Правда, мистер Лофтус? тут же спросил Паддок, чья кулинарная любознательность не имела пределов.
Я не совсем понял, капитан Паддок, растерянно пробормотал Лофтус.
Что же это? коротко осведомился его преподобие.
Заливное из постника, сэр, ответствовал Паддок, невинно улыбаясь прямо в лицо взбешенному священнослужителю.
Благодарю вас, бросил отец Роуч; лицо его приняло выражение, благовоспитанному Паддоку совершенно непонятное.
Что получилось у Лофтуса, мы уже знаем, а теперь дай нам, Паддок, свой рецепт этого блюда. Из чего оно делается? не унимался безжалостный Деврё.
Из постника, который заливается смехом.
Над чем же он смеется, этот постник?
Над постом, надо полагать.
А как его готовить?
Выпотрошить, разделать и подать к столу, охотно затараторил Паддок. Главное не пожалеть соли и перца. Можно, но не обязательно, добавить мускатный орех, украсить ломтиками апельсина, барбарисом, виноградом, крыжовником и залить желе. А особенно хорош постник, предварительно нафаршированный дичью.
Эта вдохновенная речь, которую Паддок прошепелявил очень бойко, заметно развеселила окружающих. Священник готов был уже приступить к выяснению отношений, но тут лорд Каслмэллард поднялся, чтобы удалиться, тотчас покинул свое место и генерал. Общество разбилось на группы, из которых наиболее многочисленная отправилась в «Феникс». Там, пополнившись еще несколькими членами, компания заняла клубную комнату и предалась в непринужденной обстановке новым развлечениям. Конец же праздничного вечера, как это иногда бывает, оказался не столь безобидным, как начало.
Глава VII
О том, насколько далеко могут зайти во взаимном непонимании два джентльмена, притом что предмет их разногласий остается для окружающих загадкой
Прочие участники торжеств к тому времени разбрелись по своим берлогам: Лофтус удалился в мансарду, усеянную рваной бумагой и книгами, отец Роуч в свою маленькую гостиную, где с рычанием выместил злобу на жареном индюке с пряностями, а затем окончательно вернул себе покойное расположение духа за обильным возлиянием (горячий пунш с виски). Он ведь был человеком миролюбивым и в общем добрым малым.
В клубной комнате новоприбывшие застали доктора Тула; тот, вместе с Наттером, сидел за шахматной доской. Последовал рассказ о Лофтусе с его великопостным гимном и муках несчастного отца Роуча. Доктор впивал каждое слово с восхищением, потирая руки, хлопая себя по ляжкам и издавая ликующие возгласы. ОФлаэрти успел отведать пунша напитка, который, к несчастью, приводил его в недовольное и ворчливое настроение, и теперь с мрачным видом превозносил несравненные чары своей дамы сердца леди Магнолии Макнамары. Лейтенанта никоим образом нельзя было отнести к числу тех сентиментальных пастушков, что предпочитают изнывать от любовного томления в уединенных лощинах и прочих безлюдных местах, напротив, он не стыдился шрамов, полученных в любовных битвах, и охотно выставлял их на суд публики, дабы они послужили окружающим назиданием.
Пока ОФлаэрти живописал достоинства своей «обворожительницы», Паддок, расположившийся в двух шагах, с неменьшим пылом воспевал совершенства «волосатого» поросенка, поджаренного в щетине. Те, чей слух улавливал оба панегирика одновременно, могли бы сравнить это попурри с чередованием стихов из «Староанглийского ростбифа» и «Последней розы лета». ОФлаэрти внезапно осекся и не без суровости в голосе обратил к лейтенанту Паддоку вопрос:
Зачем вам сдалась эта щетина, сэр? Что за важность, со щетиной или без?
В рецепте все важно, сэр, возразил Паддок не без высокомерия.
Наттер, изменив своей обычной молчаливости, счел за нужное предотвратить назревающий конфликт и произнес:
Бог с ним, с поросячьим волосяным покровом, побережем лучше человеческий.
Одновременно он едва заметным кивком дал Паддоку понять, что с подвыпившим фейерверкером лучше не связываться.
Человеческий волосяной покров? с нажимом повторил ОФлаэрти и вызывающе воззрился на Наттера в упор. Вероятно, кивок не ускользнул от его внимания и был неверно истолкован.
Вот именно, сэр. Кстати, мисс Магнолию Макнамару волосами Бог не обделил, можно вам только позавидовать, отозвался Наттер, довольный тем, что так ловко вывернулся.
Мне можно позавидовать? зловеще повторил ОФлаэрти.
Вам можно позавидовать, сэр, твердо прозвучал голос Наттера, который был отнюдь не робкого десятка.
Несколько секунд собеседники разглядывали друг друга угрожающе, хотя и не без замешательства.
Однако после краткого молчания ОФлаэрти забыл про Наттера и вернулся к прежней теме:
Клянусь всеми святыми, сэр, в жизни не видел такой прелестной ямочки на подбородке, как у этой молодой леди!
А вы не пробовали, сэр, горошина там поместится? бесхитростно осведомился Деврё с бесшабашностью, присущей юности.
Ну уж нет, сэр, ОФлаэрти произнес это низким голосом, угрожающе сверкая глазами, хотел бы я видеть того, у кого протянется рука сделать это в моем присутствии.
Что за чудесное имя Магнолия! поспешил вмешаться Тул.
В те веселые времена ссоры нередко влекли за собой грозные последствия, и посему как нельзя более уместно было вмешательство миротворца, умеющего вовремя направить разговор в иное русло. Для этого иной раз не требовалось больших усилий: в решающий миг какой-нибудь на удивление ничтожный предмет, не больше острия булавки, мог благополучно оттянуть на себя все электричество, накопившееся в двух разбухших хмурых тучах.
Оно дано крестной матерью, благородной леди Каррик-ОГанниол, когда семейство обитало в Каслмаре, графство Роскоммон, с важностью произнес ОФлаэрти, да и кому же еще пристало выбирать для нее имя, я спрашиваю, кому? ОФлаэрти грохнул кулаком по столу и огляделся в поисках желающих возразить. Так установлено Святой церковью имя дает крестная мать при крещении, и пока Гиацинт ОФлаэрти из Кулнаквирка, лейтенант-фейерверкер, носит шпагу, никому, даже всему Чейплизоду целиком, этого не отменить.
Речь, исполненная благородства, лейтенант! воскликнул Тул, украдкой подмигивая.
Так что там насчет имени? вопросил влюбленный фейерверкер.
Клянусь Юпитером, вы совершенно правы, сэр, леди Каррик-ОГанниол и в самом деле была восприемницей мисс Макнамары.
Засим последовал рассказ о связанных с этим событием обстоятельствах, который был предподнесен с особой мягкостью и осторожностью без тени насмешки и в тоне самом почтительном: от лейтенанта явственно попахивало порохом, а маленький доктор, хотя и умел в случае надобности постоять за себя, отнюдь не стремился спровоцировать взрыв. Тем, кто внимал этой истории не впервые, выпала, смею думать, возможность позабавиться: прежнего зубоскала-рассказчика было на сей раз не узнать.
Дело в том, что имя Магнолия досталось его обладательнице не вполне обычным путем, а именно в результате несчастного недоразумения. Молодая леди Каррик-ОГанниол питала любовь к шуткам. Как-то ее светлость высаживала магнолию один из первых в Ирландии экземпляров этого экзотического растения, и тут пришла записка от миссис Макнамары. Эта добродушная вульгарная особа жаждала заручиться для своей дочери покровительницей из числа высшей аристократии. Ее светлость черкнула карандашом на обороте записки: «Назовите милую крошку Магнолией» и тотчас забыла и думать о миссис Макнамаре и ее дочери. Но мадам Макнамара пришла в восторг. Автограф сохранялся в семейном архиве Макнамара на протяжении жизни двух поколений, а миссис Макнамара, встретив однажды лорда Каррик-ОГанниола во время судебной сессии рядом с залом заседания большого жюри, рассказала ему об этом памятном событии с очевидным самодовольством. Лорд, человек по натуре слабодушный и деликатный, сама любезность, не позволил улыбке перейти в смех и предложил собеседнице понюшку из своей табакерки, дома же, весьма обеспокоенный, задал супруге вопрос, чего ради она побудила миссис Макнамару наградить бедного младенца ни с чем не сообразным именем. Ее светлость, давно забывшая о происшедшем, при этом весьма оживилась и пожелала знать, действительно ли ребенок наречен на веки вечные именем Магнолия Макнамара, а затем залилась смехом, поцеловала его светлость (тот опечаленно покачивал головой), накинула капор, запечатлела на щеке супруга еще один поцелуй и, все еще продолжая хохотать, побежала проведать свою магнолию. В укор легкомысленной супруге и невзирая на ее протесты, его светлость с того дня окрестил растение «макнамарой». Так продолжалось, пока достойный лорд (к превеликому удовольствию жены) не попал наконец впросак: пригласил однажды кроткого великана Мака и его тогда еще не успевшую овдоветь супругу с младенцем Магнолией и нянькой, а также прочих гостей взглянуть на макнамару; семейство воззрилось на его светлость в недоумении, тот же, в силу привычки, не заметил оговорки; ее светлость внезапно прыснула («вспомнила, как в детстве споткнулась о клумбу и упала»), и эти приступы смеха, к огорчению изумленного супруга, повторялись неоднократно, пока осмотр редкостного куста не был завершен.
Преподнося этот небольшой семейный анекдот, доктор Тул постарался в меру возможности не задеть чувства рыцарственного поклонника прекрасной Магнолии, для чего ему пришлось прибегнуть к некоторым существенным умолчаниям и поправкам. Когда история подошла к концу, доктор не дал слушателям опомниться и вставить слово, а поспешно задал неожиданный вопрос:
А теперь, лейтенант, что вы думаете насчет гренков с сыром?
Лейтенант тупо кивнул.
А вы, Наттер, присоединитесь?
Нет.
Отчего же?
Я согласен с Томом Руком; в его песне, прославляющей устриц, говорится:
Остается лишь удивляться: весь вечер, стоило Наттеру открыть рот (а, по уверению хорошо знавших Наттера джентльменов, в этот раз он разговорился сверх обычного), как он тут же будил в лейтенанте-фейерверкере самые злобные подозрения. Мне известно теперь, каких намеков более всего опасался неукротимый забияка, и меня поражает цепь фатальных случайностей, которые породили крайне опасное непонимание.
Почешет юнец когда-нибудь свои седины или не почешет, вам-то, в вашем возрасте, что за дело до этого, сэр? проговорил молодой офицер с самой недвусмысленной угрозой в голосе. Осмелюсь заметить, сэр: джентльмен, кто бы он там ни был, юнец или вовсе не юнец вроде вас, дважды подумает, прежде чем потешаться на чужой счет, если не хочет, чтобы ему крепко почесали не темя, а совсем другое место, сэр.
Коротышка Наттер, несмотря на свою обычную степенность и молчаливость, был человек далеко не безропотный. Разумеется, он никак не мог взять в толк, с какой стати молодой джентльмен раз за разом обращает свою дерзость именно на него, но задавать по этому поводу вопросы не собирался. Его физиономия цвета красного дерева на мгновение еще больше побагровела, и он, яростно сверкая белками, произнес:
Вспомните, сэр, что мы не в Коннахте. То, что там называется хорошим воспитанием, в наших краях именуется совсем по-другому. Мы все собрались здесь ради приятного общее общения, говоря короче, извольте сменить тон, если не хотите сцепиться «парики в клочья».
Послышался хор умиротворяющих голосов.
Тише, джентльмены, дайте мне сказать, а не то я на него накинусь! взревел ОФлаэрти (надо отдать ему должное: на лице у него было написано, что он в эту минуту готов на все). Я полагаю, обратился он к Наттеру, который напыжился, как бойцовский петушок, между джентльменами принято если куражиться, то знать меру и не напрашиваться на оскорбление действием.
А? вопросил Наттер, устрашающе кривя рот и сжимая в карманах кулаки.
Оскорбление действием, повторил ОФлаэрти, то есть рукоприкладство, или же ногоприкладство, или же порка; на худой конец, чтобы не заходить чересчур далеко, можно просто оттаскать за уши или прищемить нос. Между джентльменами принято, сэр, не цапаться как кошки, а чинно и благородно дать понять, что нанесенная обида превысила меру твоего терпения. Это я и беру на себя смелость заявить и надеюсь, что вы заручитесь содействием одного из ваших друзей. Я же, со своей стороны, намерен обратиться к лейтенанту Паддоку, квартирующему в одном со мной доме. Рассчитываю, что он не откажет в любезности своему полковому соратнику, человеку, которого судьба закинула в чужие края, а прежде всего джентльмену с родословной не хуже, чем у него, (почтительный поклон в сторону Паддока и его ответный поклон). Просьба же моя такова: в качестве моего друга встретиться с другом мистера Наттера и обсудить во всех подробностях, каким образом возникшие разногласия могут быть разрешены.
За этим последовал новый поклон. Слово было за Паддоком, и он с достоинством произнес:
Сэр, по многим причинам мне нелегко принять это поручение, но отвергнуть ваше доверие я все же не решусь.
Склонившись еще раз, ОФлаэрти пожал ему руку, молча торжественно кивнул собранию и исчез, сопровождаемый гулом голосов.
Мистер Наттер, я я надеюсь, дело может быть улажено ко всеобщему удовлетворению, произнес Паддок, напыжившись и вытянувшись, насколько ему позволял рост. Пока что я я не вполне понимаю (какого дьявола эти двое не поделили вот чего не понимал Паддок), однако ваш друг сможет меня найти Я жду вашего друга у себя, в случае надобности, вплоть до полуночи.
И Паддок согнулся в поклоне. Далее событиям надлежало развиваться в соответствии со строго определенным ритуалом, и все их участники повели себя сдержанно и сугубо официально. Как я уже сказал, Паддок отвесил Наттеру величаво-церемонный поклон, второй такой же собравшимся и покинул помещение.
Ошеломленная публика на несколько секунд будто проглотила языки. Судя по всему, дело приняло нешуточный оборот. На двух-трех лицах изобразилась странная, не имеющая ничего общего с весельем улыбка удивления и некоторого испуга. Царила тишина, никто не менял позы, все глаза были обращены на дверь. Затем некоторые из присутствующих обернулись к Чарльзу Наттеру, и чары рассеялись.
Глава VIII
Как доктор Тул и капитан Деврё совершили лунной ночью вынужденную прогулку
Почти дюжина голосов загудела подобно потревоженному улью. Молчальник Наттер не произнес ни слова, но, судя по выражению лица, пребывал в бешенстве. Он стоял спиной к камину, широко расставив ноги и засунув руки в карманы, он выпячивал грудь, сопел, распаленный гневом, и, будучи респектабельным джентльменом невзрачного росточка, умудрялся, однако, походить на великана, который, учуяв ирландский дух, вскричал: «Ам-ням-ням! Вот и ужин сам собой пожаловал!»
Знаете ли, Наттер, никто из корпуса не возьмется представлять ваши интересы, сказал капитан Клафф. У Паддока и ОФлаэрти неприятностей будет невпроворот, а если к тому же кто-нибудь вздумает выступить на другой стороне, клянусь Юпитером, он от генерала пощады не дождется.
Тул, а вы как? спросил Деврё.
И речи быть не может, отозвался тот, хмурясь и мотая головой. Наттеру известно, что я расположен к нему, как ни к кому другому, но не могу слишком многим уже отказывал. Кроме того, понадобятся мои профессиональные услуги: Стерк завтра будет весь день на исследованиях в Королевском госпитале. Но, черт возьми, в чем загвоздка? Разве Да нет же, выбрать есть из кого. Дайте Дайте минутку подумать.
Мне не важно, кто это будет, свирепо, но сдержанно промолвил Наттер, лишь бы умел зарядить пистолет.
Том Форсайт, вот кто нам нужен, если он дома, конечно, сказал кто-то.
Его нет, заметил Клафф.
Ну что ж, елейным голосом предложил Тул, придвигаясь вплотную к Деврё, остается попытать счастья у Лофтуса.
Дэна Лофтуса? вскричал Деврё.
Дэна Лофтуса, раздраженно повторил маленький доктор. Не забудьте: уже пробило одиннадцать. Я понимаю, что это не совсем то, но ничего лучшего мы не найдем.
Allons, donс![8]
Деврё согнал с лица остатки ехидства, натянул треуголку и двинулся к выходу; вслед за ним засеменил доктор.
Из какого захолустья занесло сюда этого ОФлаэрти? потихоньку спросил Клафф старого майора ОНейла.
Из Коннахта, резко ответил майор, который происходил из тех же краев и, не исключаю, в какой-то мере гордился своим земляком.
Тул рассказывает, что у него большие родственные связи, продолжал Клафф. Может быть, но, клянусь Юпитером, он самый настоящий Тиг, к тому же злющий, как дикая кошка.
Я так и не понял, с чего он взъелся на мистера Наттера, заметил майор с легкой усмешкой.
Я с ним покончу, и город вздохнет спокойно, выкрикнул Наттер, не поднимая глаз. Он выругался и ожесточенно топнул ногой.
Если вы, джентльмены, задумали выяснять отношения, то будьте так любезны, не поминайте об этом при мне, попросил майор, человек сдержанный и себе на уме, вы ведь знаете, какого генерал мнения о делах подобного рода. Кроме того, мне давно пора в постель. Доброй ночи, джентльмены. С этими словами майор удалился.