Мистер Таунсенд подошел ближе.
Насилие воспринимается как любовь повторил он. Почему?
Дэймон оставался абсолютно неподвижным, казалось, он даже не дышал. Затем, посмотрев на учителя, непоколебимо ответил:
Изголодавшийся человек проглотит что угодно.
Его слова повисли в воздухе. Я замерла; на мгновение мне стало тепло. Возможно, он не такой уж безмозглый.
Ощутив на себе чей-то взгляд, я повернула голову. Внимание Уилла было сосредоточено на моей ноге. Когда взглянула вниз, обнаружила, что сжала подол, частично обнажив царапины и синяк на бедре. Пульс участился, и я одернула юбку к коленям.
Откройте последнюю главу, пожалуйста, попросил Таунсенд. И достаньте пакет заданий.
Синяк начал болезненно пульсировать. Вдруг стало трудно дышать.
Ты можешь получить все, что захочешь, неужели не понимаешь? Я любого растерзаю за тебя.
Мой подбородок задрожал. Нужно выбраться отсюда.
Иногда насилие воспринимается как любовь
Покачав головой, я собрала вещи, встала, перебросила ручку сумки через плечо и стремительно двинулась по проходу к двери.
Куда вы?
Дочитаю книгу и закончу структурный анализ в библиотеке, сказала я, обернувшись, и, сморгнув зависшие на ресницах слезы, пошла дальше.
Эмери Скотт, окликнул учитель.
Или можете сами объяснить моему брату, почему мои экзаменационные оценки будут дерьмовыми, развернувшись и сердито смотря на него, я сделала несколько шагов спиной вперед. Ведь девяносто восемь процентов времени на этом уроке отводится им. Я указала на Всадников. Отправьте мне сообщение, если дадите дополнительные задания.
Открыв дверь, я услышала перешептывания одноклассников за спиной.
Эмери Скотт, рявкнул мистер Таунсенд.
Я оглянулась.
Вы знаете, что делать, сказал он, протягивая розовый бланк с извещением о наказании.
Вернувшись назад, выхватила бумажку из его рук.
По крайней мере, хоть какую-то работу выполню, заметила я.
В кабинете директора или в библиотеке, без разницы.
Когда я вышла из кабинета, не удержалась и бросила взгляд на Уилла Грэйсона.
Он лениво развалился на стуле, подпер подбородок рукой, пряча улыбку за пальцами, и не переставал смотреть на меня, пока я не скрылась из виду.
* * *
Понурив голову, я свернула с тротуара к своему дому. В нескольких шагах от крыльца начала медленно моргать, мысленно уносясь к кронам деревьев. Вечерний ветер шелестел листвой. Мне нравился этот звук.
Ветер как будто что-то предвещал. Что-то хорошее.
Открыв глаза, я поднялась по ступенькам. Патрульной машины брата не оказалось на подъездной дорожке. Жар в животе слегка утих, мышцы чуть расслабились.
У меня было немного времени.
Какой паршивый день. Ланч я пропустила, вместо этого спрятавшись в библиотеке. После уроков с трудом выдержала репетицию оркестра. Не хотела туда идти, но и домой возвращаться тоже не спешила. Желудок свело от голода, зато это отвлекло от болей во всем теле.
Я оглянулась на тихую улицу, усаженную кленами, дубами и каштанами, которые окрасились оттенками оранжевого, желтого, красного. Порывы ветра срывали листья, и те, танцуя в воздухе, опадали на землю. В ноздри ударил запах моря и дыма костров.
Большинство детей вроде меня ездили на автобусе в государственную школу в Конкорде, так как численности населения Тандер-Бэй было недостаточно, чтобы содержать две старшие школы, однако брат хотел дать мне все самое лучшее, поэтому я осталась в Тандер-Бэй Преп.
Несмотря на то, что мы были небогаты, он частично оплачивал обучение, плюс я подрабатывала в школе, а от уплаты оставшейся суммы нас освободили, ведь брат был госслужащим.
Хорошее финансирование и статус частной школы подразумевали более высокий уровень образования. Я же этого не замечала. В литературе я все равно плохо разбиралась. Вообще, единственным моим любимым уроком была самоподготовка, потому что я могла заниматься одна-а-а-а-а.
Самостоятельно я училась многому.
Меня не смущало, что я не вписывалась в коллектив, что мы не купались в деньгах. У нас был красивый, достаточно большой дом. Старинный, в викторианском стиле, трехэтажный (ну, четырехэтажный, если считать подвал), из красного кирпича с серой отделкой. Он принадлежал трем поколениям нашей семьи. Родители бабушки построили его в тридцатых годах прошлого века, и она жила здесь с семилетнего возраста.
Войдя внутрь, я сразу сбросила обувь, захлопнула за собой дверь и побежала наверх. Миновала спальню брата, швырнула сумку в свою комнату и двинулась дальше по коридору, на всякий случай ступая тише. У бабушкиной комнаты я остановилась, прислонившись к дверному косяку. Миссис Батлер, ее сиделка, оторвалась от книги очередного военного триллера, судя по обложке, и улыбнулась. Кресло женщины перестало раскачиваться.
Натянуто улыбнувшись в ответ, я перевела взгляд на кровать.
Как она? спросила я, бесшумно подойдя ближе.
Миссис Батлер встала.
Держится.
Я посмотрела на бабушку, ее живот слегка содрогался, а губы сжимались при каждом выдохе. Все лицо было испещрено морщинами, но я знала, что ее кожа на ощупь мягче, чем у младенца. Я ощутила аромат вишнево-миндального шампуня миссис Батлер помыла ей голову сегодня. Я погладила бабушкины волосы.
Гран-мэр3. Самый важный человек в моей жизни.
Лишь ради нее я не уходила.
Мое внимание привлекли ее бордовые ногти. Наверное, сиделка накрасила, не сумев склонить бабушку к нежному розовато-лиловому цвету. Я не сдержала слабую улыбку.
Пришлось ненадолго дать ей кислород, добавила миссис Батлер. Но сейчас все в порядке.
Наблюдая, как она спит, я кивнула.
Брат был убежден, что бабушке оставались считаные дни. Она все реже поднималась с постели.
Только бабуля не сдавалась. Слава богу.
Ей нравятся записи, сообщила сиделка.
Я посмотрела на стопки виниловых пластинок, лежавшие возле старого проигрывателя. Некоторые были небрежно вставлены обратно в обложки. Я нашла их на дворовой распродаже в прошлые выходные. Мне показалось, бабушка, дитя пятидесятых, порадуется такому подарку.
Ну, родилась она раньше, а в пятидесятые была подростком.
Миссис Батлер взяла сумку и достала ключи.
Ты справишься сама?
Не глядя на нее, я снова кивнула.
Она ушла, а я еще ненадолго задержалась в комнате. Подготовила таблетки и инъекцию на вечер, приоткрыла окно, чтобы впустить свежий воздух. Миссис Батлер просила этого не делать, потому что аллергены могли негативно повлиять на бабушкино дыхание.
Бабушка на это ответила: «К черту все». Она любила осень, к тому же ей нравились запахи и звуки, доносившиеся с улицы. Я не хотела лишать ее маленьких удовольствий только для того, чтобы продлить это мученическое существование.
Подключившись к системе видеонаблюдения со своего телефона, я оставила дверь приоткрытой, захватила сумку из своей спальни и спустилась вниз. Мобильник разместила на кухонном столе, приглядывая за бабулей на случай, если ей понадобится помощь, налила воды в кастрюлю, поставила на плиту кипятиться. Затем разложила учебники, планируя сначала разделаться с простыми заданиями.
С ноутбука запросила в публичной библиотеке все книги, необходимые для доклада по истории. Несколько привезут из Меридиан-Сити, потому что в Тандер-Бэй их не нашлось. Открыв план, закончила веб-квест, сделала физику, прочитала испанский, потом прервалась, нарезала и обжарила овощи, прежде чем взяться за литературу.
Литература Я до сих пор не закончила структурный анализ, сдать который нужно завтра.
Не то чтобы мне не нравился предмет. Или книги.
Просто я не любила классические произведения. От третьего лица, с километровыми занудными абзацами. Какие-то тупые академики пытались внушить нам, будто в витиеватые описания предмета мебели (на который мне абсолютно плевать) автор вложил глубокий смысл. Я практически уверена, авторы сами не знали, что хотели сказать. Наверное, были под кайфом от опиума, когда это писали.
Или успокаивающего сиропа, или абсента, или чем там еще баловались в те времена?
Нас пичкают этим дерьмом, словно хороших историй уже не пишут и читать больше нечего. Любительница самопорезов Кейтлин, сидящая через три парты от меня, должна найти нечто актуальное для себя в «Доме с семью шпилями»4? Ага, конечно.
Разумеется, «Лолита» вышла не так давно. Просто она хреновая. Готова поспорить, даже в 1955 году была хреновой. Спрошу у бабушки.
Я замочила пасту, поджарила мясо с перцем и луком, смешала все и отправила в духовку. Сделала салат, установила таймер, затем достала листы с заданиями и прочитала первый вопрос.
Во дворе сквозь моросящий дождь вдруг блеснули фары. Мой взгляд метнулся к окну. Машина свернула на нашу подъездную дорожку. Подскочив на ноги, я закрыла учебники, сгребла бумаги и убрала все в сумку.
Живот будто заполнился раскаленными углями.
Черт. Порой он брал двойное дежурство или задерживался, и мне везло провести ночь без него.
Но не сегодня, похоже.
В попытке избавиться от ощущения, что вот-вот обмочусь, я сжала бедра. Швырнув сумку в столовую, где мы никогда не ели, быстро накрыла на стол. Входная дверь открылась. Я развернулась и сделала вид, будто перемешиваю салат.
Эмери! окликнул Мартин.
Желудок сжался так происходило каждый раз, но я с натянутой радостной улыбкой выглянула в прихожую и прощебетала:
Привет! Опять дождь идет?
И только сейчас вспомнила, что не закрыла бабушкино окно. Проклятье. Нужно улизнуть на минуту, чтобы сбегать закрыть его, пока пол не залило. Иначе это даст брату повод.
Да, он вздохнул. Такое уж время года, верно?
Я выдавила смешок. Мартин отряхнул куртку, разбрызгав капли повсюду, повесил ее на вешалку и направился в кухню. Мокрые подошвы его ботинок заскрипели по полу.
Мне в отличие от него полагалось снимать обувь при входе.
Выпрямившись, я выдохнула, взяла миску с салатом, вилки и вновь широко улыбнулась.
А я подумывала пробежаться вечером, сказала я, поставив салат на стол.
Искоса глядя на меня, он остановился и ослабил галстук.
Ты?
Я умею бегать, наигранно возразила я. Не дольше нескольких минут.
Брат тихо засмеялся, подошел к холодильнику, достал молоко и налил в стакан.
Вкусно пахнет, сказал он, заняв место за столом. Уроки сделала?
Серебряный жетон поблескивал в свете люстры; его тело, облаченное в черную форму, с каждой секундой казалось все больше и больше.
Мы с Мартином никогда не были близки. Из-за восьмилетней разницы в возрасте к моменту моего рождения он уже привык к роли единственного ребенка в семье. Когда родители умерли около пяти лет назад, ему пришлось взять все заботы на себя. Но, по крайней мере, он получил дом в наследство.
Я прочистила горло.
Почти. Нужно еще перепроверить вопросы по литературе после того, как помою посуду.
Вообще-то, я их даже не начинала, однако у меня давно вошло в привычку сглаживать углы.
Как прошел твой день? торопливо поинтересовавшись, я вытащила пасту из духовки и поставила на стол.
Хорошо. Пока Мартин наполнял тарелку, я наложила нам обоим салат и налила себе воды. Департамент работает слаженно. Мне предложили перевод в Меридиан-Сити, но я
Любишь чистоту и порядок, пошутила я, а Тандер-Бэй твой корабль.
Ты так хорошо меня знаешь.
Хотя я слабо улыбалась, моя рука задрожала, когда я наколола лист латука на вилку. И не перестанет дрожать, пока брат не уйдет на работу завтра утром.
Мартин принялся за еду, а я заставила себя положить кусок в рот. В комнате повисла тишина, заглушавшая дождь, который барабанил в окна.
Если буду молчать, он найдет что сказать. Мне этого не хотелось.
Мое колено подскакивало вверх-вниз под столешницей.
Не хочешь подсолить? спросила я настолько приторным голосом, что самой стало тошно. Потянулась за солонкой, но брат остановил меня, сказав:
Нет. Спасибо.
Я опустила руку и продолжила есть.
Как у тебя день прошел? осведомился он.
Мой взгляд метнулся к его пальцам, сжавшимся вокруг вилки. Мартин сделал паузу, сосредоточив внимание на мне.
Сглотнув, я ответила:
Хорошо. Мы, э-м Пульс участился, разгоняя горячую кровь по телу. У нас произошла интересная дискуссия на литературе. Еще мой научный доклад
А как тренировка по плаванию?
Я умолкла.
Просто скажи ему. Покончи с этим. Он все равно узнает рано или поздно.
Только я солгала:
Нормально.
Я всегда старалась защитить себя ложью. Когда вставал выбор, бороться или бежать, я убегала.
Да ну? с напором уточнил Мартин.
Уставившись в тарелку, я ковыряла еду. Ему все известно.
Взгляд брата прожигал мою кожу.
Передашь соль? нарочито ласково попросил он.
Мои веки задрожали. Зловещее спокойствие его голоса напоминало затишье перед бурей. Когда воздух заряжен электричеством, облака висят низко, и ты ощущаешь запах надвигающегося шторма. Все эти признаки я давно выучила.
Взяв солонку, я медленно подала ее Мартину. Но случайно задела его стакан. Молоко растеклось по столешнице, пролилось на пол.
Я подняла взгляд. Несколько мгновений брат смотрел на меня, а потом оттолкнул стол.
Мне удалось вскочить на ноги, но он схватил меня, дернул и усадил обратно на стул.
Не смей вставать из-за стола раньше, чем я, произнес Мартин спокойно, сжимая мое запястье. Другой рукой он поднял стакан, затем взял мою воду и тоже поставил ее перед своей тарелкой.
Мои очки съехали на нос. Я поморщилась, сжав кулак. Под кожей уже формировалась гематома из-за перекрытого кровотока.
Никогда не вставай из-за стола без моего позволения.
Мартин
Мне сегодня позвонила тренер Дорн. Устремив взгляд в пространство, брат медленно поднес стакан с водой ко рту. Сказала, ты ушла из команды.
Расстегнутый рукав моей форменной рубашки скрывал его пальцы, но костяшки наверняка побелели. Начав выкручиваться, потому что больше не могла переносить боль, я вдруг перестала, вспомнив, что этим разозлю его еще больше.
Я не разрешал тебе уходить, продолжил Мартин. А ты ко всему прочему еще и солгала, как идиотка.
Мартин, пожалуйста
Ешь свой ужин, Эм.
Я смотрела на него, в который раз смирившись с тем, что грядущее неизбежно, несмотря на все мои усилия это предотвратить.
Его ничто не остановит.
Опустив глаза, левой рукой я неуверенно подняла вилку и зачерпнула с тарелки пасту ротини с мясным соусом.
Ты правша, тупица.
Чувствуя его крепкую хватку на запястье, я замерла. Брат подтолкнул мою правую руку, побуждая взять вилку. Подчинившись, я медленно поднесла ее к губам. Он все еще не отпускал меня. Глядя на тупые серебристые зубцы, я поняла, что никогда еще так не боялась столовых приборов.
После недолгих колебаний я открыла рот, едва сдержав рвотный рефлекс, когда Мартин протолкнул вилку слишком глубоко, практически до миндалин. Вытаскивая ее, я ощутила его сопротивление.
Мы зачерпнули новую порцию пасты. Мои легкие сжались.
Что с тобой такое, а? прошептал он. Ничего не можешь сделать правильно. Никогда. Почему?
Я еле успела проглотить пережеванное, прежде чем брат снова набил мой рот едой. Он подтолкнул мою руку, отчего сердце замерло на мгновение, и я не сдержала всхлип, опасаясь, что вилка вонзится в горло.
Я думал, что вернусь домой, мы сядем, поговорим, и ты объяснишь мне свое поведение, но нет. Мартин злобно посмотрел на меня. Ты всегда пытаешься все утаить, как обертки от конфет, которые прятала под кроватью в десять лет, как трехдневное отстранение от уроков в тринадцать. Хотя его слова и звучали все тише, я поморщилась так, словно у меня лопнули барабанные перепонки. Ты никогда меня не удивляешь, да? Можно поступать либо правильно, либо неправильно, третьего не дано, Эмери. Почему ты всегда все делаешь неправильно?