Выяснилось, что в доме оставались только старый Тарас, кухарка и англичанка.
Спрошу всех, но каждый должен отвечать по отдельности. По одному, ясно? есть у деревенских привычка галдеть хором: вроде как если все сказали, то никто не в ответе. Поняли?
Кухарка вздохнула.
Кто из вас первым младенца увидел? Орлов взглянул на англичанку и, с трудом вспомнив слово, добавил: Бэби?
Он не слишком-то владел этим языком. Не то, что Ольга.
Экономка перебирала четки, глядя в пол, словно в его плохо отполированных досках имелось что интересное. Однако, услышав знакомое слово, оживилась.
Бэби? Вот бэби?
Это были вы?
Да она это, не дожидаясь ответа англичанки, подтвердил Тарас. Она в траве нашла его. И голосить стала. Сначала просто орала, а потом что-то неясное. Я прикемарил там, на конюшне-то так разбудила. Ну, я к ней пошел. Смотрю, стоит тут, возле дома, значит. И в траву пальцами тычет. И говорит что-то. Ну, я глядь в траву а там младенчик.
Старик замолчал.
И что дальше?
Ну, матушка в окно глянула. Я говорю ей дите тут. Подкинул, стало быть, кто. И холодно-то ему, видать. Ишь, как ветрище ночью поднялся! А матушка говорит: «Неси сюда».
И куда ты его понес?
Мы с ней Тарас ткнул пальцем в англичанку на порог только зашли, а там и матушка ждут. Неси, говорит, давай в кухню.
Англичанка слушала внимательно, наклонив голову вбок. Кухарка быстро закивала.
Вот, а там и Фроська все видала, заметил ее согласие конюх. Несу я в кухню младенчика. Матушка и эти следом идут. «Ложь прямо на стол», матушка говорит. «Да и иди, Тараска». Ну я и положил. А что дальше не скажу. На конюшню пошел. А там уже и ты, батюшка приехал, да и все собрались.
Тарас ушел, и что потом? спросил кухарку Орлов.
Она шмыгнула носом и поправила рыжие волосы, выпавшие из-под косынки. Лицо красное, опухшее в отличие от хозяйки, явно прорыдала всю ночь.
Матушка зажечь печь просила. Я еще в толк не возьму: а на что в ночи печь-то? Разжигаю и говорю: а что стряпать будем? А она мне: «не твое дело, Фроська, лопату тащи», кухарка схватилась за лоб рукой. Ох, батюшка
Слушая кухарку, ее товарки охали, качали головами как будто не успели послушать эту историю с десяток раз и обсудить на все лады.
А потом? спросил Орлов. В горле стоял ком. Он и сам видел, что было потом.
Я лопату несу. Матушка хвать ее и под младенчика, а следом в печь.
Новый всплеск божбы и охов в столовой прервал Щукин:
Да тихо вы!
Расскажите, как вы нашли младенца, Анна, попросил Орлов.
Она смотрела с недоумением, пока он искал в голове подобающие иностранные слова. Однако, по всей видимости, владел английским еще хуже, чем предполагал не нашел иных, кроме прежнего:
Как вы нашли бэби?
Вот бэби? Вот даз зе ворд «мла-дэн-тсик» мин?
Младенец это бэби. Вы видели, как он там оказался?
Вместо ответа англичанка повернулась к конюху и довольно эмоционально сказала ему:
Ю а лайин.
Лаял? Кто лаял? удивился тот. Не, тихо было вроде. Я не слыхал.
Головная боль терзала Орлова все сильнее. А Ольга уверяла, что экономка делает большой прогресс и уже может немного изъясняться по-русски. «Немного» стало быть, знает три слова?
Нет, уже четыре, причем последнее она разучила только что с помощью барина:
Мла-дэн-тсик нет. Ноу. Ай донт си эни бэби. Зей а лайин. Ноу бэби. Ноу мла-дэн-тсик.
Говорила англичанка быстро-быстро. Видимо, пыталась объяснить, что лишилась чувств, как только Ольга взялась за лопату, и не видела, что произошло дальше. Но была уверена, что задуманное доведено до конца, и потому ребенка больше нет.
Не волнуйтесь, с девочкой все хорошо. Я успел вовремя, попытался утешить Орлов.
Это все ведьмы, сказал старый конюх.
Большие напольные часы в столовой пробили полдень. О том, что сделала барыня, знали все, и Орлов был уверен уже далеко за пределами Орловского. О том, кто принес младенца или в самом деле не знали, или не хотели признаться.
Глава 3. Сестрицы за околицей
Пелагея хотела говорить, очень хотела. Она бы многое рассказала! Но не могла: ее тело раскачивалось на веревке в амбаре. Большая крыса разглядывала его, привстав на задние лапы и жадно шевеля носом. Верхние она прижимала к груди, словно молясь.
Говори! Я пойму тебя! мысленно закричала Алена.
Все казалось живым, извивалось в агонии в ложке с супом, которую Пелагея тянула ко рту. Оттуда неслись мольбы и стоны на неведомом языке, и каждая капля кровоточила только что она была частью целого, здорового, но ее отняли, искрошили, измельчили, бросили в кипяток. В ужасе отбросив ложку далеко на пол, Пелагея видела изумление на лице мужа, страх сына, и слезы в глазах маленькой дочери.
Суп? Ты голодна?
Этот вопрос чувствовала Алена напугал Пелагею.
Огород из нескольких грядок под окном избы буквально в паре шагов. Там морковь, свекла и картошка.
Картошка, повторила Алена.
Верно. Пелагея хотела рассказать именно о ней. Она посадила ее сама, своими руками, правда, в этом году запоздало. И несколько дней назад собрала урожай.
Ты хочешь, чтобы домашние убрали его в погреб?
Нет! Нет, нет и нет! Пелагея злилась в голове у Алены стучало и выло.
Раз и все кончилось. Она встряхнулась и поскорее бросила на зеркало темно-синий платок.
Нашла? спросила тетка Таисия, растирая скалкой горох с имбирем.
Нашла, но лучше б не находила. Не знаю, что и сказать плотнику. Нас винить станет как пить дать.
Как так, когда сам к нам пришел? цокнула языком тетка Марфа, раскидывая перед собой карты. Не гадала сегодня, так, баловалась пасьянсом.
И правда что: плотник, третий день не видевший Пелагею, хлебнул из заветной бутыли в погребе и явился с угрозами и упреками. Даже камнем в избу кинул. «Куда жену мою дели? Извели, проклятые?»
Но когда Марфа вышла с обещанием отыскать пропажу, утих. Даже просил не гневаться сильно: от тревоги ум за разум зашел.
Что ты там увидала-то? Где она?
В деревенском амбаре висит.
Вздернулась, довольно мурлыкнула Таисия, едва ли не облизнувшись.
Не сама она. Она не хотела. Либо помог кто в петлю залезть, либо мороку навели.
Да что за загадки, девка! Говори, что видела.
Алена пересказала.
И нашла же, о чем спросить. Может, клад на ее огороде лежит и тревожит, а ты «урожай», с досадой заметила Таисия.
А если суп она потравила, чтобы плотника извести, да напугалась после? подняв глаза к висящим на веревках пучкам трав, задумалась Алена. Может, лупил он ее?
А это уж не наша забота. Придет плотник поутру скажешь, как есть, а дальше сам пусть думает.
Алена кисло согласилась. Бередило любопытство видение. Что же на самом деле стряслось с Пелагеей?
На дворе зашумело. Марфа выглянула, приподняв занавеску и тряхнув десятками мелких косиц, увязанных на затылке лентой.
Ишь, чего! От барина.
Таисия стряхнула горохово-имбирную муку в большую бутыль:
Сразу на снадобье ему и пойдет.
Лязгнула дверь, скрипнули половицы, запели на разные голоса связки колокольчиков в сенях. Наклонив голову, чтобы не задеть низкую притолоку, в избу вошел барский управляющий лихой и грязноглазый.
Здоровы будьте, девицы, не снимая шапки, надетой раньше поры, гость огляделся, как будто никогда прежде к ведуньям не захаживал. А красного угла так и не завели: и захочешь перекреститься, а не на что.
Совсем ты нас позабыл, Егорушка. И нас, и устои наши. Разкрестились мы много лет назад, Таисия отставила бутыль и перекинула со спины на грудь косу, коричнево-медную, как опавшие листья.
Косицы Марфы черные с проседью. А Аленин хвост светлый. Непохожи и лица: у красивой Таисии заостренное и напоминает кошачье, а глаза длинные, зеленоватые. В Марфе есть что-то волчье, глаза желтые, а нос слегка загнут книзу, точно птичий клюв. Голубоглазая, усыпанная веснушками Алена на фоне теток простушка, воробьишка в вороньем гнезде. По виду не скажешь, что родня они и что она тоже лесная ведунья.
Да уж, не часто балуешь нас, Григорий Ильич, согласилась Марфа.
Но гость на нее не смотрел: сверлил своими недобрыми глазами Таисию. Та, прищурившись, отвечала кривоватой, но манящей улыбкой.
Взять и забавы ради приворожить барского прихвостня? Пусть знают тетки, что и Алена уже совсем не девчонка.
Как живете, сестрицы? гость уселся на лавку, наконец-то снял шапку, устроил рядом с собой. Волосы на его темени не особо частые. Мог бы снадобье купить для их густоты, ведь не стар.
Живем-можем. Ты по той просьбе барина? Отсыпем сейчас тебе зелья, сестра как раз приготовила. Да только не будет проку. На роду его так написано, сказала Марфа.
Не выйдет ничего. Другой за него будет жить, поддакнула Таисия.
Что это значит? не понял гость.
Карты так говорили, ответила тетка, не внеся ясности.
Но уточнять он не стал:
Нет, не из-за этого я тут сегодня. Только, может, сначала угостите с дороги?
Алена тоже хотела привлечь мужское внимание и поспешила к бутыли с настойкой, но Таисия опередила: вынула из-под стола другую. Плеснула гостю полную кружку.
Эх, крепка! Но и вкусна. Из чего же вы ее гоните? Признайтесь хоть раз.
Таисия, наливая и себе тоже, улыбалась.
Вишня. Можжевельник. Белый гриб. Березовая кора. А еще кое о чем тебе и знать не надо.
Алена уселась рядом с приезжим на лавку, но он по-прежнему не обращал на нее внимания как и тетки, помогавшие справиться с настойкой. Ей-то и не наливали, по привычке считая маленькой.
Так вот что я приехал, сестрицы, поглаживая под столом колено Таисии так, что Марфа не замечала но зато отлично видела Алена начал барский управляющий. Барыня-то, Ольга Михайловна наша, совсем рассудком померкла. Слыхали наверняка: младенца, в усадьбу подброшенного, ночью вчера на лопате в печи зажарить пыталась.
Алена округлила глаза. Младенца? В печи? Вот история! Удавленная Пелагея с ее супом тут же померкла.
Однако тетки интереса не проявили.
Было дело слыхали. Ветер надул, Марфа подбросила поленьев в очаг.
Вот как? Но почему же о столь необычном случае и словом не обмолвились за весь день?
И то верно: ветер, говорят, вчера расшалился. Стало быть, худо барыне. Многие думают не жилица. Тело хоть и хворает, а все еще здесь, но душа не пойми где. Мучается оттого, что и объединиться, и расстаться они не могут. Уже бы или то, или то.
А ты, значит, барыне решил помочь, занемогшую душу разделить с недужным телом? Таисия наклонилась к гостю так, что явно виднелась ямка, разделяющая высокую грудь.
Он хмыкнул, отхлебывая настойку.
Можно сказать. Да только не нужна мне порча. Не должна барыня взять и умереть.
То есть, ты хочешь, чтобы осталось только тело, но без души?
Вечер продолжал поражать открытиями: о таком способе Алене прежде даже не слышала. Да и на что ему это? Увы, но о причинах, которые привели в лесной дом, гостей не принято спрашивать.
Да Дело тут непростое, задумчиво отозвалась старшая тетка.
Но если поможете уж не обижу.
Душу барыни мы от тела отгоним, размышляла Марфа. Но место ее на время, пока дорога назад не забудется, надо кем-то занять.
И обе тетки посмотрели на Алену.
Глава 4. Непонимание
Брайс решила больше не понимать по-русски. Чем больше она узнавала новых слов, тем менее ясным становилось происходящее.
Сначала она не могла взять в толк, почему прислуга миссис Орлов называет существо, которое хозяйка сунула в печь, малышом? Не иначе, как очередное жуткое верование, которыми так богаты эти странные земли. Дрожь охватывала при мысли, чьим ребенком тут считают такое создание и Брайс быстрее перебирала четки, прося Деву Марию избавить ее от знания этой легенды.
Но дальше стало еще более непонятно. И Брайс, хотя была уверена, что значение слова, которое повторялось вокруг беспрестанно, ей ясно, на всякий случай сверилась со словарем, захваченным из Гилфорда и стоившим ей пять пенсов. Книга уверенно подтвердила: прислуга с необъятной, недоступной для определения наглостью убеждала мистера, что не чудовище пыталась сжечь хозяйка, а живого человеческого младенца.
Явно заранее сговорившись, они гнусно оклеветали миссис и причины столь подлой лжи также оказались недоступны пониманию Брайс. Что хотели с ее помощью выгадать эти низкие люди?
А что же сам мистер Орлов? Перед тем, как лишиться чувств в кухне, Брайс четко слышала его голос. Значит, он видел все собственными глазами но тогда зачем расспрашивать слуг?
Нет. Больше ничего из того, о чем говорили в усадьбе, Брайс понимать не желала.
Однако и миссис Орлов внезапно перестала понимать Брайс. Раньше она говорила с экономкой по-русски, а та отвечала ей по-английски. Теперь же, услышав британскую речь, она сказала:
Я тебя не понимаю.
Это произошло через несколько дней после того, как проклятое любопытство толкнуло Брайс заглянуть в траву. Миссис Орлов, очевидно, потрясенная реакцией супруга, поверившего наветам слуг, наверняка получила нервное расстройство и потому не покидала своей спальни. А затем вышла оттуда ранним утром, едва рассвело.
Сама Брайс только-только проснулась и направлялась в кухню. Хотя и экономка, и управляющий обычно трапезничали в столовой, лгунья кухарка еще ни разу не смогла приготовить правильную глазунью. Брайс сейчас совсем не хотела заниматься ее обучением и собралась поджарить пару яиц на завтрак сама. И по пути из своей коморки на третьем полуэтаже здесь его называли словом «чердак» едва не столкнулась с неожиданно вышедшей из спальни миссис Орлов.
Гуд монинг, мэм! Итс ту сун, приветливо поздоровалась Брайс. И в ответ услышала ту самую фразу, которую никак не ожидала.
Но дальше стало хуже.
Кто ты? спросила миссис Орлов.
Душевное спокойствие, очевидно, к ней еще не вернулось.
Брайс, мэм. Энн Брайс. Ер хаускипэр.
Брайс, повторила миссис. И вдруг глаза ее помутнели: их как будто заволокло изнутри дымом. Ошарашенная Брайс непроизвольно сделала шаг назад, но взгляд миссис Орлов снова стал обычным.
Нюта, сказала она.
Экономка с облегчением несколько раз кивнула. Как видно, расшатались от ужасного зрелища в кухне и жизни в непривычной среде и нервы Брайс: она стала слишком впечатлительной.
Миссис Орлов направилась к узкой лестнице, ведущей наверх. И зачем хозяйке с утра пораньше лично идти в комнаты прислуги, тем более, когда в доме, как и положено, появились колокольчики? Брайс невесело отметила, что обитатели имения не торопятся к ним привыкнуть, и предложила помощь миссис Орлов. Но та скривила губы и проследовала дальше.
К полудню Брайс вполне убедила себя, что поведение миссис показалось ей странным лишь из-за игр собственной фантазии. Но после произошла очередная непостижимая вещь: миссис Орлов призналась мистеру в том, чего не делала.
Когда мистер Орлов бывал дома, он любил совместные ланчи (тут их называли обедами), потому все хозяева, экономка и управляющий с непроизносимой фамилией собрались в столовой. Брайс не слишком нравились эти общие приемы пищи: она ощущала себя не вполне на своем месте и стеснялась общества мистера и его помощника. Брайс охотно бы поела у себя в комнате, заодно оценив ее взглядом хозяйки: какой предстала перед нею экономка?
Подавали на стол не по правилам. С самого прибытия Брайс пыталась обучать прислугу, но та упрямо ссылалась на непонимание и продолжала делать все по-своему. Экономка в очередной раз отметила про себя с глубоким неудовольствием, что исключительно неверно первым блюдом подавать пироги, и только за ними столовые приборы, да еще и охапкой, а следом суп.
До супа говорил управляющий. Если Брайс верно разобрала его речь, которую некультурно затрудняло жевание, он жаловался хозяину на помещение для хранения продуктов. Расположенное в деревне, оно было сломано. Хмурый мистер Орлов слушал явно невнимательно. Но когда кухарка за столом в таком большом доме прислуживала кухарка! принесла суп в общем блюде, миссис Орлов прервала управляющего.