Пошли уже, выдернул меня из волшебных грёз «муж» и потащил с экскурсии работать в Кафе на Циновках.
Благодаря экзотической обстановке красно-зелёным колоннам в виде спиралей и полотнам, написанным маслом, тканым коврикам и традиционным светильникам, в кафе были сняты различные фильмы. В кино «Неукротимая Анжелика» есть кадры, снятые именно здесь. Я понимаю режиссёра. Аромат кальяна окутывает гостей, сидящих без обуви на циновках, в воздухе витают запахи кофе с кардамоном и бесподобных восточных сладостей с орехами и корицей, и того самого мятного чая с кедровыми орешками, светящегося янтарными бликами в свете солнца, который мне пора научиться заказывать, пить и любить.
Собрав по местным базарчикам традиционную сувенирную дребедень от местных умельцев живопись начинающих и опытных художников, керамику с искусными узорами, выполненную в бело-голубых тонах, тканые ковры разных размеров, зеркала в причудливых рамах, добротную кожаную обувь, фигурки верблюжат, резные шкатулки и бусы, плетёные птичьи клетки всех размеров, мини-мозаики и керамику с видами местных дверей, мы вернулись в столицу Туниса.
Маршрут запомнила? ворчливо спросил Саша, о, pardon, месье Гастон.
Он как-то сразу после нашей «свадьбы» начал ворчать и хмурить лоб. Я безумно его чем-то раздражала, вот только не знаю, чем. В доме я как образцовая офицерская, то есть, как докторская жена, сразу всё выскребла, обеды готовлю, в постели ублажаю, на людях уважаю, а милому всё никак не угодишь.
Запомнила, кивнула я, чтобы он не расстроился.
В следующий раз съездим на метро или на автобусе, и всё, дальше сама, мне там лишний раз светиться незачем. В городе должны запомнить тебя, а не меня.
Хорошо! жизнерадостно ответила я, а Саша вновь нахмурился.
Ну, и пусть! Мне было радостно. Может, я и круглая дура, но я с любимым мужчиной в самой настоящей Африке, в Тунисе, про который не то что мои ученики, а и мои однокурсники только на уроках географии и слышали, а кругом море, солнце, фрукты, памятники древней архитектуры и рестораны изысканной кухни. При этом мы каждую неделю куда-то ездим, встречаемся с интересными людьми, а в наших маленьких путешествиях Саша трогательно обо мне заботится.
Самое трудное было разлука с семьёй, всё-таки я типичная маменькина дочка и дедушкина внучка, общения с ними мне не хватало, но условие было жёстким никаких звонков. Я француженка, и никаких связей в России у меня быть не может. Зато я должна интересоваться модой и искусством. Антикварные лавки и базарчики это одно, но в Тунисе были и национальные галереи, напоминавшие султанские сокровищницы, и арт-студии и мастерские настоящих одарённых художников хоть в том же Сиди-бу-Саиде, и в Тунисе, в Суссе, Хамаммете и Монастире. Я успешно делала вид, что изучаю арабское декоративно-прикладное искусство какого-то там периода, и под этим прикрытием встречалась с уймой народа. Однако пока никто из этой уймы не годился для вербовки, или же я сама была завербована так быстро, что не успела нажить бесценный шпионский опыт.
С модой было сложнее: всё же Тунис арабская мусульманская страна, и нравы здесь весьма строгие, особенно в отношении дам. И хотя государство в этой стране светское, моду диктует религия, так что я научилась носить длинные юбки с укороченными жакетами поверх блузок с длинными рукавами и, конечно, платки.
На мой двадцать четвёртый день рождения в феврале 1997 года мы решили устроить романтический уикенд на Джербе. Остров Джерба центр рыболовецкой жизни Туниса, и мы с Сашей решили воочию увидеть «пятый сезон», существующий только здесь, и попробовать в уютных ресторанчиках Хумт-Сука, главного города острова, самые вкусные блюда из рыбы с финиковым ликером или хорошим вином. Приехав на остров, мы отправились на экскурсию на Медину, старый город, прошлись по узким улочкам с колоритными торговыми лавочками, которые расположились замысловатым лабиринтом. Тут переплелись разные традиции и культуры, и рядом с евреями, основавшими первые поселения, мирно сосуществуют мусульмане. Потом мы заехали в синагогу Эль Гриба в маленькой деревушке Эр Рияд, где иудеи молятся уже более двух тысяч лет. Там-то всё и случилось.
Исламские фундаменталисты и раньше норовили прервать благочестивое чтение Торы и отправить седых раввинов к их предкам. Как раз накануне, в 1995 году, фанатик-полицейский расстрелял трёх человек. Мы попали примерно в такую же заварушку на выходе из синагоги толпу расстреляли фанатики из реакционно настроенной молодёжи. Акция была рассчитана на устрашение, так что стреляли они больше вверх, и никто не пострадал, но люди были чудовищно напуганы. Мы с Сашей больше боялись встречи с местной полицией.
Немедленно валим отсюда, пока кавалерия не прискакала, велел мне Саша, вытащив неимоверными усилиями из толпы на обочину.
В отель?
С острова! Живо!
А вещи?
Позже позвоним в отель, и нам их отправят. В порт, Полет! Бегом.
Мы переправились на материк на пароме, оттуда самолётом вернулись в Тунис. И только там Саша вдруг чертыхнулся.
Bon Dieu de merde!
Что? задохнулась я от страха.
В чемодане осталась моя записная книжка.
Это которая с кодами нашего шифра?
Она самая. Чёрт! Надеюсь, они её не найдут.
Как показало время, надежда оказалась напрасной. Полиция устроила на райском острове адскую облаву, стремясь перехватить участников и организаторов теракта, а заодно исключить повторение подобного. Всех, кто был на острове, допросили, а тех, кто успел уехать, разыскивали. По всем отелям наряды полиции проверили документы и досмотрели вещи туристов. Пара брошенных сумок не могла не привлечь их внимания, и Сашина книжечка их очень заинтересовала.
Когда за нами пришли, Саша выпрыгнул в окно. Судя по тому, как на меня давили в участке, его не догнали, и ему удалось уйти. Мне так не повезло. Раздражённые моим молчанием, стражи порядка чуть было не применили ко мне физическое воздействие, но вовремя опомнились и швырнули в камеру.
Вот тут я испугалась по-настоящему. За шпионаж мне светило пожизненное или казнь, так что пора выбираться из этой передряги. Я огляделась и вспомнила детскую загадку ни окон, ни дверей, полна горница людей. Душная камера была полна женщин то ли воровок, то ли проституток, то ли даже убийц. Впрочем, вскоре меня перевели в одиночку, и дни потянулись бесконечной чередой. Наконец со мной захотел поговорить какой-то супер-следователь, и ранним утром меня повезли на допрос в полицейском автобусе. Я сжалась в комок страха и паники, и прозевала поворот судьбы. На крутом повороте автобус влетел в повозку с какими-то корзинами и перевернулся. Очнувшись на потолке перевернувшегося салона, я выползла через разбитое стекло наружу, сдирая в кровь колени. Обернувшись на мёртвого солдата из конвоя, заметила ключ, вывалившийся из его кармана. Схватив его, встала и на полусогнутых дрожащих ногах ушла с места аварии.
Ушла я тогда не далеко свалилась в каком-то переулке. Очнулась в небольшом доме на окраине Туниса меня подобрала пара пожилых стариков, вышедших ранним утром на рынок. Женщина была за то, чтобы сдать меня в полицию, дедок не торопился. Они оставили меня у себя. Треснувшие рёбра срослись, сотрясение мозга тоже как-то прошло, несколько недель, и я уже хожу по чисто выметенной комнате и выметаю её ещё чище. Но однажды со стариком пришёл мужчина. Бегло оглядев меня, он отсчитал старику деньги и забрал меня. Вырваться не получилось, и я оказалась в борделе.
Можно было бы детально описать ужас, который испытывает нормальная женщина, случайно оказавшаяся в подобном месте. Описать оргии, которые там устраивали для вип-клиентов, когда пускали одну женщину по кругу. Описать, как сажали на иглу непокорных бунтарок, и как они отдавались за дозу во время ломки. Описать, как избивали до потери сознания, но так, чтобы не оставлять внешних следов. Описать, как девчонки выторговывали друг у друга тональный крем, чтобы замазывать огромные кровоподтёки от засосов. Описать, как некоторые, как я, сразу, глотая страх и слёзы, соглашались на секс и риск поймать сифилис, чтобы хоть на время отдалить избиения и попробовать избежать наркозависимости. Но я не опишу.
До сих пор содрогаюсь, вспоминая ту чёрную страницу моей биографии. Никогда и никому о ней не расскажу. Слишком гадко на душе становится. Впрочем, там я забыла про душу, слишком гнусно истязали моё тело. Убить себя не давали. Продлился тот ад больше месяца, а потом опять счастливый случай девушки подняли бунт, началась драка среди клиентов, охрана борделя была сметена разъярёнными бабами и наркоманами, и мне снова удалось сбежать и выбраться на окраину города, бредя, пригибаясь, по какому-то отвратительному вонючему арыку.
И вот тихая весенняя ночь, на небе звёзды, как алмазы, а я сижу на камне на диком пляже далеко за пределами города, мокрая и дрожащая, и жду, пока высохнет прополосканное в море отвратительно открытое платье единственное, чем я могу прикрыть наготу. Одинокая белая женщина, шпионка без денег и документов в чужой исламской стране, без мужчины, без связи.
Тут я встала и прошлась голой по кромке пляжа, загребая пальцами ног мокрый ледяной песок. И страшно, и холодно, и есть уже хочется. И сейчас я должна решить жить мне дальше и бороться, или войти в тёмную холодную воду тунисского залива и прекратить невыносимые мучения. Я вспомнила маму и дедушку. Им поди сообщили, что я пропала без вести или вообще погибла, а у дедушки сердце, у бабушки давление, а мама просто этого не переживёт. А значит, я должна выжить. Вернулась к камню, стащила с ветки и натянула на себя сырое холодное платье. Мокрая тряпка села, как лягушачья кожа. Ничего, наплевать, лязгнула я зубами. Сейчас надо найти, чем согреться, болеть не на что и некогда. Отныне я не буду дрожать и бояться. Я солгу, украду, даже убью, но выживу.
Ориентируясь как дикая кошка в темноте, пошла обратно в сторону города.
На окраине стянула в чьём-то дворе с полуразрушенным забором несколько простыней, сорвав заодно с верёвки вяленую рыбу. Поев и согревшись, заползла в какую-то обрушенную хибару и уснула. Но на следующую ночь я снова вышла на охоту и раздобыла приличную женскую одежду и обувь. Теперь я могла выйти в город и днём, спрятавшись под традиционной арабской чёрной абайей. На шумных и тесных рынках Медины я безошибочно выделяла в толпе европейских туристов и ловко изымала у них кошельки и даже подрезала женскую сумку. На третий день я смогла нанять парня, который помог мне снять номер в отеле, приняла ванну, поела, купила и выпила для профилактики антибиотики. Перебрав барахло, избавилась от лишнего и посчитала деньги. Хватит на месяц. Надо найти работу и жильё. Но сначала связь. Завтра последнее воскресенье июня, а значит пора выпить чашечку мятного чая с кедровыми орешками в Сиди-бу-Саиде.
Покидая отель, глянула на себя в зеркало. Джинсы, кроссовки, просторная фиолетовая туника, тёмно-синий никаб, спортивная сумка. И абсолютно чужие глаза. За эти полгода на песчано-галечных пляжах Туниса исчезли и Маша, застенчивая девочка-ромашка из России, и беззаботная француженка Полет.
В зеркале стояла Марьям тунисская горожанка без возраста с таинственно-пустым взглядом
Глава 2. Натура-дура
Путь от просто человека к человеку истинному лежит через человека безумного
Сиди-бу-Саид словно выпал из времени и стоял, как стоял. Белые дома с голубыми дверями ослепительно белые и умиротворяюще голубые. Жемчужно-белые, солнечно-жёлтые и нежно-розовые бугенвиллии очаровательны и великолепны. Эта бразильская лиана в отличие от меня, белокожей, прекрасно чувствует себя в Тунисе на ярком солнце. Цветы в виде звезды из треугольных лепестков закрывают пышными гроздьями ствол и листву и висят словно бусы на ёлке на домах и заборах.
Вспомнив о ёлке, чуть не всхлипнула, но проглотила и воспоминания, и чувства. Сейчас мне не нужны эмоции, нужны только зрение и слух. И удача.
В кафе на циновках провела ровно час с одиннадцати утра до полудня.
Никто не пришёл, и я расплатилась и ушла. Глупо было и надеяться, так что я даже не расстроилась. Пройдя по базару, присела за столик в кафе на улице. Кофе с пахлавой заменили мне обед. В этот визит я убедилась, что в Сэр Саид поселиться нельзя слишком маленький город, всё у всех на виду, одинокой женщине не спрятаться. И я мысленно перебрала все города Туниса, чтобы выбрать место, где смогу так глубоко зарыться в золотой песок, чтобы меня ни одна полиция не нашла.
Тунис? В столице страны толпы народа, много туристов, разноголосица десятков языков, там есть аэропорт и порт, огромный жилой фонд. Но там и криминал процветает, и полиция работает, да и на знакомых можно нарваться, а мне сейчас нельзя восстанавливать те знакомства, так что лучше не рисковать.
Хамаммет? Яркий и блистательный популярнейший в стране курорт с ухоженными пляжами и первоклассными талассо-центрами неплох. Днём там шезлонги, спа-салоны, трапезы в рыбных ресторанах, а ночью клубы и бары в квартале Ясмин-Хаммамет. Там можно устроиться горничной в отель и жить в общежитии с девушками, но там есть сезоны, и в мёртвый сезон я могу оказаться на улице, а то и раньше, без опыта же.
Махдия? Отелей там мало, пляжи почти безлюдные, восхитительные пейзажи, рыбные рестораны, магазины с превосходным шёлком, дайвинг-центры. Махдия славится белым песком и подходит для любителей спокойного, уединённого отдыха, а также для семейного отдыха с детьми.
Махдия может похвастать и одним из лучших на побережье центров талассотерапии. Но там я и вовсе буду, как кочка на ровном месте. Не вариант.
Джерба? После всего, что было? Да ни за что!
Кайруан? Находится меньше, чем в сотне километров от Хаммамета и считается пятым по величине городом Туниса. Но это главный паломнический и мусульманский город Магриба, а я же неверная. Там правда и центр тунисского ковроткачества, нанимают на работу в основном баб, работу легко найду. Но это уже ближе к пустыне, смогу ли я там выжить без благ цивилизации?
Я прикрыла глаза и представила карту Туниса.
Неподалеку от Сусса находится Монастир большой, но спокойный приморский город, сохранивший аутентичность. Туристическая зона Сканес вынесена за его пределы. Там легко будет найти недорогое жильё и работу, а в случае чего можно уйти и морем, и по суше, и по воздуху. Правда до Сэра Саида почти двести километров, ну ничего, куплю машину, права я получила перед отправкой во Францию, а здесь доучусь на практике, буду ездить.
Вот дура, буркнула я себе под нос, очнувшись.
Ну, действительно, ну какая машина? На какие шиши? И жильё с работой тоже из области фантастики, пока документов нет, да и без мужчины я тут и недели не проживу спокойно. Мыслей по поводу того, как мне устроиться, не было, и я встала и пошла, рассудив, что на ходу рассуждения тоже будут двигаться.
На втором шаге споткнулась, чуть не перекувыркнувшись. Как это местные бабы ходят в этих тряпках? В никабе ничего не видно, или я просто его носить не умею, и лоб весь вспотел. Я подняла руку, поправить проклятые тряпки и налетела на какого-то мужика.
О, pardon!
Да ничего, я в порядке. А вы как?
Я подняла глаза. Мужиком я его сгоряча назвала. Передо мной стоял молодой парень лет двадцати пяти, с весёлыми чёрными глазами и аккуратно постриженной бородкой в клетчатой чёрно-белой рубахе поверх белой майки в джинсах и кожаных шлёпках и держал в руках объёмную сумку, из которой торчала какая-то зелень.
Всё в порядке, пробормотала я на арабском.
Какой редкий акцент. Вы не местная?
Извините, и я, потупив голову, попробовала его обойти.
Он при этом попробовал уступить мне дорогу и налетел на пожилую местную матрону необъятных размеров. Стараясь соблюсти пиетет и ни к одной из нас не прикоснуться, он вынужден был поставить сумку на пыльную мостовую и прижаться к стене дома. Местная жительница в тёмной чадре и хиджабе проплыла мимо, а парень кинулся собирать с дороги вывалившуюся из сумки рыбу и лимоны. Я присела на корточки и подобрала откатившийся в сторону крупный ароматный цитрусовый жизнерадостно-цыплячьего цвета.