После педагогического Аркадий год проработал в школе. Этого опыта ему хватило сполна.
Мальчик свалится с инфарктом. Надо менять место работы, сказала мама. Она настояла, чтобы Аркадий «побыл дома». Длинный больничный с безобидным, но звучным диагнозом обеспечила мамина подруга, заведующая поликлиникой. Именно в этот период Аркадий написал свой первый рассказ. Мама, прочитав его, произнесла:
Ну, что ж, у тебя талант. Это без вопросов. Только этим на хлеб не заработаешь. Я нашла одну контору. Через знакомых. Там требуется что-то типа секретаря. Но с перспективой роста. Занимаются какими-то литературными индексами. Подчиняются Книжной палате
Если до этого Аркадий слушал невнимательно, то при упоминании Книжной палаты он оживился:
Я согласен, мама. Я пойду туда работать.
Морковкин уже приблизительно понимал расстановку сил близость к любому издательству сулила перспективы.
Суровые девяностые грянули, когда Морковкин был заведующим отделом. К этому времени его печатали в молодежных журналах, его сценарий вошел в сборник произведений молодых сценаристов, он удостоился премии за лучший рассказ о советских студентах. Мама собирала вырезки с его работами. Окружающие признавали его талант.
Талант был. Это было очевидно не только маме, близким друзьям и девушкам, которые роем вились вокруг Морковкина. С этим соглашались недоброжелатели, соперники, откровенные враги. Талант признал маститый писатель, с которым Морковкина столкнул случай. Морковкин пришел в издательство получить гонорар и увидел знакомое лицо. Ни минуты не раздумывая, он кинулся к человеку:
Простите, я понимаю, что не самое подходящее место касса издательства, но где еще я бы вас встретил! воскликнул он.
Простота обращения подкупила маститого писателя.
Вы бы могли прийти на мою творческую встречу, сказал он, но все же улыбнулся.
Да, верно, но я работаю, учусь на курсах и у меня старенькая мама
«Старенькая мама» окончательно растопила сердце советского классика.
А вы сами что здесь делаете?
Вот, гонорар, смутился Морковкин.
О, вы печатаетесь?
В двух словах Морковкин умудрился рассказать свою творческую биографию.
Так вы тот самый, который про стройотряд написал? Там еще девушку пытались изнасиловать
Да, это мой рассказ, потупился Морковкин.
Хороший рассказ. Острый, жесткий, жестокий. А главное, лаконичный. Никакой воды. Прямо под дых бьет. Вы талантливы. Вы умница!
У Морковкина потемнело в глазах от восторга. А писатель продолжал:
Я удивился, когда ему присудили первую премию. Вы ведь не приукрасили, вы обнажили то, что есть, но спрятано за парадными красивыми одеждами. Понимаю, времена меняются приходится с этим считаться Но вы молодец, что на такое решились! Уважаю. И еще. Сохраните этот ваш талант. Не погрузитесь в гадость натурализма и негатива. Соблазн велик такое хорошо читают. Но жизнь другая. В ней больше хорошего.
Морковкин совета не слышал. В ушах звучала только похвала.
Дома он рассказал маме о встрече. Мама улыбалась ее сын шел своей дорогой, и его путь имел ясные горизонты. «Надо вступить в члены Союза писателей и журналистов», подумала она.
В девяностые перестали платить зарплату. Так случилось, редакции стали не нужны писатели и литсотрудники. В девяностые типографии попали в чужие руки и на продажу печатались бульварные романы, откровенная порнография, астрология и фальшивые мемуары. В этой ситуации Морковкин не стал сидеть на месте он перешел на телевидение. Там порядка было тоже мало, но работа кипела и деньги платили. Аркадий умел увидеть сюжетное зерно, и благодаря этому его программы имели успех. Темы он выбирал разные, объединяло их одно полное отрицание прошлого. Все, что случилось до девяностых, в сюжетах Аркадия имело стойкий черный цвет. Отчасти поэтому, отчасти из-за безусловного таланта Аркадия рейтинг передач рос, рекламодатели с удовольствием размещали рекламу. Именно в это время Морковкин заработал свои первые большие деньги. Мама порадовалась и посоветовала отложить их на черный день. Предварительно переведя в стабильную валюту.
Знаешь, может, тебе имеет смысл уехать? Твои друзья, ровесники, давно обосновались в Америке. Подумай об этом.
Морковкин думал. Более того, он даже узнавал, как это можно сделать. Выходило, что вариантов у Аркадия мало. Еврейских корней не имелось, родственников в Америке тоже. Ехать учиться не хотелось. Денег, чтобы просто перебраться и жить, не было. Рассуждая трезво и не надеясь на чудо, Морковкин делал карьеру на телевидении.
Однажды, вышагивая по длинному коридору «Останкино» Морковкин увидел девушку. Та была худая, под два метра ростом, с длинными светлыми волосами. На щеках играл румянец. «Как будто только что с лыжни!» подумал Морковкин. Девушка действительно была воплощением здоровья и бодрости.
Вы заблудились в наших «коридорах власти»? подкатил к ней Аркадий.
Уточним, в коридорах «четвертой власти», улыбнулась девушка.
«Образованная», подумал Аркадий и кинулся в бой. Ему не ответ ее понравился, а большие зеленые глаза в темных ресницах. Девушка была хороша необыкновенно, и Морковкин решил завоевать ее во что бы то ни стало.
Вера, а девушку звали именно так, потом вспоминала, что небольшого роста мужчина с удивительно синими глазами и бойкой речью сразу же завладел ее вниманием. Нет, он не был красавцем в обычном смысле слова. Но его манеры, то, что он говорил, тембр его голоса, энергия все это возымело действие. Уже через два часа они сидели в одном из буфетов «Останкино», и Морковкин рассказывал про свой новый фильм.
В день их встречи домой Аркадий вернулся поздно и отказался ужинать. Он сразу же ушел к себе, сославшись на усталость. Мама на минуту застыла с тарелкой в руках. На тарелке лежала утиная грудка любимое блюдо сына. В своей комнате Аркадий, стараясь не шуметь, открыл шкаф и проинспектировал одежду. Выяснилось, что ничего приличного нет. Пара брюк, футболки, старый пиджак и бесформенный свитер. «Так дело не пойдет!» подумал Аркадий и полез в портмоне. Впрочем, это он сделал для проформы. Он отлично знал, что у него наличности примерно пятьдесят долларов и тысяча рублями. Последний маленький гонорар они просидели с Верой в буфете.
Мама, с шумом появился Морковкин перед родительницей, мама, где наши деньги? Вернее, где гонорары, которые я тебе отдавал?
Мама подобралась и приготовилась отразить атаку.
Аркаша, все деньги в сохранности. Можешь проверить. Но их тратить нельзя!
Что значит нельзя?! остолбенел Морковкин.
Это на черный день! Меня не станет, никто о тебе не позаботится. А так у тебя денежка будет, женщину наймешь, она тебе и приготовит, и постирает
Мама! Морковкин даже потерял дар речи.
Да, да покивала мама, даже и слышать ничего не хочу, и денег тебе не дам, нечего их по пустякам тратить Не заметишь, как голым останешься. А кому ты такой нужен?!
Мама, да я уже голый! Ты посмотри, в чем я хожу?! У меня же брюки обтрепались
Ничего не обтрепались, я аккуратно их ниточкой прихватила А так они чистые, отутюженные
Мама, я работаю на телевидении. Ты представляешь, если кто-то узнает, что у известного журналиста Морковкина ниточкой прихвачены брюки?!
Что такого! И вообще, не морочь голову, садись есть! Я целый день готовила тебе утку.
И тут любящий сын Морковкин взбунтовался.
Мама, я не хочу есть. Я хочу взять заработанные деньги, поехать в магазин и купить себе нормальную одежду. Понимаешь, я не хочу ходить в пуховике, купленном на распродаже в издательстве «Книжная палата» в одна тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. Он потерял цвет, стал псивым.
Нормальный пуховик. Зато теплый! огрызнулась мама.
Нет, он старый. Ветхий, и я в нем унылый пень.
Почему же пень? растерялась мама. Какой же ты пень?!
Унылый, перевел дух Морковкин и добил маму последней фразой: А еще я хочу купить машину!
Мама ойкнула и полезла искать ключ от древнего шифоньера, где держала семейные богатства и реликвии.
Деньги Морковкин получил. Пересчитав их, он расстроился. Денег было очень много. И получалось так, что жили они с мамой на ее пенсию. Потому что все деньги, которые он приносил, любящая мама откладывала. «Господи, какой же я мудак!» обругал Аркадий себя и пошел на кухню мириться с мамой. Та, потеряв весь свой лоск и представительность, сидела на табуреточке у окна и плакала. Слезы капали в горшок с древним цветком алоэ.
Мам, прости ты меня. Дурак я. Но правда, мне приодеться надо. Понимаешь, вокруг меня такие люди представительные, хорошо одетые. Нет, не очень дорого, а просто хорошо. Мне бы тоже пора выглядеть солидно. А то скоро церемония награждения, а у меня бабочки нет и фрака тоже
Как?! Мама забыла про слезы, Как церемония?! Тебя должны наградить?! Сыночек мой дорогой! Какой же ты у меня! И молчишь Молчишь, мать только догадываться обо всем должна А мне же так важно знать, что у тебя происходит!
Мама, рано об этом говорить, но намекнули Поэтому
Почему сразу не сказал?!
Да нет, мам, тут еще девушка одна есть
О господи, маме показалось, что новости сегодня не иссякнут.
Хорошая девушка. Она тебе понравится.
Мама было поджала губы, потом опомнилась. Она помолчала, потом поднялась с табуретки, прошлась по их малюсенькой кухне и спросила:
Сколько же может стоить машина?
Какая машина?
Ну не стиральная же, съязвила мама. Она, похоже, пришла в себя.
Ну, «Фольксваген», например, не новый, подержанный, может стоить Морковкин махнул рукой, ладно, мам. Проехали
Вот и ищи этот свой «Фольксваген». Ищи и покупай, с этими словами мама полезла в кухонный стол, достала банку для кофе и вытащила оттуда стопку долларов. Это все тебе. И на фрак с бабочкой хватит. И на твою машину хватит. И еще останется.
Мама, что это за доллары? с тревогой спросил Морковкин.
Это от твоего отца. Он передал со знакомыми. Они в Москве были.
От отца? И ты взяла?
Знаешь, ему тоже плохо. Он там, а его сын здесь. С возрастом понимаешь свои ошибки. Поэтому я взяла не ради тебя, а ради него.
Ты его простила?
Нет. Он бросил нас. Сложно простить такое. Но мы с ним стали старыми, и невозможно жить прошлым. Одним словом, поедешь как-нибудь в Австрию навести его.
Морковкин взял доллары и почувствовал, что ему надо срочно выпить.
Мам. Он посмотрел на мать.
Только с уткой. Закуска должна быть горячей.
Мать любила сына и знала его вплоть до интонаций.
Глава четвертая
Семья
Награду Морковкину вручили. Морковкин был в бархатном пиджаке и с черной бабочкой. В третьем ряду сидела очень нарядная мама, рядом Вера Шульц. Она быстро нашла общий язык с будущей свекровью. Помог, видимо, схожий характер. Вера была спокойна, упряма и отлично распознавала цели. В самом конце церемонии мама наклонилась к уху Веры:
Ну и когда же свадьба?
Не будет свадьбы, не моргнув глазом отвечала Вера.
Как это не будет? Вы поссорились?
Да нет. Мы просто не будем организовывать это дорогостоящее безумие.
Маму охватили сложные чувства. С одной стороны, такое важное событие в жизни единственного сына, с другой потратить деньги на дикое количество еды, белое платье и дурацкие лимузины это ли не глупость?!
Умница, мама похлопала Веру по руке, умница. Ты моему Аркадию воли не давай. Он обожает транжирить деньги.
Вера Шульц про себя хмыкнула по ее наблюдениям, Морковкин был весьма прижимист. Ну, если только речь не шла о его потребностях и интересах.
Они поженились в феврале, а разъехались с мамой в апреле.
Она будет тосковать, заметила Вера. Со свекровью у нее сложились хорошие отношения.
Ну знаешь пробурчал Морковкин, либо мама, либо секс.
Вера слегка покраснела. Аркадий же сам переговорил с матерью, сам нашел квартиру, сам организовал переезд. Забегая вперед, надо сказать, что это был единственный в его жизни случай, когда он все сделал сам. В дальнейшем его удобство и комфорт обеспечивали женщины. Но в тот момент ему хотелось держать жизнь, как держит вожжи опытный возница. Крепко и цепко. Он был безумно влюблен в Веру. И чем больше становился их супружеский стаж, тем сильнее делалось его чувство. Он смотрел на худое обнаженное тело Веры, на золотистые волоски на ее тонких длинных руках, на ее худые ключицы, на лопатки, которые трогательно торчали, наконец, на светлые волосы, спускавшиеся на плечи и грудь, от всего этого у него сносило крышу, и он впадал в словесный натурализм.
У тебя соски совсем светлые, маленькие. Ты сама еще ребенок. И твоя грудь похожа на аккуратный персик. И сладкая она такая же. Когда ты меня обнимаешь, мне кажется, что руки твои стебли лилий. Прохладные стебли лилий
Вера все это слушала, но почти никак не реагировала. Она только уклонялась от неурочных и вульгарных ласк типа похлопывания по заду или попыток украдкой проникнуть рукой между ног.
Мне это не нравится, сказала она однажды, мы не в постели. Мы на людях.
Да плевать. Аркадий самодовольно оглядывался. Он замечал, как смотрят на Веру. Он чувствовал себя богачом, царем Одним словом, был на седьмом небе.
Их жизнь протекала спокойно Вера работала дома, писала статьи в журналы и рекламные тексты. Зарабатывала она неплохо. Аркадий теперь брался за какую угодно работу, выезжал на любые съемки. Ему нужна была квартира. Съемное жилье съедало много денег, да и хотелось уже свой угол иметь. Они все чаще заговаривали о детях, но те пока не «случались». В чем (или в ком) проблема, они не задумывались.
Вера хозяйничала умело она отлично готовила, образцово содержала дом. И был только один вопрос, в котором они не могли сойтись, это чистота и порядок. Сказывались то ли Верины немецкие корни, то ли навыки, полученные в детстве, но самым большим огорчением для нее были вещи не на своих местах. Однажды Морковкин пришел с работы и не узнал дом. В прихожей он споткнулся о пару своих кроссовок, шарф и перчатки валялись на тумбочке, кипа бумаг рассыпалась веером на кухонном столе. Там же стояла грязная чашка. и ложка со следами сахара приклеилась к скатерти. В спальне Аркадий обнаружил свои несвежие трусы на полу, рядом валялись носки. Вера, как всегда, тщательно причесанная и одетая, работала за компьютером.
А что у нас? поинтересовался Аркадий.
А что у нас? повернула голову Вера, и сердце Морковкина екнуло. Все-таки его жена была безумно хороша и сексуальна. Даже сейчас, даже среди всего этого разгрома она выглядела свежей и соблазнительной.
Вера, я хочу тебя, пойдем проговорил Аркадий и сделал шаг в ее сторону. Но Вера покачала головой:
Нет, ты не убрал за собой дом. Ты вообще за собой не убираешь. Ты не привык класть вещи на свои места. Ты неаккуратно ешь и бросаешь после себя остатки и грязную посуду. Я больше не буду убирать за тобой. Мне неприятно оставаться дома среди этой грязи. И потом Я не прислуга.
А растерялся Морковкин. Ему казалось, что ничего особенно плохого он не делает. Он всегда так себя вел. И когда жил с мамой
Больше такого не будет. Ты должен за собой убирать. Или я уйду от тебя, в голосе Веры появилась грусть.
Ты? Уйдешь?! Вот из-за этого?! не понял Аркадий. Из-за этой ерунды?!
Это не ерунда. Это дом. В нем живут. А если живут, должно быть аккуратно. Это не хлев.
Знаешь, маме было совершенно несложно что-то убрать за мной. А ведь она пожилой человек.
Знаешь, может, своему сыну я тоже буду готова что-то простить. Но с какой стати я должна это прощать мужу? Ты что младенец? Ты здоровый мужик, который в состоянии за собой убрать. Я не жду от тебя ничего сверхъестественного, я прошу соблюдать нормы общежития. Мне неприятны твои трусы и носки, валяющиеся на полу.