Лилли находила этих женщин невыносимо скучными.
Джентльмены ее класса были ничуть не лучше; никто из них не искал в жены женщину, обожающую скорость, любящую риск и предпочитающую проводить время на улице, а не в доме. И уж точно никто не искал себе женщину посреди шторма или в центре скандала.
Она склонилась ниже к лошадиной шее, развевающаяся грива коснулась щеки. Восторг незнакомой дороги, ритм ударов копыт по мокрым золотым и пурпурным листьям именно это и было ей нужно, чтобы прогнать прочь беспокойство или панику.
Они с Эмили взяли лошадей в стойлах гостиницы «Бэттери Парк», но это не были закисшие в стойлах клячи. Ее конь мчался по каменному мосту, вынося вперед левую переднюю, с каждым разом все дальше.
Упершись правой ногой в луку седла, она отдавалась ритму галопа. Вокруг над лесами и полями вздымалось кольцо гор, окутанное голубым туманом, который, словно пар, поднимался из их глубин.
Наконец, замедлив ход, она оглядела дорогу: березы, рододендроны и папоротники. Каменные мосты и ручьи.
Осталось несколько минут, чтобы подумать, чтобы попытаться понять последние поступки ее отца. Они с Эмили неделю назад приехали сюда из Нью-Йорка, чтобы встретиться с ним.
Эшвилл, Небесная страна, прислал он телеграмму из Нового Орлеана. Воплощение ярости, как пишут газеты. Раз вы едете туда с подругой, как ты пишешь в последнем письме, что, если я встречу тебя там? Неожиданный визит любимой дочери.
Он не телеграфировал ей с тех пор, как они с матерью переехали в Нью-Йорк, а в этой телеграмме он не экономил на словах наоборот, они текли потоком, как будто он спешил или хотел, чтобы она почувствовала его тепло или и то, и другое. В последние месяцы он редко присылал письмо-другое, но это были деловые заметки, то про угрозу забастовки, то про налоги на импорт. Любимая дочь так выражаться было для него нетипично. Теплота и порыв не входили в привычки отца.
Но она была рада случаю повидаться с ним, этим тайным Наполеоном Нового Орлеана, на которого она была так похожа и которого едва знала. Так что эти четыре дня они с отцом и Эмили провели прекрасно до вчерашнего утра, когда портье в «Бэттери Парк» вручил отцу телеграмму.
Его лицо посерело.
Чертовы New York Times. Почему они не могут дать этой истории затихнуть, после стольких-то лет. Bordel de merde![7] Думают, что перехитрили меня, прислав сюда какого-то репортера, так, что ли?
Трудно, сказала она больше себе, чем ему, выбрать более неподходящее время. Если узнают, что тут есть хоть какое-то сомнение
Именно, ma chere. Il sont conts, идиоты. Отчего никто не запретит им копаться в моей жизни?
Он собрал вещи и уехал даже не сказав куда в течение часа. И забыл попрощаться с ней.
Сзади послышался стук копыт. Эмили догоняла ее тихой рысью.
Ну, Лилс, судя по тому, как ты тут застыла, могу сказать подъездная дорога тебя впечатлила. Так жаль, что твой папа не смог остаться и тоже ее увидеть. Она помолчала, как будто была не уверена, стоит ли говорить что-то о том, каким странным был его внезапный отъезд. Но, решив не затрагивать эту тему, только улыбнулась. Джордж будет в восторге от твоей реакции.
Я уверена, у твоего дяди есть более важные дела, чем волноваться о мнении леди, которой он даже не видел.
Погоди, это пока он не встретит тебя. Вот тогда и посмотрим, как его будут волновать твои мысли об этом проекте. Эмили просияла улыбкой. В этом была она вся детская радость и теплота, которую, при всей ее наивности, нельзя было не любить.
Твой дядя производит впечатление совершенно довольного жизнью человека путешествует по миру, коллекционирует предметы искусства, читает книги, строит свой тайный замок
Ну да. Но правильная женщина может показать даже самому довольному из людей, как он на самом деле несчастен.
Лилли рассмеялась.
Ну, в смысле, без нее, добавила Эмили.
Позволь мне еще раз подчеркнуть, что я приехала с тобой сюда, на Юг, отнюдь не потому, что отчаянно ищу себе мужа.
Никто, моя милая Лилли, не сможет заподозрить тебя в том, что ты отчаянно ищешь хоть что-нибудь. Ты просто берешь то, что захочешь, даже особенно не стараясь. Что напомнило мне я хотела спросить, о чем это ты говорила с тем мужчиной на станции сегодня утром?
Лилли повернулась к подъездной дороге спиной.
Трудно представить себе строение в конце, которое отвечало бы всем ожиданиям после этих зигзагов и поворотов.
Эмили расправила юбку своей амазонки.
Можешь менять тему сколько угодно. Я только надеюсь, что тот человек со станции не доставит неприятностей. Он выглядит так будто он из тех, кто может стать слишком хорошим знакомым.
Лилли почувствовала, как ее пульс снова замирает, а слова повисают в воздухе. Никто не должен был видеть, как она разговаривала на станции с тем человеком. Видимо, она плохо рассчитала, сколько времени займет у Эмили отослать телеграмму. Или, может, Эмили видела, как она подходила к нему. Кто знает, что она могла услышать.
Это кто-то из местных. Спрашивал про работу. Я, естественно, отослала его прочь.
Она повернула лошадь, словно наслаждаясь видом гор.
К ним легким галопом приближался широкогрудый гнедой. По его легкому, но мощному шагу Лилли поняла, что это была ганноверская лошадь, полукровка.
На наезднике были сияющие черные сапоги и безупречно сидевший камзол для верховой езды с высоким твердым накрахмаленным воротником и черным галстуком. Кожа его казалась очень бледной, как можно того ожидать от человека, который считался книжным червем. Но все же это было приятное умное лицо гораздо симпатичнее, чем его крупнозернистые размытые фотографии на светских страницах газет.
Уголки его губ под темными, аккуратно выстриженными усами лишь слегка поднялись кверху. Но глаза, темные, глубокие, с морщинками по краям, смотрели тепло и даже радостно.
Дядя Джордж! Натянув поводья, Эмили заставила свою лошадь подойти к нему поближе. Как чудесно, что мы встретились! Только не ругайся. Она подняла руку с раскрытой ладонью. Я вот только что как раз говорила мисс Бартелеми, что дала тебе слово, что мы подождем, пока завтра не соберутся все остальные гости, и посмотрим твой новый дом уже вместе с ними.
Джордж Вандербильт не выражал ни малейшего намерения ругаться, но Эмили продолжала защищаться.
Я знаю, что остальные гости вот-вот прибудут вообще-то мы как раз думали, не подождать ли их на станции. Но уже смеркалось, собирался дождь, а мы хотели еще покататься. И тут как раз выехали на твою чудесную дорогу через имение. Но мы доехали только сюда, и ни шагом дальше.
Ну, один взгляд на шпили башен не считается нарушением обещания. Он указал рукой влево, где в просвете между деревьями мелькали скаты высоких крыш, а два параллельных шпиля отражали последние лучи меркнущего света. И что-то какое-то существо скалилось откуда-то издалека.
Лилли не собиралась показывать свое удивление. Но она не была готова увидеть висящую там, вдалеке, гаргулью, глядящую на нее сквозь кроны леса в долине Южных Аппалачей.
Когда-нибудь, Джордж Вандербильт повернулся в седле в ее сторону, эти деревья будут полностью заслонять вид на дом до самого конца третьей мили. Но простите. Я не представился вам как следует.
Его голос прозвучал на удивление неуверенно для человека, у ног которого лежал весь мир.
Скромно. Почти стеснительно.
Он был хрупкого сложения, что вежливо описывалось в светских колонках как «редкий человек в своих кругах, который больше читает, чем ест». Который предпочитает допоздна вести философские беседы с единственным близким другом, нежели ужинать в компании дочерей стальных магнатов, хлопающих на него ресницами.
На секунду его внимание переключилось с нее на что-то другое. Казалось, он оценивает высоту арки моста на следующем повороте и точное количество зеленого, бордового и золотого в окружающем пейзаже.
Будь это кто-то иной, Лилли могла бы подумать, что это признак вялого, неэнергичного человека. Но это был Джордж Вандербильт, внук одного из самых безжалостных титанов бизнеса, которых видел свет, и, странным образом, это ей понравилось.
Прищурив глаза, она вгляделась вперед, в то место на гребне горы, откуда поднималась струйка дыма, смешивающегося с туманом. В воздухе различались доносившиеся издали запахи костра и пепла.
Одна из двух оставшихся хижин, подсказал он, проследив направление ее взгляда. Семья горцев, которые пока отказываются продать свою землю мне ну, или моему агенту, МакНейми.
А по вашему опыту, мистер Вандербильт, люди всегда рано или поздно продают то, что любят, если им предложить достаточную сумму?
Лилли увидела, с каким выражением ужаса повернулась к ней Эмили. Но было уже поздно как-то пытаться смягчить эту фразу.
Словно завороженный зрелищем струйки дыма, он кивнул.
Да. Именно так. Казалось, он и сам был опечален своим ответом. И эта последняя семья тоже однажды продаст свое жилище.
После чего, как будто вспомнив о хороших манерах, он тронул свою лошадь вперед и протянул Лилли руку.
Еще раз прощу прощения. Джордж Вандербильт.
Эмили тоже подала лошадь вперед.
Джордж, пожалуйста, познакомься это Лиллиан Бартелеми, из Нового Орлеана. Но в последнее время она живет в Нью-Йорке. К сожалению, ее отец, Морис Бартелеми кажется, я писала тебе, что мы встретились с ним здесь, не смог сегодня присоединиться к нам, поскольку ему пришлось крайне внезапно и неожиданно уехать. Она с симпатией взглянула на Лилли. По делам. Лиллиан, позволь представить тебе моего дядю. Мистер Джордж Вашингтон Вандербильт II. Тоже из Нью-Йорка. Но в последнее время, и как я ему в этом завидую, ее взгляд пробежал по горам, он живет здесь.
Джордж Вандербильт осторожно, словно не был уверен, что с ней делать, взял руку Лилли. И она снова ощутила это странное замирание сердца.
Мисс Бартелеми, какая честь познакомиться с вами. Ваша тетушка, миссис Уортон, мой близкий друг уже много лет. У нас практически совпадают вкусы в литературе.
Ах да. Тетя Эдит, Лилли произнесла это со всей возможной теплотой. Атака легкой кавалерии, как мой папа называет ее в семейном кругу.
Вандербильт улыбнулся.
Да, эта женщина знает, чего хочет.
Боюсь, меня обвиняют в том, что я очень на нее похожа.
Эмили прищурилась на Лилли и слегка покачала головой.
Но выражение лица Вандербильта не изменилось.
Тем лучше для вас, мисс Бартелеми.
Итак: вот он, мистер Джордж Вашингтон Вандербильт II. Интеллектуал. Стеснительный. И не боится сильных женщин.
Мистер Вандербильт, могу я похвалить стать и выездку вашей лошади? Я и сама люблю полукровок.
А, у него загорелись глаза. Так вы, значит, заинтересованы в размножении?
Эмили, не выдержав, захихикала. Лилли тоже бы рассмеялась, если бы Вандербильт не был так серьезен. Он явно не понимал, что такого сейчас спросил.
Ну, полагаю, как большинство из нас, ответила Лилли. Конечно, при правильных обстоятельствах.
Потрепав свою полукровку по шее, он повернулся в седле, и она заметила, что заслужила его одобрение. Конечно, это не была симпатия. Пока. Но одобрение. И возможный интерес. И все это за такое короткое время.
Интересно, подумала она, а некрасивые женщины тоже могут так быстро заслужить доверие мужчины?
Джордж Вашингтон Вандербильт II, похоже, мог оказаться потрясающе интересным приключением.
И очень достойной целью.
Со станции в поселке больше не доносилось свистков. Это означало, что поезд уже прибыл. Прибыл и стоял там, и его пар с тихим шипением, ш-ш-ш-ш, уходил в туман, и его белые клубы закрывали всю платформу и растворялись в лесах.
Клубящаяся белизна и темнота, которые могут скрыть все происходящее вокруг.
Все то, чего видеть не нужно.
Глава 5
Керри вглядывалась в клубящийся пар, словно пыталась разглядеть в нем свое будущее, вертящееся и дергающееся, как картинки кинематоскопа. Вся платформа была заполнена дамами: узкие, затянутые талии, развевающиеся перья; пальцы в перчатках указывают, какой из обтянутых кожей сундуков принадлежит им. Кругообразно покачиваются черные котелки и цилиндры джентльменов как кипящая в котле смола, подумала Керри.
Джарси свесился с подножки вагонной лестницы, копна его рыжих волос качалась в воздухе.
Эти двое в шляпах, что тут стояли, объявил он, уж больно важные. Но ничего, мне понравились. Он перевел глаза с репортера на двух Бергамини в нескольких метрах поодаль.
Арон Беркович предложил руку Реме, стоящей позади него. Опершись на нее, она спустилась на платформу. Керри знала, что, несмотря на свой возраст, тетя Рема была сильна как бык но все же была не против опереться на руку молодого человека.
Талли рассматривала маленького Карло Бергамини, прихрамывающего и волочащего левую ногу вслед за старшим братом.
Как это ты так охромел?
Малыш лишь взглянул на нее своими черными глазами.
Споткнулся, сказал его брат. Спускаясь по лестнице. И быстро отвернулся.
Врет, заметила Керри.
Люди отворачиваются вот так от своих собственных слов, только когда врут. Как будто не могут смотреть на то, как сами исказили правду.
Здешние носильщики, фыркнул один из проходящих мимо пассажиров, вот точно уж не торопятся тут на работу. Не то что в Бостоне
Те, кто ехали в дамском вагоне и в Сваннаноа, следили за тем, как станционные носильщики передают их багаж крепким мужчинам, кричащим: «Гостиница Бэттери Парк и Кенилворт». Сундуки перемещались на широкие плечи, а оттуда на ожидающие повозки и в изящные кабриолеты. Лошади фыркали.
Итальянец обернулся к Реме.
Не были бы вы так добры подсказать нам, где проходит дорога в Билтмор?
Вам нужна ночная дорога, милок.
Ближайшая дорога, пояснила Керри. Она называется подъездная дорога, сразу ясно, для чего ее строили. Но это добрых три мили. А сейчас почти стемнело, и там пока никто не живет, так что вы проделаете весь путь понапрасну.
Он повернул в ту сторону, куда она показала.
Но, голубчик, если ты так уж всерьез настроен увидеть Билтмор до ночи туман, не туман, так там есть такая большая каменная арка, а под ней привратницкая. Да еще на той подъездной дороге будет целая куча поворотов да петель. И она помахала руками в форме буквы «S».
Он быстро кивнул. Вскинув мешок на плечо, он снял свою кепку и сунул ее близнецам. Per voi due[8].
Джарси схватил ее, и близнецы радостно заверещали. Выхватив добычу у брата, Талли надела ее набекрень и перекинула косу через плечо. Джарси надулся.
Господи, сказала Рема. Ну-ка, делитесь по-честному. А коли нет, так быстро у меня оба облысеете.
Не-Марко Бергамини поднял руку к отсутствующему теперь козырьку на голове. Потом подхватил Карло под локоть, и они оба зашагали вперед.
Талли и Джарси тоже пошли вперед, перескакивая через сундуки и шляпные коробки. Керри, поддерживая Рему под локоть, начала разыскивать сундук, который одолжила. Наверняка он уже погребен где-то под кучами багажа, которые предназначены для погрузки в повозки из больших гостиниц.
Вдруг ее толкнули сзади, и она остановилась. Мимо проходили два джентльмена из поезда, и тот, что пониже, с густыми усами, Грант, обернулся к ней. Отвесив низкий поклон, он приподнял свою шляпу:
Прошу прощения.
Ничего страшного. Мои брат с сестрой, она успела вовремя проглотить слово меньшие. Тоже уже наверняка перетолкали половину толпы.
Репортер из Times помахал ей с расстояния в несколько метров.