Следующим вечером я по указанию Игоря выехал в Калининград. Лене сказал правду и оставил её в ресторане неподалёку от места встречи. Сам пошёл в отдел милиции.
Курдюмов сидел в какой-то комнате для допроса, один, в наручниках.
Узнал меня сразу. Обрадовался неподдельно. Поздоровался, что-то запричитал. Я смотрел на него в упор и слов не разбирал.
Руки, разумеется, не подал.
Ну что, предатель? Рад меня видеть? Я тоже рад.
Какой предатель? Юра. Это трындец! Помоги мне выйти отсюда! Помоги, брат! Ты откуда узнал, что я здесь? Ты мне на выручку приехал?
Посмотрим. Пока что зашёл с тобой поговорить.
Скажи, пусть наручники мне снимут.
Я не по этой части, я не в милиции служу.
А как ты здесь?
Неважно.
Юра, ты что? Мы же с тобой вместе служили! Помнишь?
Хорошо помню. Ты мне ответь на один вопрос: почему ты нас с Игнатовичем предал?
Я вас не предавал! Ты что?!
Ладно. Ещё проще вопрос. Почему сбежал из полка на Украину, не сказав нам с Игнатовичем ничего?
А должен был?
Мы тогда считали тебя своим другом. А ты нас?
Я тоже. Сейчас также считаю.
Так почему же ты своих друзей не поставил в известность о том, что решил рвануть на Украину?
А на хер мне этот Карабах? Совок рухнул. Советской армии нет. Зачем мне всё это?
Я тебя не про политику спросил. Спросил про дружбу пехотную, офицерскую. Про то, почему ты сбежал и нам ничего не сказал, даже не попрощался.
Тебе честно?
Только.
Ладно. Тогда слушай.
Слушаю.
Начнём с того, что сбежали оттуда все внутренние войска, так?
Да, это правда. И мне на них плевать! Это не Вооруженные силы, это МВД.
Ну ладно. Пусть формально так. Остался только наш пехотный полк, насквозь укомплектованный офицерами и прапорщиками армянами. Грамотно всё было подстроено. Так?
Да. Согласен. Но помним, что наш пехотный полк, это мотострелковый полк. Это Армия, пехота. Дальше.
Вы вообще не хотели ничего знать и слушать. У вас одна Россия была на уме. Даже стали нас не уважать за то, что мы хотели служить Украине. Так?
Тоже правда. Ближе к делу.
Короче, я посчитал, что если скажу вам, что мы хотим всё бросить и уехать на Украину, то вы попытаетесь сорвать это дело. Так?
Не так. Вот эта точка. Вот где проявилось. Если бы ты нам сказал всё честно, как друзьям, мы бы тебя не предали. Уже понятно было, что всему конец. Не стали бы тебе и твоим товарищам мешать.
Я думал по-другому.
Не верил нам, не верил нашей дружбе.
Просто на этот счёт не верил. Вы такие были все за Россию вашу имперскую.
Игнатович? Игнатович был только за Белоруссию! Но остался в полку до конца, до последней минуты. Знаешь почему? Потому что он настоящий русский офицер. А ты?
Да. Пусть так. Я не русский. Я за Украину.
Тогда ты так не считал. Не говорил, что ты не русский. Кстати, если помнишь, мы всегда считали, что русский офицер это не про национальность, это про мировоззрение.
Я смотрю, ты умный стал очень. Да, мне просто хотелось завязать с этим Совком и уехать с этого долбанного Кавказа. Ты, что ли, Кавказ любил? Тебе напомнить, как ты к нему тогда относился? Как ты Кавказ называл? Напомнить?
Да причём здесь этот Кавказ? Я ещё о нём не думал! Я думал об армии, о нашем полку, о России это правда, но ещё я верил в нашу дружбу. А ты в неё не верил.
Что ты мне втираешь? Дружба! Книжек юношеских начитался и никак их высрать не можешь. Что ты несёшь?! Посмотри, что вокруг творится. Я вам в спину не стрелял, смылся и смылся. Слава богу, Совок рухнул! Ты в свою Россию любимую попал. Серёга в свою Беларусь, я в свою Украину. Нормально. Что ты мне с этой дружбой? Ну вступились вы за меня, действительно могли пострадать. Но я вас не просил. Поступили хорошо огромное вам спасибо. Что ты хочешь? Деньги надо рубить, жить надо! Все границы открыты! Живи не хочу! А ты всё этим прошлым живёшь. Всё закончилось! Прошёл этот Кавказ я даже этот мрак вспоминать не хочу. Нет никакой дружбы, нет никакого долга. Мне платят я служу. Как платят, так и служу. А ты не так, что ли?
Понятно. Мне тебе, нечего сказать. Бесполезно. Для тебя нет ни Родины, ни дружбы, ни чести. Я прав? Признайся.
Прав! Будут нормально где-то платить я там работать буду. Будет возможность уехать в нормальную страну сразу уеду. Мне вообще на всё плевать.
А как ты смог второй раз присягу принять Украине?
Ха! Плевать! Пле-вать! Ты это серьёзно?! Для тебя это что-то значит? Я Союзу присягал, это было серьёзно! А тут? Плевать!
Поговорили. Предатель ты и есть предатель. Нас предал и также свою Украину готов предать. Ну хоть сейчас честно. За это тебе спасибо. У меня камень с души упал. Прощай!
Стой, Юра! Подожди! Помоги мне отсюда выбраться. Я тебе всю жизнь буду обязан.
Обязан?
Приезжай ко мне в Крым! Я тебя так встречу! Поговорим нормально, вспомним. Брось ты всю эту химеру!
Правильно ты сказал: обязан, а не по дружбе типа. Ты мне, а я тебе. Всё правильно. Но в твоей системе координат, не в моей. Помогу тебе. Будешь должен. Твою мать
Я остановился у выхода, обернулся, посмотрел на Курдюмова и вспомнил, как мы служили в некогда единой Советской армии, в боевом полку. Подумал о том, что было что-то у нас, таких разных, что накрепко объединяло, сплачивало, заставляло делать смелые дела, совершать хорошие поступки.
Вышел. Отошёл от здания милиции. Набрал Игоря и попросил его отпустить Курдюмова.
Что так? спросил Игорь.
Злость и обида прошли. Просто улетучились. Ничего не осталось. Я увидел перед собой ничтожество. Вот такими я и представлял бывших советских офицеров, принявших военную присягу Украине. Им всё равно кому присягать. Надо будет, они и Израилю присягнут. И жалко мне его. Это одноклеточный. Для него жить это жрать, спать и срать.
Ладно. Сейчас отпустят. Ошиблись, типа не та ориентировка.
Спасибо, Игорёк! С меня причитается.
Ещё чего! Ты мне это брось! Новости по главному вопросу есть?
Нет. Она молчит, и я разговор не завожу.
Будь внимателен. Я на связи.
Позвонил Игнатовичу и попросил не трогать Курдюмова.
Посмотрим. Я сначала с ним нормально поговорю. Может, ты и прав. Что с этого чмыря взять!
Через несколько дней позвонил Игнатович. Рассказал, что они нормально с ним поговорили, «посидели» у него тоже злоба прошла. Растаяла перед утилитарной житухой Курдюмова, максимально удалённой от высоких материй.
Вот так всё и вышло. Годы лечат раны. И я даже пожалел, что поступил так с Курдюмовым. Подумал, что мне надо было тоже просто сесть с ним и поговорить, выпить.
Забегая сильно вперёд, скажу, что думал так вплоть до 2014 года
В 2014 году, после присоединения Крыма и Севастополя к России, В. Путиным и С. Шойгу было принято решение о том, что все украинские военнослужащие, желающие продолжить военную службу в Российской армии, сохранят воинские звания, полученные в Вооружённых силах Украины. Соответственно, после увольнения в запас эти люди будут получать российские военные пенсии согласно своим российским воинским званиям.
Ясно, что это решение чисто политическое.
Я знал, что таким образом Курдюмов стал полковником Вооружённых сил России (успел в своих этих ВСУ получить полковника), а в 2016 году стал военным пенсионером с российской военной пенсией перед угрозой убыть для дальнейшего прохождения службы на Дальний Восток, а оттуда в командировку в Сирию. Как по мне, так опять предал. Сначала, в 1992 году, предал наш полк и офицеров, в 2014-м свою любимую Украину, а потом Россию.
Ну что тут скажешь?!
Тьфу! Мерзость.
Опять я не согласен с В. Путиным. Ничего с собой поделать не могу. Ну хоть тресни!
Логику политиков я очень хорошо понимал. Конечно, надо было всех приголубить, обнять и обогреть, не делать из них людей второго сорта, тем более изгоев. Понятно. И ещё много причин. Вот уж поистине матушка Россия добрая душа.
Но и мою логику, а также таких, как я, понять нужно.
Во-первых, я отказывался видеть в рядах нашей армии людей, присягнувших СССР, потом Украине, а следом наплевавших на присягу Украине и с удовольствием перешедших на службу России, в третий раз приняв присягу. У этих людей была возможность не принять присягу Украине и приехать служить в Россию. Но они так в своё время не поступили. Как таких можно назвать? Более того, я уважал тех украинских офицеров-врагов, кто не изменил украинской военной присяге это по-офицерски.
Во-вторых, я совершенно не соглашался с тем, чтобы эти люди сохранили воинские звания, которые у них были на Украине. Как они нам, в Российской армии, доставались?! Эх! Как хорошо прослужить почти всю жизнь в Крыму! А в Забайкалье не хотите? А на Северном или Тихоокеанском флотах, особенно в 90-е годы? А на двух войнах в Чечне? А на войне с Грузией? А в 90-е и даже нулевые годы в Дагестане? То-то и оно! И таких приравняли ко мне, к моим братьям! Не соглашусь НИ-КОГ-ДА.
В-третьих, я лично знал советских офицеров, отказавшихся присягнуть Украине. Знал, что в России их никто особенно не ждал. Но люди пошли на тяжелейшие испытания и обрекли на это свои семьи. Выстояли. Некоторые сложили свою жизнь на войнах или стали инвалидами. А сейчас этот, к примеру, капитан-инвалид получает грошовую пенсию, а Курдюмов полковничью пенсию, как будто он всю жизнь в России служил. Как этому инвалиду в глаза смотреть?!
Вот в чём суть моего несогласия. Несогласия с В. Путиным. Ничего не могу поделать, несмотря на то, что он сделал такое важное для Родины дело. Но вопрос, как сделаны кое-какие «мелочи», имел значение. Ещё какое!
Лена всячески меня поддерживала. Говорила просто вычеркнуть этого Курдюмова из памяти. В тот вечер мы с ней хорошенько выпили и со всех сторон обсудили мою встречу с Курдюмовым.
Наконец, наступил вечер, когда мы решили с ней поговорить. Это был летний безветренный и безоблачный жаркий вечер последний жаркий день в этом году. Завтра уже ждали дожди.
Юра, так что там с твоим увольнением?
Я был полностью готов к этому разговору и к такому вопросу.
Приеду и напишу рапорт на увольнение.
Ого! Что вот так просто возьмёшь и напишешь?
Не просто. Но надо решаться. Я все эти месяцы об этом думал. Тяжело решиться. Но когда-то надо. И ещё я хочу, чтобы ты знала: это только ради тебя! Ты меня упрекала в том, что я никогда не говорю красивых слов. Да, это так. Не моё. Но доказательством моей искренности являются дела. Вот тебе конкретный пример.
Лена очень внимательно посмотрела мне прямо в глаза.
И всё-таки тебя что-то смущает.
Давай не будем это ворошить. Стоит только начать, как я опять начну сомневаться, а там и до беды недалеко останусь в армии.
Лена расхохоталась, но мне показалось, что была в её смехе ели заметная фальшь.
Отлично! Когда тебя ждать?
Не знаю. Уволюсь к ноябрю. Это вполне реальный срок. Дальше эпопея с загранпаспортом. Поскольку я имел доступ к сведениям, составляющим государственную тайну, то по закону, как я выяснил, оформление может занять до трёх месяцев. Далее что там полагается при получении британской визы. Так что к весне, если никто меня на этапе согласования в выдаче загранпаспорта не зарубит.
Ужас! А что тебя держать? Можно подумать ты какие-то великие тайны знал!
Ты права. Что я знал? Фигня. Никому это не интересно, да и без меня это всё кому надо знают.
Лена опять посмотрела на меня внимательно, как бы пытаясь выяснить степень моей честности.
У вас там делятся все эти уровни осведомлённости на цвета? У тебя какой цвет был?
Тут уже я посмотрел на Лену очень внимательным взглядом, видел, что и она его перехватила.
Это что же за игра в гляделки такая? Стоп! Терпи. Играем дальше. Мне нужна полная ясность.
Какие цвета? Что она там сочиняет? Хочет показать, что не понимает, какие у нас уровни допуска к гостайне? А может, действительно не знает? Не разберёшься пока.
Не это главное. Неважно, какого уровня допуск. Можно иметь допуск самой высокой степени, но не иметь реального ознакомления с тем, к чему есть допуск, или иметь ознакомление со сведениями более низкого уровня. Тут будут смотреть, с чем ты фактически ознакомился, к чему фактически прикоснулся и актуальность в данный момент.
Поняла. И что у тебя должно получиться?
Ну, если я буду представлять интерес для спецслужб разных государств, не только для британских, меня не выпустят из России.
Как? И долго тебя держать смогут?
Пять лет. Дальше посмотрят, остаются ли сведения, с которыми я знаком, актуальными, и примут решение.
Так могут и всю жизнь тебя здесь держать.
Могут. Однако я тебе сказал, что вряд ли будут. Я в этом Генштабе никому не нужный клерк. Так что надеюсь, всё будет нормально.
Подожди. Может так получиться, что ты из армии уйдёшь, а за границу тебя не выпустят. Так получается?
Да. Есть такой вариант.
И что мы будем делать в этом случае?
Ты будешь ко мне приезжать. Будем по России ездить.
Лена задумалась. Молчание затянулось.
Мрак!
Как есть.
Я не хочу по России. Я хочу по всему миру.
Понимаю. Но правду ты знаешь.
Так что делать будем? Я этого не понимала.
Пойду на риск.
Юра! Если тебя не выпустят, я не буду к тебе постоянно ездить. Ты должен это понимать.
Почему?
Потому что я не хочу жить в России. Я не хочу, чтобы мы жили на две страны. Так у нас ничего не получится. Я хочу, чтобы мы каждый день ужинали вместе, гуляли, разговаривали, обсуждали книги и фильмы. Понимаешь?
Я тоже этого хочу.
Но может же так получиться, что ты уволишься из армии, останешься в России, а значит, у меня будет своя жизнь, а у тебя своя.
Ты сможешь дальше жить без меня? с чувством произнёс я.
Не тяни жилы!
Ответь, сказал я максимально твёрдо.
Смогу! А ты что, без меня не сможешь?
Смогу, я тяжело вздохнул.
Молчали несколько минут.
Смогу. Но не хочу! вдруг эмоционально произнесла Лена.
И я не хочу!
Мы взялись за руки и смотрели друг другу в глаза.
А давай возьмём ещё бутылку вина! прервал я молчание, вспомнив совет Игоря.
Давай! Только я сама выберу.
Лена заказала официанту бутылку красного французского вина стоимостью около трёхсот долларов.
Наконец, после всей этой суеты мы опять остались наедине.
Понимаешь, я не хочу потом остаться виноватой. Чтобы так получилось, что ты остался без меня и любимой службы.
Что ты предлагаешь?
А ты можешь выяснить заранее, дадут ли тебе загранпаспорт?
Вряд ли. Но попробовать узнать могу. Опять же, это будет неточно и окончательно выяснится только на этапе его оформления, сказал я, прекрасно понимая, что в этом вопросе даже на помощь Игоря рассчитывать не стоит.
Юра, решай сам. Но ты должен понимать, что жить в России я не буду и приезжать к тебе чаще одного раза в год тоже не выйдет.
На второй круг уходим. Получается, что если я останусь в армии, то мы тоже не сможем жить вместе. Что остаётся? Пойти на риск. Уволиться и попробовать уехать. Это единственный вариант.
Но, если не получится, я буду чувствовать себя виноватой.
Это тяжелее, чем разлука со мной уже на всю оставшуюся жизнь? спросил я, твёрдо смотря в глаза Лены.
Нет.
Тогда в чём вопрос?
Ты принял решение?
Да. Я увольняюсь, и мы живём вместе. Если не выпустят, тоже живём вместе. Обоюдный риск. Это будет по-честному.
Спасибо, любимый! Лена встала и подошла ко мне. Мы обнялись. А я промолчал.
Ну вот, всё нормально. Игорь нагнал жути. Если она агент британской разведки, то какой ко мне может быть интерес, если я останусь вне армии? Чушь.
Утром, на завтраке, Лена аккуратно меня спросила:
А если у меня не получится перенастроить клинику, и мы не сможем путешествовать столько, сколько хотим?
То есть как это?
Может не получиться. Это очень капризный бизнес, часто привязанный к моей личности.
Это меняет дело. Жить постоянно в Лондоне мне не хочется. Совсем. Но ради тебя Ради нас я готов!
Понимаю. Мне приятно это слышать.
Подожди. Когда ты сможешь это всё понять?
Лена тяжко вздохнула.
Я уже это понимаю. Мне и сейчас постоянно пишут пациенты, знакомые, знакомые моих знакомых. Все хотят попасть именно ко мне. Спрашивают, когда я вернусь. Хороший эндокринолог даже в Англии дефицит.
Вот это поворот!
Да. Я как-то только вчера начала это понимать. Всё это не шутки. Чёрт! Я запуталась.
Ещё раз. Ты сможешь ко мне в Москву приезжать? И как часто?