что уволит, если не скажу.
Он целый год на меня внимания не обращал, проходил мимо, и даже не здоровался, а тут припёрся с цветами и шампанским. Я в халате, в тапочках драных, а он мне про любовь и чувства всякие. Как ты думаешь, мне было приятно?
Ну уж не знаю. Он дядька видный, богатый. Анька если узнает, что ты с ним крутишь, глаза тебе выцарапает.
Так ты ей скажи. Ускорь процесс.
Не делай из меня тварь какую-то. Мне самому, знаешь, как противно было спать с ней после него. Как вспомню, так блевать хочется. А теперь она будет только моей.
Представится повод, обязательно расскажу Анечке, что тебя тошнило от неё.
Ну ты не передёргивай, всполошился Юра, она, может быть, единственное светлое пятно в моей жизни.
И куда же ты теперь своё пятно приводить будешь чтобы ублажить? Ко мне опасно, по разным причинам. Самая главная из которых у меня год не было никакого секса, с грустной улыбочкой произнесла Алина.
Ну ты, мать, даёшь. Может помощь нужна? Я всегда готов.
Справлюсь. А то, что ты кабель, я и так знаю, без подтверждений.
По странному стечению обстоятельств, второй визит Александра Анатольевича к Алине совпал с её очередным днём рождения. Она даже начала подумывать о некой мистической составляющей, которая присутствовала в этом явлении. Это уже внушало не только опасения, но и страх. Но в борьбе между жгучим неприятием и страстным желанием, победу с разгромным счётом одержало желание, поэтому Алина не стала сопротивляться напору, и благосклонно позволила Александру Анатольевичу прийти сегодня к ней, понимая, чем всё это закончится. И судя по одежде, запаху дорогого парфюма, цветам, яркой подарочной коробке и пакету с экзотическим алкоголем, пришёл шеф явно не с намерениями попить чайку, чем ограничился в прошлый раз.
По всему было видно, что он считает себя неотразимым, хотя окружающие тихонечко посмеивались у него за спиной за его манерность, напыщенность, менторский тон и фантастические очки, сквозь толстенные стёкла которых его взгляд, во время произнесения серьёзных монологов, превращался во взгляд идиота, что ещё больше смешило подчинённых. А ещё он был высоким и нескладным, и только мастерски пошитый костюм мог скрыть его телесные недостатки.
Александр Анатольевич, начала Алина, но тот жестом остановил её.
Саша. И, пожалуйста, на «ты». Мы же не на работе.
Хорошо Саша Я попробую.
Так что ты хотела мне сказать?
Я хотела попросить вас Вернее тебя Снять очки.
Зачем?
Так будет лучше, едва сдерживая улыбку произнесла Алина.
Именно это помогло ей абстрагироваться, а тот факт, что Александр Анатольевич ничего не видит, только придавал уверенности. Бутылка «Мартини» закончилась незаметно, и немножечко осмелев и расслабившись, Алина потребовала вручить принесённый подарок, который скрывался с коробке с пышным бантом. Она, конечно фантазировала на эту тему, представляя себе всякое, но то, что оказалось внутри, взорвало ей мозг обалденный комплект белья умопомрачительной красоты. Эти нежно-розовые трусики, лифчик, пеньюар и боди хотелось положить на тарелочку и не торопясь съесть, так они были аппетитны
Можно я надену? восторженно прошептала Алина.
Это твоё. Зачем меня спрашивать, с трудом сдерживая похоть, ответил Александр Анатольевич, явно довольный тем, что сумел угодить.
Я такой красоты даже в кино не видела.
Могу себе представить, как это будет красиво на тебе.
Алина схватила коробку, забежала в свою микроскопическую ванную, повертелась и поняв, что здесь она не сможет нормально переодеться, прошмыгнула на кухню. Как было приятно ощущать на своём теле мягкость кружевной ткани. Трусики идеально обтянули попку, а лифчик словно специально изготовили под размер её груди, ну а пеньюар был просто восхитителен: коротенький, невесомый, почти прозрачный, но именно это будоражило больше всего, что уж говорить о дарителе, который в ожидании выхода ёрзал на диване, подыскивая удобную позу, чтобы прикрыть своё возбуждение.
Жорик долго расхаживал вокруг дома, обдумывая свои дальнейшие действия. Хорошим симптомом было то, что Алина согласилась жить в квартире, которую он снимал, даже не поинтересовавшись сколько это стоит. Значит она приняла его подарок. Пока не простила, но приняла. И это уже хорошо. Теперь нужно было сделать очередной правильный шаг и вернуть то удовольствие, которое он испытал год назад. Жора даже представить себе не мог, что эта скромная и почти невинная девочка, каковой Алина была все годы совместного обучения, способна на такое. Она могла выпить в компании, потанцевать, позажиматься с кем-то в углу, и это всё, ничего другого в её арсенале обольщения не было. А в тот вечер она творила с ним невообразимое, сведя на нет все его фантазии, которые роились в голове после просмотра очередного порнофильма. А каково было потом ложиться в постель с Томой, предпочитавшей одну единственную позу и никакие эксперименты не то чтобы не приветствовались, а даже не выносились на обсуждение. Жорик простить себе не мог, что не вступился за Алину, позволил им творить самосуд, его словно парализовало тогда, скорее всего из-за присутствия матери. Он хоть и хорохорился всю свою сознательную жизнь, но был на столько зависим от неё, и подчинён её воле, что редкие всплески противостояния лишь забавляли её.
Жора видел, как пришла Алина, видел её в окне, но так и не решился позвонить в дверь, посидел немного на детской площадке, теребя в руках букет, который с каждой минутой становился всё непригляднее, и если бы не внезапно хлынувший дождь, то уже ехал бы в автобусе домой, а так лишь успел, накрывшись курткой, добежать до подъезда соседнего дома, где отряхнувшись, поднялся на пару пролётов и уселся на подоконнике между этажами. Через минуту кто-то такой же, как и он вбежал в подъезд, и обосновался этажом ниже. Даже сквозь доминирующий запах, источаемый мусоропроводом, Жорик почувствовал аромат французских духов.