Вадим! обеспокоенно говорит Лёня. Ты как?
Нормально, как же ещё? Собаки наши, походу, всё.
Я бросаю взгляд туда, где зарезал бота мало ли, он ожил, или новые уже подоспели. Нет, тишина. Даже тело питбуля уже успело исчезнуть. Смотрю вниз стая лежит неподвижно.
Ну точно, сдохли, говорю я сквозь одышку. Но хорошо, что всё обошлось. Погнали вниз.
Когда я уронил бомбу, она упала на землю к счастью, мои опасения оказались напрасными, и ничего не случилось. Спустившись, я достаю из кармана свой магнитик и прикладываю к скрипту. Через секунду магнит издаёт характерный писк: скрипт скопировался мне в инвентарь.
Нахрена тебе копия этой дряни? спрашивает Серёга.
Происходит странная фигня, отвечаю я. Надо быть готовым ко всему. И пригодиться может что угодно.
Алиса и Артур спокойно ждут нас и о чём-то разговаривают. Первой меня замечает Алиса.
Вадим! Как успехи? спрашивает она.
На нас напала стая собак. Чуть не покромсали.
Боже! Алиса обнимает меня.
Да ничего страшного. Это же виртуальность. Пришлось бы вам нас подождать, пока мы от своих точек респауна доехали бы.
Собаки, говоришь? задумчиво произносит Артур и забирает бомбу из моих рук. Значит, эта штука остановила всех, кроме животных?
Возможно, отвечаю я. Или всех неписей, кроме конкретно тех собак.
Артур ставит бомбу на асфальт и приподнимает динамитные шашки. От них к ящику тянутся провода.
Интересно. По всей видимости
Артур достаёт нож и перерезает их. В следующий миг город оживает.
Получилось! радостно выкрикивает Алиса.
Как-то всё просто, говорит Кристина. Зачем в скрипте делать такую уязвимость?
Артур берёт в руки скрипт, и тот исчезает: значит, убрал его к себе в инвентарь.
Не знаю. Поизучаю на досуге код. Вадим, спасибо. И твоим друзьям тоже спасибо. Вы оказали неоценимую помощь. Могу я связаться с вами, если что-то ещё всплывёт?
Я я не знаю даже. Думаю, что
Давай телефон, запишу тебе свой номер. Просто на всякий случай.
Ну ладно, я даю учёному свой телефон. Он что-то пишет и отдаёт его мне обратно.
Набери мне.
Я смотрю на свежесозданный контакт: «Артур Авдеев». Нажимаю на кнопку вызова. У Артура звонит телефон.
Ага, запишу тебя. Ну всё. До скорых встреч, ребята.
А как же Амальгама? спрашиваю я.
Думаю, сейчас мы её здесь не найдём. Я напишу, когда что-то выясню.
На этих словах Артур исчезает, а вместе с тем утихает и звонок. Ох, не нравится мне это всё. Сейчас совсем не до приключений. Мы только успели выдохнуть, как дерьмо стало валиться с новой силой, и в этот раз непосредственно на наши головы.
С другой стороны, если Артур выяснит что-то полезное, это станет поводом обратиться в охрану. Уж они наверняка смогут что-то сделать да?
Я поворачиваюсь к Алисе.
Слушай, прости, не очень хорошо получилось
Нет, нет, перебивает меня она. Всё нормально, Вадим.
Ну что, пойдём ещё потанцуем?
Знаешь, она на миг задумывается. Мне надо домой.
Ну вот, ещё одну девчонку упустил.
Давай ты и мой номер тоже запишешь, она хитро улыбается.
Я невольно улыбаюсь в ответ.
Константин
Вадим, кстати, в какой-то клуб пошёл, я с аппетитом жую очередную тефтелину. Господи, как же вкусно. Готов есть эту Сонину стряпню вечно.
Он хороший мальчик, не беспокойся за него, отвечает Соня.
Да по ушам надавать ему надо было. Жаль, не успел среагировать. Сбежал только пятки сверкали. Вот вечно ты его выгораживаешь! Пацану шестнадцать лет. Какие, к едрене фене, клубы? Был нормальным, прилежным парнем, а теперь, видите ли, бунтарский дух в нём, блин, проснулся! Кто бы мог подумать!
Я всегда думаю о благополучии нашей семьи, отвечает Соня, не отлипая от телевизора.
Да, я тоже, ковыряю вилкой пюре.
Я тоже тебя люблю, невпопад отвечает Соня и улыбается.
По телевизору голограмма Геннадия Виолова, прекрасного актёра нашей молодости, кружит на коньках по льду телестудии. Играет чарующая музыка, и Геннадий, надо сказать, для своих пятидесяти шести лет очень неплохо держится. Но это повтор старой передачи, я помню, как мы с Соней смотрели этот выпуск. И помню, что размышлял примерно о том же: о былом кинематографе, о возрасте актёра Сколько ему сейчас, получается?
Нисколько. Скорее всего, он погиб во время конца света. Сладкий самообман растворяется, и у меня начинает дёргаться глаз.
Я не дома. Я в виртуальной реальности.
Квартира эта, наверное, тоже сгорела. Как и Виолов.
Хроническая депрессия так сказал психиатр. Ещё он говорил про какое-то обсессивно-компульсивное расстройство, но это всё чушь собачья. Навыдумывали болезней, чтобы деньги из людей тянуть. Никаких расстройств я не ощущаю и не ощущал, а вот депрессия самое реальное, что есть в моей жизни в последнее время.
Я кладу вилку и нож. Осматриваю свою квартиру ещё раз. Ту, в которую я вложил кучу денег. Которую получил от завода, но ради благоустройства которой залез в кредиты. Ту, которой больше нет. Место и человек, которые были смыслом жизни наравне с карьерой, давно исчезли.
О карьере теперь тоже можно забыть.
И вот, я хожу по кругу снова и снова, предаваясь самообману, ведь только здесь мне становится легче.
Я опускаю голову и тяжело вздыхаю.
И какой бунтарский дух, о чём я? Вот же осёл. Вадим ведь прав.
Правда у каждого своя.
Я бросаю взгляд на бота, который так старательно изображает мою покойную жену. Меня поедает боль, прошлое впивается своими жуткими когтями в грудь и пронзает сердце, аж всё сдавливает внутри.
Вадим сделал тебя очень точно, говорю я. Ты всегда была вот такой демократичной, не то, что я, категоричный кретин. Правда у каждого своя, да. Но истина она одна. И Вадим прав. Я слишком цепляюсь за прошлое. Так и с ума сойти недалеко. Ты не моя жена. Лишь цифровое воспоминание. Пойду я как там говорит Вадим? «В реальности потусуюсь»?
Наш сын тот ещё тусовщик.
Н-да-а, утвердительно протягиваю я. Пока, Соня.
Пока, Костя.
«Отключение».
Иллюзорный мир растворяется. Я снова в своей каюте. Вадим всё лежит в кресле, подключенный к виртуальной реальности, а в иллюминаторе всё ещё виднеется Земля. Ещё полгода назад полная жизни, но теперь ставшая одним бесконечным пепелищем. И сейчас я куда ближе к своему будущему дому, чем к прошлому.
Если у меня есть только прошлый дом и дом будущий, что же я имею сейчас?
Я подхожу к зеркалу и осматриваю себя. Из-за густой, нестриженой бороды создаётся впечатление, будто я бомж, ей-богу. Белый халат из стандартного комплекта уже недобро попахивает, в нескольких местах заметны пятна. Причёска о ней даже говорить не буду.
Уж если я хочу выйти из этого состояния, надо преобразиться внешне. Что снаружи, как известно, то и внутри.
Из шкафа я достаю костюм, который успел прихватить из дома. Одно жалко: здесь нет утюга. От вида этой мятой рубашки у меня сердце кровью обливается. Я аккуратно складываю халат и убираю на полочку, а вместо него облачаюсь в рубашку, пиджак и брюки. Ладно, под пиджаком мятую рубашку не так уж и заметно.
Расчёски здесь, слава Богу, есть. Я укладываю волосы так, чтобы они спрятали еле проглядывающую плешь, и отправляюсь вперёд, навстречу новой жизни.
Первое время видеть всё это было несколько дискомфортно. Коридор кажется почти прямым, но взгляд замечает, что он слегка загибается. Будто ты вечно идёшь немного в горку, но физически этого не ощущаешь. Сейчас я уже привык.
Коридор, как всегда, практически пуст. Вот двое охранников стоят с электронными сигаретами и говорят о чём-то своём.
Короче, у меня брательник десятку мотал. Я хрен знает, как их там с тюрячки эвакуировали, но он сейчас на десятой афре.
Хренасе!
Я на всякий случай ускоряю шаг. Всё-таки люди они неприятные, и вот такие их разговоры очень показательны. Премиальный корабль или нет, но мы на нём лишь довесок, потому что оставалось много свободных кают. Настоящие премиальные пассажиры отделены от нас дверью с единственным на всём корабле биометрическим замком. И лучшие охранники все там да в техническом отсеке, а у нас сидит всякое отребье. Я более, чем уверен, что эти ребятишки, которым лет по двадцать пять от силы, и в полиции-то никогда не служили. Какие-нибудь ЧОПовцы, как максимум.
В столовой мне немного плохеет. Она вся белая, от пола и до потолка, и пахнет стерильностью. Это напоминает мне о больницах, а больницы в последний год вызывают у меня приступы тревожности. Обычно я спешно набираю еды в собственную пластиковую посуду и ухожу есть в каюту, но я же сегодня собрался новую жизнь начинать. Кажется, зря.
У меня спирает дыхание, будто из помещения воздух откачивают. Ну-ка, как там меня учил психотерапевт? Глубокий вдох, глубокий выдох, медленно и размеренно.
Я беру полную тарелку кашицы, которой нас кормят ежедневно, и сажусь за свободный столик. Слава Богу, мне немного легчает. Смотрю по сторонам. За одним столиком ужинает молодой парень, за другим симпатичная женщина. На вид ей лет сорок максимум. Приятная такая дама, стройная и подтянутая. Тёмные волосы собраны в пучок, фигуру подчёркивает синее атласное платье будто она на бал пришла, а не есть серую жижу в столовой постапокалиптического межпланетного ковчега. Люди сейчас ходят абы как растрёпанные, в мятой одежде, и то, в основном, справить основные потребности. Потому что предпочитают жизнь в виртуальной реальности, потому что из пяти человек четверо потеряли близких. А ей как будто плевать. Это очень подкупает. Может, и я смогу так же?
Что ж, для новой жизни нужны и новые знакомства, верно? Я беру поднос и иду к её столику.
Извините, у вас свободно? я доброжелательно улыбаюсь, держась в метре от этой женщины со всей своей выправкой.
Что вы? Конечно же нет. Мой кавалер отошёл к барной стойке взять нам бутылку игристого, она хитро ухмыляется. Присаживайтесь.
Я киваю и сажусь напротив. Замечаю умеренную косметику на её лице. Интересно: большинство женщин на корабле ходят либо вообще без неё, либо разукрашиваются так, что мама не горюй. Первых, конечно же, больше: им не до этого, да и многих конец света настолько застал врасплох, что им, очевидно, было в тот момент не до косметики. Эта дама косметикой пользуется, но явно старается экономить.
Елизавета, представляется она.
Константин.
Очень приятно. И часто вы вот так ходите знакомиться с женщинами по столовым? она отправляет в рот ложку и делает глоток воды, будто демонстративно не глядя на меня.
Хах! я искренне смеюсь. Я в этом деле новичок. Ну, почти. Промышлял подобным лет до двадцати, только не в столовых, ну вы понимаете. А вернулся к этому занятию только после я запинаюсь. После антропоцида.
Чего-чего? Елизавета наконец смотрит на меня и слегка приподнимает бровь. Я заглядываю ей в глаза, и несмотря на то, как она держится, чувствую в них печаль. Кажется, есть у нас что-то общее. Хоть и не самое приятное.
Антропоцид. Так мой сын называет конец света.
А. Интересное название, научное такое. Ваш сын учёный?
Скорее просто мелкий умник. И выскочка.
Весь в вас пошёл, да?
В смысле?
Ну вы весь статный такой, серьёзный, с умными глазами. В молодости тоже наверняка были умником и выскочкой.
На миг я теряюсь, потом смеюсь и киваю головой.
Да, в чём-то вы правы. А потом вырос в карьериста. Дорос от простого инженера до главного инженера.
О, ну это серьёзно по нынешним временам, саркастически подмечает она.
Да уж. А теперь-то я
Букашка, заканчивает Елизавета за меня. Как и все мы.
Да-а уж, протягиваю я. Знаете, а я ведь приложил руку к работе над этим кораблём. Он разрабатывался как орбитальная станция. Но потом его спешно переделали, оснастили разгонным и тормозным блоками. И рабочее название у него было совсем не «Афродита».
Какое же?
«Эней». Это тоже из древнегреческой мифологии. Но когда станцию оснастили искусственным интеллектом «Афродита», название ей по традиции дали соответствующее.
Вдруг в памяти всплывает главный конструктор, который трудился над этим кораблём, Николай Бутримовский. Отличный специалист, да и вообще, мужик нормальный. Благодаря нему этот корабль такой, какой есть. Изначальное название, кстати, тоже он предложил. Насколько знаю, он увлекается древними Грецией и Римом, даже неплохо говорит и пишет на греческом.
Не видел его с самого конца света. Надеюсь, он его пережил.
А вы кем работали до всего этого сумасшествия? спрашиваю я.
Школьным учителем. Так что если надо будет приструнить вашего выскочку всегда обращайтесь. Сколько лет-то?
Сорок пять.
Взрослый же у вас сын, однако! А вы неплохо сохранились. Сделали подтяжку на зарплату главного инженера?
А, вы про Вадима? я смеюсь над собственной глупостью. Нет, ему шестнадцать.
Елизавета внезапно замолкает и начинает как-то задумчиво ковырять еду ложкой. А я смотрю на её волосы и думаю: не потому ли она привлекла мой взгляд, что похожа на Соню? Да нет, ростом она чуть выше, кожа светлее, да и волосы не настолько тёмные. Она скорее шатенка, а Соня была жгучей брюнеткой. Может, нос немного похож. Они обе курносые, но всё равно по-разному.
Что-то не в ту степь меня понесло. Да курносых и людей с тёмными волосами пруд пруди, и что, мне каждую такую даму теперь избегать?
Моему было пятнадцать, тихо говорит Елизавета. Всё былое озорство её покинуло.
Соболезную. Я тоже многих потерял. Мы все многих потеряли.
Спасибо, Константин.
Костя.
Она вновь поднимает на меня взгляд и слегка улыбается. В этот раз грустной улыбкой.
Лиза. Так мы теперь на «ты»?
Получается, что так.
Лиза выскребает ложкой остатки кашицы и полностью осушает стакан воды.
А ты, Костя, фигуру блюдёшь?
Что?
Лиза кивает на мою тарелку.
Тарелка почти полная.
Да что-то не лезет в меня этот деликатес. Так ты сейчас куда?
Время позднее, отвечает Лиза. Хотя какое в космосе время, да? В общем, пойду-ка я посплю.
О, позволь тебя проводить.
Что, есть совсем не будешь?
Я залпом выпиваю стакан воды и отвечаю:
Нет.
Я провожаю Лизу до её каюты. Наступает момент странной неловкости, мы перекидываемся короткими, не несущими особой смысловой нагрузки фразами. Но я вижу какое-то тепло в её взгляде, которого не было, когда мы только начали наше знакомство. И это тепло что-то во мне меняет. Сейчас я чувствую то, чего уже не чувствовал давно: контроль над своей жизнью.
Это я сейчас иду с ней по этому коридору, и делаю это по собственному выбору. Меня не тащат обстоятельства.
Вдруг я осознаю, что впервые за долгое время увлёкся женщиной. Хочется с ней сблизиться. И опять же, я контролирую эту ситуацию.
Ощущение, будто вернулся домой после долгой отлучки. Я слишком долго был гостем в собственной жизни.
Ну вот и моя каюта, Лиза останавливается у двери под номером сто восемнадцать.
Ого, да мы почти соседи. У меня сто сорок вторая.
Класс, отвечает Лиза. Ну ты заходи как-нибудь, Костя.
Лиза игриво, но всё равно как-то грустно улыбается и быстро скрывается в своём жилище.
Когда я возвращаюсь в каюту, Вадим всё ещё подключен к виртуальности. А я уже по привычке смотрю в иллюминатор на эту точку в бескрайнем вращающемся небе, некогда прекрасную, а теперь полную смерти, страданий и радиации. Мы уже больше недели в пути, и я привык смотреть туда, ещё с того момента, когда она была медленно удаляющимся голубым шаром. Я всё смотрел и грустил. А теперь я поймал себя на том, что улыбаюсь.
Прощай, Земля. Нам было хорошо вместе. Но теперь всё будет только лучше.
Неужели я так давно живу во лжи, в коконе из своих обид? Я потерял жену, но умудрился потерять и сына. Бросаю взгляд на Вадима каждый раз, когда вижу его, испытываю смешанные чувства, даже сейчас. Я люблю своего сына, но никак не могу его простить.
Вадим открывает глаза.
Папа? Ты чего на меня так уставился-то?
Я чувствую, как похолодел мой взгляд. Представляю эту картину: отключаешься от виртуальной реальности, а над тобой стоит твой отец и мрачно на тебя смотрит.
Да нет, ничего. Просто задумался, я сажусь в офисное кресло. Как дела?