Хотя мать и перестала сердиться, но, похоже, она всерьёз решила взяться за своего оболтуса пора парню взрослеть, пора к делу прибиваться. Поэтому, убрав посуду со стола, она спросила:
Поели? Вот и хорошо. А теперь пусть наш рыболов, хочет он или не хочет, встанет к верстаку кто лучше отца научит ремеслу?
Рано ему к верстаку, возразил отец, пусть пока сбоку постоит, да глаза потрудит, запомнит что к чему.
А чего тут запоминать? Тоже мне, велика премудрость! Что я, не видел, как отец работает? Неужто не знаю, как рубанком махать да стамеской ковырять? Я среди стружек вырос, что-что, а любую деревяшку и без всякой науки обтешу!
Ты как с отцом разговариваешь?
Погоди, мать. Раз наш сын и без науки всё умеет, мне же проще.
Отец взял Иржика за плечи и подвёл к верстаку.
Ну, давай, поковыряй деревяшку вот инструмент, вот дощечка липовая. Твоё дело дерево выровнять, по этому образцу кусок отмерить, лишнее обрезать, а что получится ошкурить чистенько. Всё. Если эта заготовка не нравится, я тебя любую дам, только скажи, для такого случая мне и кипарисовой не жалко.
Идём, мать, не будем мастеру мешать. Идём, посидим в садике, погода-то чудо как хороша.
И они вышли.
Иржик взял дощечку в руки. Вполне годится сухая, светлая, да у отца плохих и не водилось. Что там сначала ножовкой поработать или рубанком пройтись? Вроде бы отец сказал сначала выровнять? Ну, так мы и выровняем.
Юный столяр уверенно потянулся к инструменту. Тысячу раз парень видел, как отец, играючи, справляется с этим делом, да только, вместо того, чтобы легко заскользить, оставляя позади пахнущую мёдом золотистую спираль, рубанок пошёл вкривь, словно назло Иржику, и застрял так, что ни вперёд, ни назад. Парень приналёг, доска поехала по верстаку. Пришлось выдирать инструмент и начинать сначала. Иржик упарился, гоняя липовую плашку, пока не додумался зажать её в тисках. Он крутанул винт разок-другой потуже, чтоб наверняка, чтоб не выскользнула, Что-то хрустнуло и доска переломилось надвое.
Иржик в сердцах отшвырнул обломки, отдышался, взял себя в руки и, порывшись среди отцовских припасов, нашёл другую заготовку. Похоже, эта была сосновая, и пахла она не мёдом, а смолой. Одно жаль дощечка оказалась длинновата, и новоявленный столяр решил сначала отпилить лишнее. Отчертил на глазок линию углём, взял небольшую ножовку, прижал деревяшку локтем, и начал сражаться с пилой. Волосы лезли в глаза, доска ёрзала, ножовка кривилась и застревала. Иржик в сердцах стукнул со всего маху по верстаку и попал кулаком по рубанку. К счастью, уберёгся, не поранился, но рубанок с грохотом полетел на пол.
Мать из-за двери отозвалась на шум:
Отец, он там тебе инструмент не переломает?
Переломает починим, сиди, сказал, что без науки всё умеет, вот пусть и работает.
Час прошёл. Два. Наконец родителям надоело без дела сидеть, дверь отворилась
Ну, мастер, как успехи?
Иржик протянул отцу дощечку. Кривоватую, шероховатую.
Мать только подняла бровь.
Нет, жена, ты не права, для первого раза совсем неплохо руку себе не отпилил, пальцы не отбил, инструмент цел, и дощечка получилась вполне приемлемая. Не скажу, что ровная, не скажу, что гладкая, но на растопку сойдёт.
А если б я и в самом деле руку отпилил? пытаясь вытащить занозу из-под ногтя спросил Иржик.
Так клей столярный на что? Вон, целая банка стоит. Чего в нашем деле не бывает, порой увлечёшься, не заметишь, как сгоряча кисть там или палец себе оттяпаешь, мазнёшь отрезанный кусок да к месту приставишь мигом всё срастётся.
Па, ты только не сердись, ну не лежит у меня к дереву душа. Не собираюсь я бездельничать, но ведь хочется найти что-нибудь для себя, вот как ты нашёл своё, не чужое. Дед пиво варил, прадед кожу дубил а ты, им наперекор, в столяры подался. Ну не умею я верно сказать Неужели из ста двадцати ремёсел не найду я того, что будет мне по рукам и по сердцу?
Наступил вечер, в окнах зажёгся свет, люди вышли на улицу просто погулять, поболтать с соседями. Над фонарями закружилась золотистыми искорками мошкара. Кто-то тихо наигрывал на скрипице, По всему городу запахло кофе и сдобной выпечкой.
В двухэтажном кирпичном доме тоже зажёгся свет. Но это в окнах, выходящих на улицу. В тех же, что выходят в сад темно. Внезапно, одно из этих окон, словно само собой, распахнулось и в тёмном узком коридоре вспыхнул слабый зеленоватый огонёк. Он поплыл в воздухе вдоль оконных стёкол и исчез, свернув на лестницу.
Вот он беззвучно вплывает в большую комнату, где от пола до потолка все стены сплошь заставлены книгами. Вот становится ярче и в его призрачном свете можно различить зыбкую, больше похожую на тень, чем на человека, фигуру. Длинный плащ словно соткан из чёрного тумана, капюшон так низко надвинут, что лицо невозможно разглядеть. Выпростанная из-под плаща рука с сухими и цепкими пальцами достаёт книги с полок одну за другой, одну за другой, быстро но тщательно пролистывает и ставит на место.
И здесь ничего нет! Опять ничего нет!
Загоняя Иржика в постель, мать заранее пригрозила:
Вздумаешь завтра опять сбежать на свою рыбалку, домой можешь не возвращаться . С утра пойдёшь со мной к пану Карелу, и никаких отговорок слышать не хочу, если ты ему понравишься, он возьмёт тебя в ученики.
А если не понравлюсь?
То пойдёшь в ученики к мусорщику.
А если пан Карел мне не понравится?
Пан Карел? Разве может пан Карел кому-то не понравится? Да добрее его человека во всём городе не сыщешь!
Но я не хочу быть портным! Не хочу всю жизнь горбиться над чужими штанами!
А чего ты хочешь? Скажи, есть ли хоть какое дело, которым ты хотел бы заняться? Молчишь? Перебирать да раздумывать и до седых волос можно. Нет уж, сыночек, потакать твоей лени я не собираюсь. Сам потом мне спасибо скажешь. Научишься шить жилеты да камзолы, никогда без куска хлеба не останешься.
Мать вышла, расстроенный Иржик подошёл к окну. Тоненький месяц серебрился в лёгких прозрачных облаках. Тихие звёзды мерцали в вышине. Спать совсем не хотелось. Тут он вспомнил о пойманном на удочку башмаке, из-за которого приятели уж точно теперь его задразнят, о пряжке, о странном незнакомце. Он вытащил из кармана грязную железку. Потом зажёг свечу, достал с полки тряпицу, капнул на неё масла, насыпал немного мелкого песка и стал оттирать грязь. Довольно скоро пряжка посветлела, в отчищенных местах проступило серебро и тонкой работы узор в виде листочков клевера.
Мальчик стал тереть ещё яростней, нет, теперь он не жалел, что не отдал свою добычу странному незнакомцу. Да пропади он вместе со своими талерами! Есть в этой вещице что-то таинственное, а таинственное, пока не вызнал, что за ним кроется, нельзя выпускать из рук. Иржик порылся в ящичке со своими сокровищами, достал кожаный шнурок и повесил пряжку на шею.
Из-за стены раздался голос матери:
Что ты там свечу без дела жжёшь? А ну в постель, живо!
Сейчас, ма! Уже сплю! Ещё разок взглянул на пряжку, разделся, задул свечу и укрылся одеялом. Скоро он и в самом деле уснул.
И сквозь сон услышал, как далёкий девичий голос, нежный, словно хрустальный, зовёт его:
Ир-ржик! Ир-ржик! Спаси меня Ир-ржик! Найди меня! Р-расколдуй!..
Не просыпаясь, Иржик прошептал:
Кто ты?
И голос отозвался:
Я Р-розамунда! Пр-ринцесса Р-розамунда! Спаси меня! Найди меня!
Но где же мне тебя искать?
Ищи, Ир-ржик! Ищи!
Голос слабел, отдаляясь, и наконец стих.
А в тёмном саду с наклонившейся над окном яблоневой ветки, тяжело взмахнув крыльями, взлетела большая синяя птица.
С утра пораньше пани Катаржина приодела сына понарядней, пригладила расчёской вихры и повела в мастерскую к пану Карелу. Мастерская была недалеко и время вроде бы раннее, но Иржика успели раза три окликнуть: «Эй, Рыболов, как дела?!» и он понял, что прозвище прилепилось к нему надолго, если не навсегда.
Странное впечатление на Иржика произвела портняжья мастерская посреди большой комнаты стоял невысокий длинный стол, ещё два стола поменьше расположились вдоль стен, и на всех трёх, среди разноцветных лоскутов и обрезков, по-турецки скрестив ноги, сидели сам мастер Карел, два его подмастерья и пять учеников. Кто-то из них резал бледно-голубое сукно длинными острыми ножницами, кто-то, вооружившись иглой и ниткой, сшивал раскроенные куски, кто-то обмётывал петли. Сам Мастер скалывал какие-то детали булавками, при этом булавки он держал во рту. Работа кипела и у Мастера не сразу нашлось время взглянуть на вновь вошедших. Наконец он оторвался от дела, вытащил изо рта булавки и произнёс :
А, пани Катаржина! День добрый! А это, значит, сынок Ваш, Иржик? Ну что, Иржик, хочешь портняжьему делу научиться?
А чему тут учиться? набычился Иржик. Дело нехитрое режь ножницами да сшивай иглой. Только на стол я не полезу.
Что ж, тогда бери стул и садись рядышком. Нехитрое, говоришь, это дело?
Вы, пани Катаржина, не беспокойтесь, оставьте мальчика здесь. Думаю, такой самостоятельный молодой человек и сам вечером найдёт дорогу домой. Посмотрим, на что он способен, а там уж и с паном Якубом, коли доведётся, по рукам ударим.
Мальчики, проводите пани, мне слезть трудновато.
Ну, Иржик Рыболов, тебя ведь так зовут? кто-то хрюкнул не сдержав смешка, и пан Карел, мгновенно достав из-за спины аршин, легонько «приласкал» нарушителя порядка, иголку хоть раз в руках держал?
Держал, буркнул Иржик.
Нитку вдеть сможешь?
Кто ж её не вденет?
Вот и чудненько! Сегодня всё твоё дело глядеть да на ус мотать. Да принести-подать, коли кому что понадобится. А понадобиться может многое кому мел, кому утюг
Может я лучше откромсаю чего, или пришью?
Так вот сразу откромсаешь да пришьёшь? Ну что ж Ножницы я тебе пока не решусь доверить, а вот иголку с ниткой Мальчики, покажите, как нитку вдевать.
Велика премудрость! Что я, сам не сумею?
Ну, сумеешь, так сумеешь. Помнится, где-то здесь лежал мой любимый отрезик Пан Чеслав так и не удосужился за год хоть разок заглянуть на примерку.
Он бы, может, и удосужился, да в долговую яму угодил.
А вам, зубоскалам, что в том за радость? Ага, вот и он! Пан Карел положил перед Иржиком два канареечно-жёлтых куска ткани. Запоминай: это полочка, это спинка, это лицо, это изнанка. Не перепутаешь, разберёшься? Вот нитки, вот игла дерзай!
Напортачит! не сдержался младший из подмастерьев.
Напортачит распорем.
Все отложили работу и мастеру пришлось прикрикнуть
Ну-ка, оболтусы-обормоты-бездельники, за дело, вы сюда не в цирк пришли!
Иржик отмотал от катушки нитку подлиннее и, послюнив конец, вдел её в ушко иголки. Потом, вспомнив, что мать завязывала на конце узелок, покатал нитку в пальцах получилось нечто вроде лохматого паучка.
Что там пан Карел показывал? Ага, вот это надо пришить к этому. Точно! Иржик положил ткань на колени поудобней, ткнул иголку, чуть не взвыл от боли, но сдержался. Ничего, он справится, тоже мне великое искусство! Иголка вниз иголка вверх, потянул, иголка вниз иголка вверх, потянул, нырнула вынырнула Гляди-ка, дело пошло! Правда, швы ложились вкривь и вкось, нитка путалась, крутилась, вилась петлями, ну да ничего, тут оборвём, там откусим и вперёд!
Ну что, юноша наш самостоятельный, поглядим, как твой шедевр поживает?
Я только начал.
Ничего, доброе начало полдела откачало. Давай-ка, давай сюда свою работу.
Он с ней так сроднился, что оторвать от себя не в силах!
Иржик готов был сквозь землю провалиться. Ну как? как он умудрился пришить эту тряпку к собственным штанам?!
Сдавленные смешки стихли под укоризненным взглядом пана Карела.
Подумаешь, перестарался человек, с кем не бывает. Ну-ка, Франтишек, помоги, подпори шов.
Пухлощёкий Франтишек подкатился шариком и, чикнув маленькими ножничками, живо освободил Иржика от ткани и ткань от Иржика.
Так-так-так, посмотрим, что у нас получилось Ага, плечо ты пришил к подолу. Горловину просто стянул ниткой. Крепко стянул, основательно. А ведь прелестно получилось, и главное оригинально!..
А куда теперь пан Чеслав голову просунет?
Ты уверен, что у пана Чеслава есть голова?
Теперь уже никто не в силах был сдержаться, и оглушительный хохот сотряс мастерскую. Иржик залился краской, буркнул что-то себе под нос и выскочил на улицу, хлопнув дверью.
Дома он на все расспросы матери отвечал одно:
Нет, ма, ты как хочешь, а я туда никогда не вернусь!
Что ж, значит завтра отведу тебя к пану ПЕтру. Пусть научит тебя горшки да миски обжигать. Хорошая посуда людям всегда нужна, без куска хлеба не останешься. А пока, раз уж ты дома, поможешь мне по хозяйству.
До позднего вечера в доме находилась работа это вытри, то принеси, лестницу подержи, ложки оловянные мелом начисть, так что улизнуть к приятелям не удалось.
Похоже, мать здорово на него осерчала. А ночью Иржик всё не мог заснуть, он гладил маленькую серебряную пряжку и слышался ему нежный девичий голос:
Спаси меня, Иржик! Спаси! Я принцесса Розамунда!
Мастерская пана ПЕтра стояла на низком берегу Свратки. Сразу за забором была выкопана глубокая яма, рядом валялись вёдра и корыта пустые и наполненные глиной, Чуть подальше вросли в землю тяжеленные кадки, где глина отмокала. И чуть не у самого порога в громадном корытище, держась друг за дружку, чтобы не проскользнуться, топтались, толкались и пинались два чумазых паренька. Оба по самые вихры были заляпаны глиной, сходство с поросятами, дорвавшимися до грязной лужи, было поразительным, разве что мальчишки не хрюкали от удовольствия.
В большой комнате красовалась печь, всюду на полках, на лавках и козлах сохли горшки, миски, кувшины, а на кривых табуретах сидели мастер Петр и его подмастерье и босыми ногами крутили гончарные круги. Мастер что-то мурлыкал себе под нос, ну точь-в-точь отец, когда работа ладилась, а подмастерье насвистывал не в лад.
Мастер и подмастерье поклонились в ответ на приветствие, но работу прерывать не стали.
Подбежал конопатый мальчишка, приволок чистый стул и усадил гостью.
Ну что ж, пани Катаржина, коли лежит у Иржика душа к нашему делу, возьмусь обучать его ремеслу. Что, парень, не против руки в грязи марать? Говорят, сам Господь такой работы не гнушался.
Тем временем, под руками самого пана Петра поднялась, закружилась высокая широкогорлая крынка. Полюбовавшись на неё с минутку, гончар прихлопнул глину ладонью, скатал в колобок, и, снова крутанув ногой щербатый круг, стал вытягивать стенки новой посудины.
Что рот раскрыл, галчонок?
Зачем Вы её так?.. Она была такая красивая!
А будет ещё краше. Глина как тесто, любит, чтобы её семь раз осадили да восемь вымесили.
Но зачем?
Затем, чтоб посуда вышла звонкая да крепкая.
Вы, пани, не бойтесь, оставьте своего паренька здесь на часок-другой, никто его не обидит.
Ну, а ежели выйдет из смотрин толк, пусть тогда пан Якуб приходит, пива бутылочку приносит, мы с ним по стаканчику светленького разопьём да по душам потолкуем. Зря только мальчонка сюда как в ратушу вырядился, вы ему рваньё какое поищите у нас, у горшечников, куда ни кинь, всюду глина, ну как с глиной возиться, да рук не замарать?
Едва мать скрылась за дверью, Иржик подошёл поближе к гончарам.
Ну что, интересно?
Ничего. Смотрится.
Да, рыбу ловить куда интереснее, поддел, не удержавшись, весёлый подмастерье.
Угомонись, Зденек, всё бы тебе языком молоть.
Вот что, приятель, месить глину тебе пока несподручно, вернее несподножно, за печью следить тоже рановато, что ж, садись рядом, смотри да примечай, как грязь из-под ног посудой становится.
А чего смотреть, верти себе круг да посвистывай.
Ну, коли ты и так всё знаешь мастер сбил глину в плоский ком и встал с табурета, садись, дружок, покажи, как ты без науки всё умеешь.