А это, говорит, у меня будет сухой соус.
Развёл мангал и стал прокаливать запятые. Вонь стояла ужасная, а боцман ел, обливаясь потом. Кошмарный, скажу вам, тип был наш боцман Чугайло.
Да! Это единственный выход! окончательно и твердо произнёс Суер-Выер, стукнул кулаком по бочке с порохом и подошёл к каюте мадам Френкель.
Мадам! сдержанно сказал он в закрытое дверью пространство. Поверьте, это единственный выход!
Не знаю ничего, не желаю, послышалось за дверью.
Мадам! Вы мне обещали! Дело в том, что мы находимся неподалёку от острова Уникорн.
Неужели уже?
Увы.
И капитан отошёл от каюты.
На следующее утро самые дюжие матросы выстроились у дверей каюты мадам Френкель.
Дверь приоткрылась, и на пороге явилась мадам, абсолютно закутанная в своё одеяло. Мне показалось, что одеяло даже не одно, потому что виднелись ещё какие-то квадраты и полосочки, но в точности я не ручаюсь. Возможно, и одно, но высочайшего класса закутки.
Самой же мадам видно никак не было. Только прядеклок рыжих волос торчал из конвертика, венчающего это стёганое сооружение.
Взвалив мадам на плечи, матросы понесли её к вельботу и опустили на талях в это просторное судно. За нею попрыгали и мы с капитаном.
Капитан приказал нам захватить с собою разное холодное оружие, и мы взяли в основном дротики и кортики.
Зачем нам всё это? расспрашивал лоцман Кацман, неуверенно размахивая дротиком.
Уникорна колоть, сдержанно ответил Суер.
Сэр! удивлённо сказал лоцман, открывая рот наподобие буквы «Э». Сэ-Э-эр! Зачем нам его колоть?
Чтоб добыть его рог, пояснил капитан. Рог Уникорна это ценный товар. Мы после продадим его на рынке возле пролива Маточкин Шар.
Да! Да! заорали мы с Пахомычем. Продадим рог у пролива!
Но зачем же нам мадам Френкель, господа?
Это приманка, лоцман. Понимаете? Бешеного Уникорна можно успокоить только видом прекрасной и молодой женщины.
Да так ли уж она молода и прекрасна? спрашивал надоедливый лоцман.
Тут из одеяла высунулась рука, обнажённая до плеч, влепила лоцману пощёчину и снова вкуталась в своё одеяло.
Добравшись до берега, мы возложили мадам Френкель на бледную скалу галапагосского порфира, напоминающую ложе Амфитриты.
Здесь, мадам, и будете разворачиваться, сказал капитан. Всё должно быть по плану. Как только услышите топот копыт сразу начинайте разворачиваться В укрытие, друзья! Готовьте дротики и кортики!
Мы нырнули в укрытие, которое состояло из беспорядочно наваленных обломков иксов и игреков, и Пахомыч сразу начал точить свой дротик.
Точил он его обломком икса, визг и скрежет раздавались ужасные.
Прекратить точить дротик! приказал капитан.
В этот момент и послышался чудовищный топот.
Главы XXVIXXVII
Рог Уникорна
Разворачивайтесь! крикнул Суер. Мадам, раскутывайтесь скорей!
Мадам мешкала.
Развернуть одеяло после многомесячной закутки сразу никак не удавалось.
Топот всё нарастал, нарастал.
Из-за скалы показался острый витой и спиральный рог Уникорна.
Мадам, чертыхаясь, дёргала одеяло взад-вперёд, но вылезти из него никак не могла.
Надо было самим её раскутать! шептал, дрожа, лоцман. Эх, кэп, погибнем ни за грош из-за одеяла.
Яростный Уникорн выскочил из-за скалы и первым делом, конечно, заметил нас в укрытии. Эти чёртовы иксы и игреки ни черта нас не скрывали. То оттуда, то отсюда торчали наши уши и ботинки.
Дьявольский блеск вспыхнул в глазах единорогого чудовища. Топающим шагом он направился к нам, совершенно не замечая, что на скале бьётся в одеяле наша пресловутая мадам.
Тут из укрытия выскочил лоцман Кацман и, подпрыгивая, бросился к вельботу.
Уникорн взревел.
Дрянь! крикнул Кацман и метнул в чудовище свой дрожащий дротик.
Дротик в Моноцероса, конечно, не попал. Он подлетел к мадам Френкель и стал как-то необъяснимо копаться в её одеяле.
От этих копаний одеяло внезапно развернулось, и мадам Френкель предстала перед островом обнажённая, как свеча.
Дротик отвалился.
Мы обмерли за своими иксами, а Уникорн, с проклятьями размахивая рогом, носился за лоцманом по песчаному берегу океана. Лоцман увертывался, как сверчок.
Уникорн сопел. Он совершенно не замечал нашей мадам Френкель, которая заманчиво поворачивалась из стороны в сторону. Понимая, что её красота пропадает даром, мадам крикнула:
У-ни-коорн!
Страстно прозвучало в её устах это суховатое слово и особенно гортанно и обещающе «коорн».
Зверь туповато потряс башкой, проверяя, не ослышался ли, и тут увидел мадам.
Это зрелище совершенно потрясло его. Он мелко заблеял, засеменил ресницами, завертел флюгером хвоста.
Мадам неожиданно зевнула, потянулась и вообще отвернулась в сторону. Она показывала свою фигуру то оттедова, то отседова, делала ручки над головой и хохотала, виляя бедром.
Уникорн буквально разинул пасть. Ничтожно сопя, направился он к мадам Френкель и, не доходя двух шагов, рухнул перед нею на колени.
У-ни-коорн, шептала мадам, иди сюда, не бойся.
Подползя к мадам Френкель, бедняга Уникорн засунул рог свой меж её грудей и успокоился.
Он блаженно блеял и нервно дрожал.
Мадам щекотала его за ухом.
Всё! сказал Суер. Теперь он готов. Пошли его колоть!
И мы пошли колоть Уникорна, размахивая своими дротиками и кортиками. Несмотря на дрожь, которую мы производили, Единорог ничего не слышал, намертво поражённый красотой мадам Френкель.
Чёрт возьми! говорил многоопытный Пахомыч. Я и не думал, что у нас на борту имеется такая красота!
И здесь, уважаемый читатель, не дойдя ещё до описания колки Уникорна, я должен описать красоту обнажённой мадам Френкель.
Ну, скажем, пятки. Розовые пятки, круглые и тугие, как апельсины, плавно переходящие в икры, тоже тугие, хотя и не такие розовые, но набитые икрой, как рыбьи самки. И колени были розовые, как апельсины, и апельсиновость колен вызывала жажду и любовь к цитрусовым, которые прежде я не очень-то привечал.
Ну а дальше, по направлению к верху, возвышался так называемый чёрный треугольник, который отрицал возможность сравнения с апельсином, но не уничтожал возникшей внезапно любви к цитрусовым.
Этот убийственный треугольник нуждался бы в более тщательном сравнении и по форме, и по содержанию, но я, поражённый редчайшими углами, шептал про себя:
Тубероза тубероза
Над этой зверобойной туберозой покоился живот, полный вариаций округлого, элегантно подчёркнутый выстрелом пупка. Он манил, звал, притягивал и, в конце концов, ждал.
То же, что находилось над животом, я бы даже как-то постеснялся назвать грудями.
Я бы назвал это взрывами смысла, ретортами безумия.
Они разбегались в стороны, как галактики, в то же время собирая в единое целое тебя как личность.
Между этими галактиками торчал, как в тумане, кривой рог Уникорна.
Капитан схватил Уникорна за рог и стал отрывать его от мадам Френкель. Бедняга Уникорн упирался изо всех сил, дорвавшись до красоты.
Колите его дротиками, оралы! кричал Суер.
В этой нервозной обстановке капитан комкал слова, называя нас вместо орлов оралами. Но мы действительно менее были орлами и более оралами.
Дротики наши не втыкались в монстра. Пахомыч ругал механика Семёнова, который перезатупил их, пользуясь дротиками вместо отвёрток и ковырялок в разных патрубках машинного отделения. Мы переломали все дротики и кортики, но оторвать однорогое чудовище от взрывов смысла, то есть от грудей нашей достопочтенной мадам, никак не удавалось.
Он заходит всё дальше, тревожно шептала мадам. Капитан, мы так не договаривались.
Уникорн и вправду, что называется, дорвался. И его, в сущности, можно было понять.
Понять-то мы его понимаем, задумчиво говорил капитан, но и отрывать как-то придётся.
Выход есть, сказал Пахомыч, но очень сложный. Надо привязать его на буксирный канат и рвануть как следует.
Чем же рвануть, старпом? спросил Кацман.
Как это чем? «Лавром»!
Решение было принято, но разгорелись жаркие споры, за какое именно место надо вязать Уникорна буксирным канатом.
За рог! За его дивный рог! орал лоцман.
Но тут резко воспротивилась наша покладистая, в сущности, мадам.
От ваших буксирных канатов воняет дёгтем, говорила она. Попрошу вязать от меня подальше.
Подальше от мадам Френкель оказались только копыта, а самозабвенный зверь так брыкался, что вязать его пришлось за талию.
Талия его была толщиной с коньячную бочку, но мы всё-таки обхватили её канатом, задевая, к сожалению, иногда и пачкая талию мадам Френкель. Дёргая своей испачканной талией, мадам переругивалась с Пахомычем.
Наконец мы обвязали Единорога морскими узлами, подняли все паруса, разогнали «Лавра» как следует и рванули изо всех сил.
Как ни странно, это помогло. Медленно-медленно пятясь, Моноцерос отъехал от мадам Френкель.
И тут сэр Суер-Выер подошёл к чудовищу и одним взмахом корабельного топора отрубил его дивный рог.
Мадам заплакала.
Я предательница, твердила она. Я тля.
Не волнуйтесь, мадам, не волнуйтесь, успокаивал Суер-Выер, закутывая её в одеяло, рог этот останется с нами на борту. Он будет вечно с вами.
Пока «Лавр» держал Уникорна на привязи, мы кинули рог, тяжёлый, как многодубовое бревно, в свой вельбот, сами попрыгали вслед за рогом и быстро довеслались до фрегата.
Как только мы перерубили буксирный канат, Уникорн принялся бессмысленно скакать по пляжу. От легкости у него кружилась голова, и он падал порой на колени.
Больно было видеть, горько наблюдать эту картину, и мы с Пахомычем невольно отвернулись.
Ничего, ничего, успокаивал нас капитан, у него новый рог отрастёт. Таков закон произрастаний.
И действительно, не успели мы толком отчалить и сняться с буёв, у нашего обезроженного друга стал появляться новый рог.
Вначале маленький и невзрачный, он всё удлинялся, удлинялся, и самое неприятное заключалось в том, что направлялся он в сторону «Лавра».
Чёрт возьми! сказал Суер. Он растёт со скоростью большей, чем наше движение.
А рог рос и рос и уже мчался на наш корабль с дьявольской стремительностью и силой.
Он прошибёт нашу ватерлинию! орал Пахомыч. Поднять паруса! Румпель под ветер! Шевелитесь, бесенята!
Отставить, сказал Суер. Придётся, видимо, бодаться с ним всеми нашими мачтами.
Устрашительный рог дорос тем временем до нашего фрегата и завис над палубой, беспокойно оглядываясь.
Матрос Вампиров подвесил на него гирлянду сарделек, но рог недовольно стряхнул их. Он явно искал чего-то другого.
Мадам Френкелью не насытился, сказал Пахомыч.
Тут снова мы вывели нашу несчастную мадам, развернули её, и грандиозный новейший рог удовлетворённо хмыкнул, улёгся между реторт безумия и успокоился.
Это была, поверьте, редкая картина, и мы очень удивлялись, как рог, произрастающий на носу прибрежного животного, пересекая океан, очутился на грудях с нашего фрегата.
Это закон чувства, задумчиво сказал Суер-Выер. Как порой любопытно наблюдать такие законы в действии Но понаблюдали и надо плыть дальше. Бодаться мачтами нам некогда, поступим просто: закутаем мадам.
Мы закутали мадам, и рог сразу потерял ориентиры.
Разочарованно помыкался он над палубой и, подцепив-таки гирлянду сарделек, всосался обратно на остров.
А тот первый, отрубленный рог мы отполировали, трубили в него по праздникам, призывая команду к бражке, а потом продали за бутылку джина какому-то грузчику из Одессы.
Глава XXVIII
Остров Большого Вна
Это был единственный остров, на который сэр Суер-Выер решил не сходить.
Останусь на борту, твердил он.
В чём дело, кэп? спрашивали мы с лоцманом. Всё-таки это не полагается. Открывать остров без вас как-то неудобно.
Ничего страшного. Откроете один остров без меня.
Но нам важно знать причины, настаивал лоцман. В чём причины вашего несхода на берег?
Причины личного порядка, отвечал Суер. Не могу. С этого острова пахнет.
Мы принюхались, но никакого запаха не ощутили.
Остров был явно вулканического происхождения.
Посредине возвышался давно, кажется, потухший вулкан. Лава изверглась из него, застыла и окаменела. Она стекала к берегу плавными грядами.
Возьмите с собою мичмана Хренова, рекомендовал нам капитан. Остров унылый и гнусный, может быть, хоть мичман что-нибудь отчебучит.
На берег мы высадились в таком порядке: Пахомыч, лоцман и мичман. Я замыкал шествие, крайне огорчённый отсутствием капитана. Кроме того, мне казалось, что действительно чем-то пахнет, и я уже ругал себя, что не остался с Суером на борту.
Первым делом мы решили взобраться на вулкан и посмотреть, действует ли он или уже бездействует.
Кажется, бездействует, рассуждал я, но какой-то запах испускает, значит, немного действует. Чем же это пахнет?
Да не пахнет ничем, успокаивал Пахомыч. А если и пахнет, так это вулканической пемзой, ну той, которой ноги моют. Весьма специфический запах.
А по-моему, старпом, пахнет чем-то более тонким, спорил с ним лоцман.
Мичман Хренов вроде бы и не чувствовал никаких запахов. Ничего пока не отчебучивая, он дышал полной грудью, довольный, что его списали на берег.
Так мы продвигались по направлению к вулкану, медленно поднимаясь на его отроги. Удивляло отсутствие чего-нибудь живого, хоть бы птичка какая или травинка, лава, лава, лава.
Отчебучил неожиданно лоцман.
У меня что-то с животом, сказал вдруг он. Бурчит что-то. Это, наверно, акулья кулебяка! Наш кок Хашкин, пожалуй, её недожарил. Не могу больше, братцы!
И лоцман вдруг скинул шаровары и стремительно присел.
Этот жест лоцмана послужил неминуемым сигналом. Мы все сразу вдруг почувствовали неправильность акульей кулебяки. Пахомыч крепился, а мы с мичманом, ругая кока Хашкина, решили немедленно испытать облегчение и присели.
Оправившись чин по чину, мы продолжили восхождение.
Вдруг не выдержал Пахомыч. И этот мощный дуб внезапно рухнул, то есть повторил наши поступки.
С ним за компанию присел и лоцман.
Мы с мичманом продержались минутки две и, ругая Хашкина, вторично испытали облегчение, за нами вскорости лоцман и снова Пахомыч.
Это было какое-то чудовищное действие акульей кулебяки.
Мы продолжали восхождение, но уже приседали через каждые пять шагов по очереди. В единицу времени из всех четверых, движущихся к вулкану, был по крайней мере один приседающий.
Боже мой, сказал вдруг лоцман, я всё понял! Всё это вокруг нас вовсе не вулканическая лава.
А что же это? воскликнули мы, смутно догадываясь.
Это вно!
Не может быть, сказал мичман. Откуда вно? Ведь здесь же нету ни одного человека. Откуда взяться вну?
И тут в недрах острова послышались какие-то взрывы и толчки. Что-то заклекотало, забурчало, забулькало.
Назад! Назад! закричал старпом. Скорее в шлюпку!
В его голосе прозвучал такой неподдельный ужас, что мы кинулись к берегу.
Остров затрясся. Оглушительный взрыв раздался на вершине вулкана, и из кратера вырвалось облако удушливого газа.
Боже мой! Боже! орал мичман, полуоглядываясь. Обратите внимание на форму вулкана! Это же каменная задница!
Мы бежали к шлюпке, а вулкан действовал уже вовсю. Лава, если это было можно так назвать, пёрла из жерла потоками. Она нагоняла нас, нагоняла.
Первым увяз мичман, за ним лоцман.
Только мы с Пахомычем успели вспрыгнуть в шлюпку. Лоцман и мичман прочно увязли во вне.
Внодышащий вулкан! Внодышащий вулкан! орал лоцман, изобретая новый географический термин. Сэр старпом, не покидайте нас, а то мы утопнем во вне! Старпом-сэр! Стар-пом-сэр! Стар-сэр-пом!