Старик взял обычный скальпель и стал срезать прибор с моей шеи. Больно не было, только кровь полилась и залила верх белой рубахи, что была на мне, как и обычно. Потом доктор смочил бинты в голубой жидкости и обмотал мою шею. Я почувствовал легкую прохладу, и кровь больше не текла. С правой рукой он проделал тоже самое. С неё содралась почти вся кожа, так что я мог разглядеть мышцы ладони. Гемилион достал что-то из холодильника и объяснил, что положит на рану специальную биологическую плёнку, из которой потом восстановится моя кожа. Он вырезал два нужных лоскутка, один из которых приклеил к шее, а другой к ладони.
Доктор сказал, что наденет мне новый ошейник через пару недель, когда я обрасту своей кожей, и добавил, чтобы я никому не смел рассказывать про его исследования, иначе ему придётся выкачать всю мою кровь до капли и сбросить тело в открытый космос. Я испугался его безумных глаз и обещал молчать. После моего согласия, он наложил бинты на шею и руку.
До каюты я уже смог дойти сам. Валекиан с нетерпением ждал меня. Мы сели на кровать, и он стал расспрашивать:
Что с тобой делал доктор? Он сам снял с тебя ошейник? сосед показал на мою шею.
Обработал раны и убрал боль. Он сказал, что новый ошейник наденет потом. Но это не важно, я выдержал паузу. Мы должны избавиться от доктора, чтобы он больше никому не навредил.
Но как?! Мы же все закончим, как Лукас, с этим ошейником! он с силой всплеснул руками.
Зелёный провод!
Что? Какой ещё провод? Валекиан смотрел на меня, как на сумасшедшего.
Лукас сказал резать красный провод в его ошейнике, и это не сработало. Значит, мы обрежем зелёный, чётко и уверенно ответил я.
Ты предлагаешь деактивировать ошейники всем детям так, чтобы доктор этого не заметил? сосед всё ещё смотрел на меня выпученными глазами.
Да, мы выберем нужное время и сообщим всем заранее. Нужно будет сделать всё тихо и после отбоя.
А как ты собрался убрать доктора? Кто тогда будет управлять кораблём? Я не хочу умирать тут от голода! возразил Валекиан, нахмурив брови.
Об этом я ещё не думал. А кто сейчас управляет?
Доктор сам настраивает курс. Ему иногда помогает в рубке Куагон с планеты Милитра.
Значит, мы всё у него и выясним!
Я был твёрдо уверен в своём намерении, хотя и обещал себе больше никого не убивать. Воспоминания об убитых людях часто приходили ко мне по ночам. И там я делал это снова и снова. Каждый раз оцепенев от ужаса. Но убитые мной капитаны не сделали мне ничего плохого, а доктор безжалостно обрекает невинных детей на смерть! Как позволить оставить в живых человека, на чьей совести десятки, а может, и сотни детских жизней? Конечно, его исследования могли привести к успеху, и он смог бы помогать людям. Но зачем им это такой ценой?
Несколько жизней ничего не стоят в масштабах Вселенной, и ты никогда об этом не задумаешься, только вот если ты сам или твои близкие к ним не относятся.
По пути на завтрак следующего дня мы обнаружили, что подлетаем к совсем необычной планете. Дети выстроились в ряд у иллюминатора и разглядывали её. Впереди нас была сотня других космических кораблей и все разные. Одни напоминали животных, типа кальмара или кита, другие имели форму круглой горы, как наш корабль. Они были разных размеров: от мелких орбитальных катеров до огромных межзвёздных лайнеров. Множество рядов космических кораблей стремились к планете, а какие-то улетали от неё.
У планеты не наблюдалось облаков, поэтому можно было разглядеть множество огней. Материков я тоже не заметил, словно она единый серый город, куда хочет попасть весь народ с кораблей. Суда пересекали голубое защитное поле вокруг планеты, оно раскрывалось большими окнами при их приближении.
Доктор нас заметил и тоже подошёл к иллюминатору. Стоя за спинами детей, он громко объявил:
Мы должны свершить посадку на планете Домирон. После взрыва некоторые отсеки корабля повредились, и мы встанем там на ремонт. Выходить буду только я, и некоторым людям придётся зайти к нам для ремонта помещений. Вы не должны выходить из своих кают, пока здесь будут находиться рабочие. Запас еды и воды вам будут выдавать в столовой на завтраке каждый день, выходить можно будет после звонка вечером. Если кто-то выйдет днём, будет дежурить в туалетах до конца года! Всем понятно?
Дети, в том числе и я, молча кивали головами. Гемилион с улыбкой добавил:
Замечательно. Мы прибудем на Домирон ближе к вечеру, поскольку здесь нужно соблюдать минимальный скоростной режим из-за пробок. Это значит, что после обеда вы все должны сидеть по каютам, не обязательно в своих, но так, чтобы я не видел, как вы ходите туда-сюда. Если пошли к друзьям с утра, то сидите там до вечера.
Дети снова закивали.
После объявления доктора все пошли на завтрак. Мы с Валекианом сразу нашли, где сидит Куагон, и спешно подсели к нему. Он был чуть старше нас. Рослый темнокожий парнишка выделялся на фоне множества бледнолицых детей. На его лице непропорционально совмещались пухлые губы и небольшой нос.
Мой сосед наклонился к нему и шёпотом спросил:
Куагон, ты умеешь управлять кораблём?
Умею, а тебе зачем? Куагон недовольно нахмурил брови.
Приходи после обеда в нашу каюту, и мы всё расскажем.
Вы мне не нравитесь, ребята. Но я приду. Всё равно делать нечего, ответил Валекиану парень, продолжая есть.
На обеде я уже сидели вместе с Элиз и также позвал её в свою каюту после того, как мы набрали еды. Она поблагодарила за приглашение и обещала прийти. Прошло чуть меньше недели с момента её прибытия на «Гемиль», и она по-прежнему не задавала почти никаких вопросов. Было видно, что грустить Элиз стала значительно меньше.
Мы собрались в каюте вчетвером и дождались посадки корабля. «Гемиль» сильно трясло при входе в атмосферу, но несмотря на это, приземлились мы достаточно гладко.
Вскоре раздался звук открытия шлюзов, что значило: доктор ушёл. Мы с Валекианом разделились: он рассказывал Куагону на общем языке, а я Элиз на амаранском. Мы поведали им о том, куда пропадают дети и об экспериментах доктора, затем рассказали наш план. Я утаил то, что сыворотку он делает из моей крови, чтобы ребята не отвернулись от меня и не сочли опасным. Мне крайне не хотелось повторения последствий «фокуса с лягушкой», а это было ещё жёстче, ведь умирали люди отчасти по моей вине.
Куагон заверил нас, что, если я сниму с него ошейник и устраню доктора, он сможет развести детей по домам, или куда они сами захотят. Он сотни раз видел, как Гемилион управляет кораблём, и заверил, что это «проще простого», нужно только знать координаты конечной точки маршрута. Каждое наше приземление записывалось в бортовом журнале, который всегда лежал в рубке.
Элиз согласилась бежать только вместе со мной и только не на Амаран. Там у неё не оставалось больше ничего, кроме ужасающих воспоминаний. Я обещал ей, что мы сможем выбрать любую понравившуюся планету. Вчетвером мы решили, что каждый день будем приглашать других двоих троих ребят, чтобы рассказать наш план и договориться. Мы сможем осуществить план, только если ошейники будут сняты со всех.
Когда мне удавалось посмотреть в иллюминатор, из него виднелась лишь серая стена, людей было не видно. «Гемиль» простоял на ремонте в Домироне почти две стандартных недели, и за это время мы с Валекианом успели договориться со всеми. Каждое утро мы звали в каюту нескольких ребят. Возражения, конечно, были у половины ребят, они не хотели возвращаться на свои планеты. Но умирать от экспериментов доктора тоже никто не хотел, и мне пришлось пообещать, что они смогут сами выбрать планету для новой жизни.
Мы взлетели с Домирона с обновлениями в устройстве корабля. Доктор решил добавить одну капсулу эвакуации для его же безопасности. Нам он строго-настрого запретил подходить к ней. Инвентарную комнату снабдили цифровым замком, и туда теперь тоже запрещалось заходить без разрешения. Ещё пару дней мы скитались по открытым просторам космоса, и я всё думал, как же избавиться от Гемилиона.
Он снова стал вызывать к себе детей после завтрака. Они говорили, что он готовит их к какому-то исследованию, и они боялись, но обещали не подавать виду перед ним. В один день он позвал и меня.
Гемилион осмотрел мои раны и сказал, что они почти зажили, значит, через пару дней можно будет надеть ошейник. Я в ответ кивнул, а сам подумал, что надо действовать быстрее. Доктор перевязал меня новыми бинтами, а затем посадил для взятия крови на кушетку. Он забрал так много, что я почувствовал сильную слабость. У меня кружилась голова, поэтому он лично отвёл меня до каюты. Обдумывать план не осталось сил, я мгновенно уснул и проспал так до ужина.
После последнего приёма пищи мы с Валекианом думали, как же обезвредить доктора. Поскольку он значительно больше каждого из нас, мы сначала хотели подговорить пять старших мальчишек, и всем вместе наброситься на него в лаборатории. Но нет, нужно идти уже без ошейников, а незаметно днём это не сделать. Ночью он спал в своей каюте, вход в которую осуществлялся только по паролю. А раскодировать дверь без лишнего шума у нас точно не получилось бы. И тут меня осенило! Если дети умирали от сыворотки, сделанной из моей крови, то что будет если доктору ввести мою кровь?
Старый вариант сыворотки мне точно не получилось бы достать, а от новой он мог не умереть. Я не стал обсуждать этот вариант с Валекианом, а только сказал, что мне нужно проверить одну теорию. В моём сознании снова всплыла картина «фокуса с жабой», и последствия осознавались чётко. Друг мог испугаться, чего я опасался больше всего.
Доктор всегда испытывал свои препараты сначала на мышах разных видов. Мыши находились в отдельной комнате, за ними ухаживала девочка по имени Сарин, самая младшая из нас, ей было около семи стандартных лет. За завтраком я подсел к ней и попросился сходить с ней к мышам во время её дежурства. Она удивилась, но после объясния, что это нужно для прекращения исследований, она согласилась.
Я пришёл к Сарин после обеда, когда было время кормёжки животных. Она насыпала им корма, меняла воду в автоматических поилках. Пришлось попросить девочку посторожить у двери, чтобы она сама не увидела, что я делаю. Мне попалась на глаза клетка с самой большой мышью, уплетавшей корм. Несколько дней назад, я стащил из столовой маленький нож и прятал его за резинкой штанов. Сделав себе небольшой надрез на пальце и отодвинув защёлку на дверце клетки, я со скрипом открыл её, и протянул руку с порезом внутрь. Несколько капель моей крови упали на гранулы мышиной еды. Я убрал оттуда руку и быстро закрыл клетку. Кровь на пальце свернулась за считанные секунды и больше не текла. Оставалось только наблюдать.
Мышь поедала все гранулы подряд и очень быстро дошла до политых кровью. Она их съела, как ни в чём ни бывало, и продолжила с остальными. Я уже подумал, что глупее идеи придумать не мог, и пронаблюдав ещё, разочарованно пошёл к Сарин. Мы уже выходили из комнаты, как мышь резко завизжала. Я бросился к ней, чуть не забыв закрыть дверь. Мышь визжала, перевернувшись на спинку. Изо рта у неё потекла красная пена, она побрыкалась немного и умерла. Я радостно вскрикнул:
Сработало!
Что ты ей дал? спросила Сарин, дёрнув меня за край рубахи.
То, что убьёт доктора, уверенно ответил я.
А если доктор захочет проверить от чего умерла мышь? Сарин смотрела на меня большими умными глазами.
Об этом я не подумал
Я стал перебирать в голове варианты, куда деть труп грызуна.
Может, засунем её в измельчитель отходов на кухне? предложила девочка.
А ты умнее, чем семилетка, я похлопал её по плечу и одобрительно улыбнулся.
Сарин сияла от гордости за свою идею. Мы сунули мышь в пакет, чтобы нигде не оставить крови, и быстро прокрались по коридору в столовую, где как раз убирались дежурные. Одному из них пришлось объяснить проблему с отравленной мышью. И мальчик брезгливо забрал у нас пакет и отнёс в измельчитель.
Этим же вечером я рассказал Валекиану про гениальный план решения нашей проблемы. Снова опасаясь последствий правды, пришлось соврать, что нашёл яд в подсобных помещениях корабля и немного припрятал. Мы долго думали, как его использовать.
Валекиан предложил подсыпать в еду, если особого привкуса не будет. А есть ли привкус у моей крови? Ответа на этот вопрос я не знал, но предполагал, что если это будет мясо с кровью, то он может и не заметить. Гемилион примерно раз в месяц баловал себя такими стейками, а их тоже готовили дети. Для него делали отдельную еду, получше, чем давали нам. Но как во время такого ужина снять со всех ошейники, чтобы он не успел никого убить?
За завтраком следующего дня я нашёл Катрин, которая каждый день готовила еду только для доктора. Больше никому он не доверял столь важную работу: безопасность всегда находилась на первом месте для Гемилиона. Но он и не подозревал, доверие детей давно утрачено. Катрин шёпотом рассказала, что доктор ужинает ещё раз перед сном, и она лично приносит ему еду каждый вечер. Обычно он ест в это время не мясо с кровью, а лёгкие смузи из овощей, иногда немного ягод или фруктов.
А существует смузи красного или розового цвета? поинтересовался я.
Да, из листьев маракских томатов и лепестков цверии, подумав, ответила Катрин.
Когда ты будешь делать ему такой? Какой он на вкус?
Сладковатый. У доктора нет чёткого расписания, поэтому я делаю любой, главное, чтоб не повторялись каждый день.
А ты сможешь сделать его завтра и добавить то, что я тебе принесу?
Я глядел прямо в глаза девочке, которая была старше меня на пару стандартных лет.
А если он заметит, что с напитком что-то не так? Он же убьёт меня! шептала она, а в глазах читался ужас.
Не заметит. твёрдо сказал я. Если что, я буду стоять рядом и сразу сниму с тебя ошейник!
Хорошо, неуверенно ответила испуганная девочка, но видимо понимала, что это наш единственный шанс.
После завтрака я нашёл Валекиана за уборкой в коридоре и прошептал на ухо: «Действуем завтра после ужина, оповести всех, чтобы пришли снять ошейники». Дети находили друг друга и перешептывались вплоть до ужина следующего дня. Они ходили воодушевлённые появившейся надеждой на освобождение.
После ужина я пошёл в комнату для мальчиков и закрылся в уборной. Я разрезал левую ладонь тем же маленьким ножом и сжал кулак, поставив под руку небольшую ёмкость, которую мне выдавали для анализов. Мои расчеты были таковы: чтобы убить человека, нужно в двадцать раз больше капель, чем для мыши. Рана затягивалась раньше, чем набиралось нужное количество, и я резал ладонь снова и снова. Минут через десять мне удалось набрать примерно сорок миллилитров, что ровнялось половине ёмкости. Кровь была густая и тёмная. Выйдя из уборной, я тщательно смыл кровь с руки в умывальнике. Моя регенерация работала хорошо, и рана больше не кровоточила. Я мог не бояться оставить следы на белой одежде.
Ёмкость с кровью удалось спрятать за резинкой штанов сзади, рядом с ножиком. После этих манипуляций я направился в каюту к Катрин. Она сразу открыла мне дверь, как только я постучал. Я передал ей ёмкость со своей кровью.
Что это? спросила она, хмурясь и разглядывая баночку.
Это яд, я смешал кое-что, ответил я почти шёпотом, держа порезанную руку за спиной.
Смузи получится более насыщенного красного цвета, чем обычно, говорила она с опаской.
Скажи, что розовых лепестков было мало, и ты добавила больше томатов, я пожал плечами.
Попробую. Ты бы знал, как мне страшно! её глаза говорили о том же самом: глубокий, ни с чем не сравнимый страх, скрывать который не осталось сил.
Я буду рядом, и, если что, у меня припрятан ножик. Мы убьём его в любом случае, как только он выйдет из своей каюты.