Гость рассмеялся. Я тоже хихикнула, поперхнулась кофе и аккуратно выплюнула его обратно в чашку. Ужас. Надеюсь, он не заметил.
Меня зовут Александр Акунин, официально представился гость, если тебе интересно.
Я с опозданием кивнула. Разве вам пришло бы в голову спрашивать у священного алтаря, как его зовут? Для меня сейчас этот человек был всем на свете. Я поражалась, почему у него нет нимба над головой, он ведь, как ангел, появился из ниоткуда в момент, когда я захлебывалась от отчаяния. И вот этот посланник небес запросто болтает со мной
Я Эмма, тихо сказала я.
Эмма? переспросил Александр, такое имя есть в России?
Он не первый, кто спрашивает.
Ну, есть ведь Алла, Анна, Нелли, я как будто оправдывалась, вот и Эмма есть.
Необычно.
Александр откинулся на спинку стула и принялся неспешно рассматривать кухню. Я так и уставилась на него: никакой паники, ни грамма страха.
Саша? позвала я.
Серые глаза сощурились:
Если бы мне хотелось, чтобы меня звали Сашей, я бы так и представлялся. Не нравится имя Александр, зови меня по фамилии.
Ладно.
Я все смотрела и смотрела на него, ожидая хоть каких-то признаков беспокойства.
Ты испугался из-за всего этого? я кивнула в сторону окна.
Нет. Даже интересно.
Ин-те-рес-но? я выговорила это по слогам, чувствуя, как меня накрывает волной ярости нетипичного для меня чувства, столько людей погибпострадало! А тымоя мама там, где-то, однаа тебе интересно?!
Я вдруг начала икать. Воздуха не хватало. Паника снова и снова билась внутри черепа.
Эй! Эмма! Смотри на меня!
Меня как будто душили пакетом не вдохнуть ни выдохнуть, и видно, как сквозь пленку.
Вдруг из колодца меня выдернул резкий удар. Кажется, по щеке. У губ появился стакан с водой. Глоток, еще один стало намного легче, и о, чудо! паника отступила. Я не знала почему, но чувствовала больше она не вернется. По крайней мере, не в том объеме, чтобы накрыть меня лавиной.
Слушай, прости, сказал Александр мягко, я чувствую все не совсем так, как другие люди. Как же объяснить? Я скептик. Циник. Пофигист. Называй как хочешь, но суть в том, что я неэмоционален. Кучка «отмороженных» для меня не такое уж большое горе.
Но они же люди
Ну и что.
Я прозвала их «манекенами» это все-таки не так унизительно, как «отмороженные». Не говори так.
Ладно, он пожал плечами, хотя, может, как раз я проявил к ним больше уважения, употребив термин, применимый к живым существам.
Я поежилась. Какое-то время мы молчали. Меня тишина тяготила, собеседника нет. Наконец, я решилась задать вопрос.
У тебя есть предположения, что случилось с людьми?
Много. Одно хуже другого.
И?
Я думаю, начать надо не с этого вопроса.
А с какого?
Александр прищурился.
Скажи-ка, Эмма который час?
Я бросила взгляд на свои «вечные» часы они были на моей руке с начальной школы. Часы показывали один час и тринадцать минут. На электронном циферблате эти две цифры 13:13 выглядели жутковато.
Час тринадцать. То есть я постучала ногтем по стеклу, они, наверное, сломались. В это время я еще ехала в автобусе, а потом еще домой часа три добиралась.
Тебе это покажется любопытным, Александр протянул мне руку. Его часы со стрелкой показывали то же время.
Странное совпадение, согласилась я.
Два это совпадение, три закономерность. Я проверил часы «манекенов», что встретились мне на пути все они стоят примерно на этом времени.
Я растерянно поморгала:
Какая-то магнитная аномалия?
Бери выше, Эмма. Время не идет. Вообще. Оно стоит на месте. Подойди сюда.
Стоя возле окна, Александр указал на небо.
Понаблюдай за облаками. Можешь мне поверить, они не движутся и не видоизменяются. Я смотрел на них, не отрываясь, где-то полчаса точно сказать не могу, часы ведь стоят.
Но это женевозможно!
И все же я видела своими глазами облачный узор, всегда такой изменчивый, намертво «прилип» к ярко-голубому небу.
Я лежал на траве и смотрел на стебли цветов, на ветви и листья деревьев. Они не шевелятся, нет даже легкого дуновения ветерка. Вообще нет движения.
Александр говорил тоном ученого, который в подвале обычного дома вдруг обнаружил древнюю мумию. Я ни коим образом не разделяла его энтузиазма.
Потом, продолжал он, я принялся бродить от «манекена» к «манекену», изучал их, смотрел на поведение предметов в пространстве: камни кидал и все такое. Воздух как будто слегка сгущенный, а так разница почти незаметна. Я уже начал порядком скучать, как вдруг заметил тебя и пошел следом. Я видел, как ты заходишь в подъезд и начал обзванивать все квартиры.
Спасибо, что нашел меня сказала я с чувством, и, не удержавшись, зевнула. Стресс и прогулка пешком через весь голос сделали свое дело.
Тебе нужно поспать, заметил Александр. Кажется, моя искренняя благодарность смутила его, слишком уж много всего на тебя свалилось.
А ты не уйдешь? испугалась я. Мне и правда хотелось хоть ненадолго погрузиться в забвение, но я не могла вынести мысли, что снова останусь одна.
Ну куда же я от тебя денусь?
Я завалилась на диван в своей комнате и зарылась под мягкий рыжеватый плед.
Это Принц, я показала Александру чучело кота, лежащее возле подушки.
Он пожал плечами.
Не люблю животных. Хотя такое бы завел неприхотливое.
Ложись, я похлопала по дивану рядом. Сонное сознание отметило, что это не совсем прилично, но я знала точно без присутствия Александра в комнате я не усну. Не сидеть же ему на стуле или на полу!
Я не устал.
Пожалуйста! Побудь рядом, пока я не усну.
Ладно.
Наплевав на остатки условностей, я устроила голову на плече Александра, перекинула на него часть пледа и тихонько засопела. Было очень уютно, и я потихоньку скатилась в блаженное забытье.
Проснувшись, я уже не обманулась мыслью, что «манекены» мне приснились. Я чувствовала себя, наконец, морально здоровой и отдохнувшей. Но вдруг ледяной страх проник в сердце: рядом никого не было. «Манекены» настоящие, с этим я примирилась, но мой гость вдруг он мне приснился?
Александр! хрипло прокричала я.
Я на кухне! беззаботно откликнулся он, иди завтракать!
Кое-как выпутавшись из пледа (несколько раз перекрутила его вокруг себя во сне), я вбежала на кухню и так и замерла на пороге: на столе стояли две чашки кофе и тарелки с разнообразными крошечными бутербродами. Они были затейливо украшены. Не подумала бы, что все это сделал Акунин.
Ого сказала я, так значит, приборы работают? Микроволновка, плита и все такое.
Дело не в приборах и технике, заметил Акунин, дело в людях. Без работников эфира, к примеру, не будет телетрансляций, без сети интернета и связи, но я уже проверил сам по себе телевизор работает, и, если у тебя есть фильмы на дисках или флеш картах, думаю, их можно посмотреть.
Я легонько потерла виски.
То есть, все, чего мы касаемся, как бы «размораживается»? Но почему не сами люди?
Понятия не имею, радостно сказал он, все это не поддается логике, иначе я бы все уже разложил по полочкам.
Тебе нравится ничего не понимать?
Мне нравится хоть что-то не понимать, он галантно отодвинул для меня стул и мне стало как-то неловко за глупый «наезд».
Значит, я кашлянула, тыкто-то вроде вундеркинда?
Можно сказать и так.
Двести пятнадцать на четыреста сорок восемь?
Вопрос был задан в шутку, но Александр тут же ответил:
Девяносто шесть тысяч триста двадцать.
Я удержалась от «отвисания челюсти» только потому, что во рту был чай.
Да ладно! А если я проверю?
Валяй.
Я достала телефон. Позвонить по нему было нельзя, но воспользоваться калькулятором запросто. Когда аппарат выдал названную Александром сумму, я покачала головой.
Так не бывает. Это какой-то фокус.
Назови еще что-нибудь, посложнее.
Семьсот восемнадцать минус сто пятьдесят умножить на четыре разделить на три, не задумываясь, наговорила я.
Пятьсот восемнадцать. Эх, малышка, я думал, ты хотя бы используешь корни или уравнения.
Из вредности я все-таки проверила данные. Пятьсот восемнадцать. Ну надо же!
А книги? не унималась я, можешь узнать отрывки произведений?
Легко.
«В белом плаще, с кровавым подбоем»
Мастер и Маргарита. Булгаков.
«Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь».
Евгений Онегин. Пушкин, зевнул Александр.
«На свете нет ничего абсолютно ошибочного. Даже сломанные часы дважды в сутки показывают правильное время».
Пауло Коэльо?
Снова верно, я хитро сощурилась, а вот этот отрывок ты ни за что не узнаешь: «Я не искала его расположения, но мне невыносима мысль, что он есть где-то и плохо думает обо мне».
Акунин нахмурился. Я победно усмехнулась.
Ты не можешь знать все, хотя бы потому, что ты парень и не читал роман «Гордость и предубеждения».
Мы же вроде проходились по классике, насупился Александр.
Это она и есть. Классика женского сознания, я бы сказала.
Акунин скрестил руки на груди. Обиделся? Что ж, если он не умеет признавать поражения, это не должно испортить мне завтрак. Я положила на тарелку несколько закусок; выглядели и пахли они потрясающе.
Сколько же ты все это готовил? удивилась я.
Пока ты спала. А спала тычасов пять, я бы сказал. Сейчас должно быть около десяти вечера.
Я нервно хихикнула. Кухню заливал яркий дневной свет. Он всегда будет светить именно так, и никак иначеЧтобы не думать о грустном, я откусила кусочек бутерброда и зажмурилась вкуснотища!
Учиффся на шеф-пофафа? спросила я с набитым ртом.
Нет, просто люблю готовить. Кулинария убивает время и хорошо подходит математическому складу ума: я всегда помню, что и сколько держать на огне и никогда не забываю рецепты.
Хоть и хвастливое по содержанию, это откровение прозвучало лишь как констатация факта.
Я уплетала вкусности за обе щеки, и вдруг мне пришла в голову мысль:
Получается, продукты не могут испортиться? Если они тоже застряли во времени?
Наверное, нет.
Что ж, по крайней мере, нам не грозит голодная смерть, я положила в рот крошечную тарталетку и зажмурилась, ошень фкуффно!
Для убедительности я подняла вверх большой палец. Акунин тихонько посмеивался над моим волчьим аппетитом.
Помогай, я обвела взглядом еду, я одна это не съем.
Улыбнувшись одним уголком рта, Акунин взял бутерброд.
Мне нужно вернуться домой, сказал он, узнать, что с родителями и Настей. Это моя сестра.
Я мгновенно перестала жевать. Снова остаться одной? Немыслимо!
Если хочешь, пойдем со мной, предложил Акунин.
Я просияла.
Да! Только оставлю записку.
Поставив точку, я отложила бумагу и запила чаем последнее печенье. Акунин грустно смотрел на меня, потом осторожно спросил:
Ты думаешь, твоя мама(я прямо-таки услышала на месте паузы слово «жива») не замерла, как остальные?
Я опешила. Конечно, нет! Как такое могло случиться с мамой? Да и папа, я уверена, не стал «манекеном», просто он в командировке, далеко отсюда.
Не нужно быть гением, чтобы произвести подсчет, заметил Акунин, она всяко уже должна была вернуться, если только не уснула на улице, что маловероятно, или не пошла сначала искать других родственников, что невероятно совсем.
Я представила маму в тот страшный момент. Она видит «манекенов» и боится. Но даже в панике она подумала бы о том же, о чем и я что можно встретиться дома.
Мало ли, где мама могла задержаться, я не желала расставаться с надеждой, уверена, она появится через пару дней.
«Пару дней» Это прозвучало как-то странно. Как теперь отсчитывать время?
Я перечитала записку:
«Мама, со мной все в порядке! Мы с тобой не одни, со мной еще мой друг Александр, мы пошли проведать его семью. Не уходи никуда, я скоро буду!»
Эмма
Так. Ну все.
Можно идти.
Теперь при виде застывшего на ступенях старика я больше не боялась. Я воспринимала себя и Акунина как двух туристов, посетивших чудовищных размеров Музей Мадам Тюссо. "Манекены" казались мне просто копиями людей невероятно похожими на них, но все же искусственными и нестрашными.
Акунин шел быстро, все время хмурился. Я едва поспевала за ним, но не просила сбавить темп, ведь я и сама также спешила к маме. Я не спросила, далеко ли идти, но уже скоро получила ответ на свой вопрос Акунин зашел в подъезд; его дом от моего отделяло всего два двора.
Лифт не работает, мрачно сказал он, восьмой этаж.
Но ты же сам говорил для верности я нажала кнопку еще несколько раз, то, чего мы касаемся, "размораживается". Так почему не начинают работать лифты в моем доме и здесь?
Могу лишь предположить, бесцветным голосом произнес Александр. Я с тревогой посмотрела на него: что-то явно было не так.
Я вся внимание, мне хотелось разжечь в нем хотя бы искру любопытства.
Скорее всего, он тяжело прислонился к стене, если мы найдем нужные лифтерные и перезапустим пульт, то лифты заработают. Ну, а пока чтопридется подниматься пешком.
Ничего.
Что такое восемь этажей по сравнению с тем, чтобы стоять внизу одной! Я прыгала через две ступеньки, но на пятом этаже выдохлась и поплелась еле-еле. Акунин меня обогнал. Поднявшись на восьмой этаж, я просто прошла в квартиру, дверь которой была открыта нараспашку.
Квартира показалась мне уютной светлая, хорошо обставленная, с приятными для глаз деталями вроде картин, изящных статуэток и фотографий. На кухне, оформленной в бежево-зеленых тонах, никого не оказалось. Я прошла в зал изамерла на месте.
На диване сидели две фигуры, замершие в немом отчаянии. Что это? Они чувствовали приближение кошмара? Женщина смотрела на что-то невидимое в своих руках, а на ее «восковых» щеках все еще блестели слезы. Ее окаменевший муж сидел рядом. Теперь я не могла представить, что нахожусь в музее: эти двое не были «манекенами», как другие, они были людьми. В последний момент они чувствовали, их боль передавали застывшие поникшие плечи и скулы, сведенные вечными рыданиями.
На коленях перед диваном, такой же неподвижный, стоял их сын. Я с трудом удержалась, чтобы не окликнуть Акунина боялась, что он тоже превратился в скорбное изваяние. Я подошла и положила руку ему на плечо, чтобы поддержать. Мне показалось, что он в ответ благодарно сжал мою ладонь, но он лишь вложил в нее какую-то бумагу.
Я молча развернула ее. Так вот что женщина держала в руках письмо! Строчки еле угадывались, до того их размыли потоки слез.
Что ты сделал?! я в ужасе уставилась на Акунина, как только смысл написанного дошел до меня, что ты ХОТЕЛ сделать? Скажи, что я ошибаюсь!
Я хотел покончить с собой, кивнул Акунин, а записку написал, чтобы родители не думали, что это из-за них.
Я посмотрела на папу Александра. В его судорожно сжатых руках был мобильный телефон, второй мобильник лежал рядом с женой. Они звонили сыну, его и своим друзьям, в больницы и морги, а потом ждали новостей. И надеялись, что позвонит он.
Акунин протянул руку и кончиками пальцев провел по маминой щеке. Это было что-то настолько личное, что я отвела взгляд.
Почему? тихо спросила я.
Акунин нервно дернул плечами и заявил:
Мне скучно жить.
Ты думал, самоубийство тебя развеселит?
Это фраза из анекдота.
Вот именно.
Александр присел на ковер рядом со мной. Его взгляд был прикован к родителям, я же, напротив, не могла на них смотреть. Так мы сидели очень долго. Я легонько дотрагивалась указательным пальцем до большого, отмеряя секунды: когда я сидела рядом с застывшими людьми, мне начинало казаться, что я становлюсь чем-то нематериальным.
А твоя сестра? спросила я.
Акунин покачал головой. Наверное, детская была рядом, за дверью. Я не хотела входить туда и видеть застывшего ребенка.
Ты хочешь побыть один? спросила я, я уйду на кухню.
Нет, Акунин как будто очнулся, если ты не против, вернемся к тебе. Может, твоей маме повезло больше, и она вернется.
Хорошо, я поднялась с ковра и за руку потянула Александра за собой. Ему нужно было покинуть это место, иначе горечь и чувство вины надолго поглотят его.