Им показали видео МРТ. Завораживающее и одновременно пугающее зрелище: заглядывать в жутковатые закоулки человеческого мозга и видеть размытые ткани и невнятно пульсирующую кровь. Зато какое скрытое рвение в этой пульсации, сама жизнь!
(Словно зародыш в материнской утробе. Или бестелесная душа, в которой бьется живое.)
Никаких страшных опухолей или закупорки сосудов. Но просматриваются темные полоски: «дефицит мозговых клеток».
Джессалин смотрела и испытывала легкое головокружение. Где тот мужчина, которого она знала? На рентгеновских снимках?
Но МРТ это не рентген, объяснили ей. В данном случае устанавливается «магнитное поле» и «посылаются радиоволны». Радиация больному не грозит; главное, чтобы организм не дал слабины от громовых раскатов мощной машины, от которых иногда не спасают наушники, и чтобы у пациента не случился приступ.
А такое часто бывает? встревожилась Джессалин.
Если верить статистике, нечасто.
Она гнала от себя мысли, что Уайти мог испытывать страх или боль. Что он не отдавал себе отчета в том, где находится и что с ним происходит
София, кое-что знавшая про магнитно-резонансные томографы благодаря курсу нейронауки в Корнеллском университете, рассказала, как пациента помещают в своего рода цилиндр и «загружают» в механическое устройство примерно на полчаса, чтобы выявить повреждения функций мозга. София находила эту технологию бесподобной, так как она могла доказать, что мозг инсультника продолжает функционировать, по крайней мере отдельные участки, даже если человек парализован и ни на что не реагирует. А сколько таких парализованных после инсульта больных получили диагноз «находится в вегетативном состоянии» и были брошены умирать
В случае Уайти Маккларена можно было определенно говорить о живом мозге, как и о том, что у пациента проявляются реакции.
Он пережил инсульт и, возможно, сердечный приступ. Он пережил анестезию и хирургическое вмешательство. Его лечили внутривенно от окклюзии сосудов, и все жизненно важные проявления пристально мониторились.
Обычно жертвы инсульта нуждаются в длительной реабилитации. Если и когда Уайти можно будет перевести в реабилитационный центр, то на его лечение уйдут недели, если не месяцы.
«Когда мой муж сможет вернуться домой?» Джессалин понимала, что доктор Фридленд вряд ли ответит ей на этот вопрос, и все же она его задала с трепетом испуганной супруги. Доктор с обескураживающей откровенностью сказал, что понятия не имеет но через пару дней, может быть, что-то прояснится.
А где находится реабилитационный центр?
В Рочестере. Неблизкий, зато классный.
В семидесяти милях. Со временем Уайти сможет покинуть центр и жить в домашних условиях.
Жить в домашних условиях. Отличная новость!
Хотя довольно странная формулировка, если вдуматься. В этом слышится что-то зловещее.
(А что же Вирджил и Сабина? Они живут вместе?)
Джессалин не говорит остальным, что их младший брат сидит тут же, в кафе. Они его не заметили в толпе посетителей.
В десять утра Вирджил пришел в больничную палату. Он поиграл на флейте, и было впечатление, что Уайти слышит сладкие звуки-вздохи Потом медсестра прервала его, чтобы взять кровь из несчастной вены, и Вирджил быстро покинул помещение.
Мама, попробуй это. А киш с грибами мы можем поделить.
Беверли восторженно нашептывает. Сегодняшняя консультация с доктором Фридлендом ее окрылила!
Джессалин понимает, насколько дети боятся потерять отца. Он всегда был такой сильный
Она слушает Беверли вполуха. К ним присоединилась Лорен, которая (как всегда) сидит в телефоне.
Скоро должен появиться Том. А София сейчас сидит у постели отца, вся погруженная в свой лэптоп, обрабатывает данные для проекта в компании «Рэдклифф рисёрч партнерз».
Так это все-таки Сабина? Женский силуэт рядом с Вирджилом у окна, в которое бьет яркое солнце.
Джессалин хочется так думать. Маленькая Сабина в инвалидном кресле продемонстрировала сильную волю, кажется способную обуздать легкомысленного Вирджила.
(Но что ей делать в городской больнице? В качестве сопровождения? Вряд ли.)
Джессалин становится немного не по себе от мыслей о сексуальном начале младшего сына его бессознательном стремлении соблазнить человека, его воркующих интонациях, его манере подаваться вперед и внимательно выслушивать собеседника, заглядывая ему в глаза
Твой сын, он такой необычный, Джессалин.
Сразу видно, что он художник, поэт не кто-нибудь.
Забавно: Вирджил умеет привлечь к себе внимание девушек и женщин, при этом не испытывая к ним никакого влечения.
С Сабиной иначе. На Джессалин во время короткой встречи она произвела впечатление более волевого человека, чем Вирджил.
(Реакция Уайти «девушка?» Джессалин не понравилась. А если бы в инвалидном кресле оказался парень, что-то изменилось бы? Ее подмывало задать мужу этот вопрос.)
Не вмешивайся в личные дела Вирджила, говорила себе Джессалин. Даже чтобы пожелать ему счастливой семейной жизни или просто «нормальных» отношений.
Она видела, как ему некомфортно с людьми определенного типа вроде Тома или Уайти. Агрессивными, принимающими свой мужской авторитет как данность. Вирджил подсознательно избегал старшего брата. А мать гнала от себя мысли, что Том издевался над младшеньким, когда тот еще был школьником.
А сколько раз она видела, как Вирджил съеживался от сурового отцовского взгляда. От его (безапелляционных) суждений.
Ну почему Уайти не может любить Вирджила так же, как других своих детей? Том был для него уменьшенной версией его самого, а дочерей он обожал просто как девочек.
Уайти смотрел на Тома-младенца с любовью, удивлением, озадаченностью и благоговением. Он и представить себе не мог, что когда-нибудь будет «сходить с ума» по новорожденному! Сам себе удивлялся: ребенок родился в самое заполошное время, когда он, неопытный гендиректор маленькой барахтающейся компании, должен был тщательно отрабатывать каждую сделку, чтобы все не закончилось банкротством и при этом он мог часами разглядывать младенца.
Он пытался его пеленать, хотя у него это плохо получалось.
Любовь к первому ребенку буквально перевернула Уайти. Тогда-то Джессалин и поняла, за какого хорошего, доброго и ответственного мужчину она вышла замуж. Дочек он тоже любил, хотя и без такой одержимости. Даже Лорен, самая независимая из пятерых, с детства самая большая спорщица, так не подрывала отцовский авторитет, как это делал (непреднамеренно) Вирджил.
Ребенок, не получающий достаточно любви от одного родителя, забирает всю любовь другого.
(Кто это сказал? Мудрый Уильям Блейк? Уолт Уитмен? Или сама Джессалин?)
Привет, мам! Прибывший последним Том наклонился и поцеловал мать в щеку.
В своей привычной твердой манере он забирает чей-то пустой стул и присоединяется к ним за семейным столом. Высокий красавец с крепкой нижней челюстью, отцовскими глубоко посаженными глазами и таким же напором. Невозможно поверить, что ему уже под сорок, настолько он по-юношески энергичен.
Пальцы, которыми он сжал ее ладонь, оказались на удивление холодными.
Том чувствует себя в больнице неуютно. Боится даже думать, каким он увидит отца.
Они спешат его успокоить: результаты МРТ обнадеживают. Похоже, Уайти скоро переведут в реабилитационный центр.
(Так сказал доктор Фридленд? Джессалин пытается вспомнить точные слова невролога, но не получается.)
Между тем в дальнем углу кафе Вирджил и его компаньонка (теперь ясно, что не Сабина) встают из-за стола. Стройная молодая женщина примерно его возраста в белом халате, видимо из обслуживающего персонала, уже успел подружиться.
Врач-терапевт? Очень короткая стрижка, но хотя бы не лысая. Джессалин ее раньше не видела. Вирджил со многими в больнице перезнакомился, а некоторых даже зарисовал. Он ходил по коридорам и делал наброски (с разрешения «моделей», хочется надеяться). Завязывать такие мимолетные знакомства это в его духе.
Молодая женщина на прощание трогает его за плечо. Вирджил улыбается ей вслед, снова садится, берет пальцами что-то с ее тарелки и начинает есть, довольный, что его оставили одного и можно раскрыть блокнот для рисования.
Видно, что он мгновенно забыл об этой женщине.
«Очистил душу», любил повторять он. Что он в это вкладывал, можно было только гадать.
«Свидетельство»
Том! Что ты делаешь?..
Он снимал на айфон (явные) отцовские увечья. Округлые, похожие на ожоги ранки на лице, горле, руках и даже на предплечьях, хотя в день «аварии» он был в рубашке с длинными рукавами и в пиджаке.
Ты вторгаешься в личную жизнь отца, Том! Ты же знаешь, как папа не любит казаться слабым или больным. Он бы категорически возражал против того, чтобы кто-то увидел его в таком непритязательном виде
Как же не вовремя в палату вошла самая бойкая из его сестер. Том этого никак не ждал. Уайти пребывал в «мирном», бессознательном состоянии, не ведая (Том не сомневался), кто находится с ним в одном пространстве. Он дышал медленно и ритмично, а не судорожно, как раньше, но с хрипотцой, словно кто-то сминал бумагу.
Я говорю с тобой, Том! Не делай вид, что ты меня не слышишь.
Том продолжал фотографировать, словно ее не слыша. Старший брат не обязан отчитываться перед младшими за свои действия, и с годами это правило не меняется.
Лорен попыталась вырвать айфон из его рук, а в результате он ее оттолкнул.
Как ты смеешь, бандит?
Не лезь не в свое дело.
Папа это мое дело.
Они словно вернулись в свое детство. В юность. Двое лихих Маккларенов, с которыми остальные предпочитали не связываться.
Папа наше общее «дело». И не ори, а то он может услышать.
Сам не ори. Ты стоишь прямо над ним.
Том пока не собирался никого посвящать в эту передрягу. Передряга именно так представлялась ему неординарная ситуация.
Отцовские увечья не выглядели как последствия инсульта.
Или автомобильной аварии.
Или сработавшей подушки безопасности.
Сделав дюжину фотографий, Том послал их самому себе на почту. После чего спрятал телефон в карман.
Я мне кажется в данных обстоятельствах Лорен уже не говорила как командир; ее голос дрожал. Когда папа выглядит таким старым таким беспомощным мне кажется, это нехорошо.
Ладно. Извини.
Ты же знаешь, какой он чувствительный, какой тщеславный
Эти фотографии никто не увидит, обещаю.
Тогда зачем снимать?
Для архива. Для себя.
Он уже успел обсудить ситуацию с Мортоном Капланом.
Мол, есть основания подозревать, что отцовские увечья не являются следствием сдетонировавшей подушки безопасности или автомобильной аварии.
Я не исключаю, что это электрошокеры.
Электрошокеры? То есть полиция?
Да. Не исключаю.
Каплан не отреагировал так, как можно было ожидать от приятеля Уайти Маккларена.
Даже после того, как Том показал фотографии в айфоне, у доктора оставались сомнения.
Но зачем? Зачем полицейским проделывать такое с пожилым человеком, у которого случился инсульт за рулем?
Пловец
Помогите. Дайте мне руку.
Умоляет. Он видит всех как в тумане.
А сам где-то на глубине, вроде акулы.
Кое-как передвигается. Ноги и руки налиты свинцом.
Их голоса до него слабо доносятся.
Говорить не может, гортань запаяна.
Конечности с трудом преодолевают липкую водную среду.
Он никогда не был хорошим пловцом. И дело уже не поправишь.
Но дышать кое-как пока удается.
В горле проделали дырочку и воткнули туда соломинку. Через нее воздух доходит до мозга, поддерживает в нем жизнь.
Ошибочка. Дырочка проделана в трахее. И в нее вводят какую-то жгучую кислоту.
В ноздри вставлены легкие пластиковые трубочки для подачи кислорода.
Катетер связан непосредственно с сердцем. Оно ритмично сокращается.
Они вскрыли его черепную коробку. Он слышал звуки дрели. Втягивал запахи паленой кости. Свисал лоскут кожи. Кровь с шумом втягивалась через соломинки.
Остается надеяться, что они полностью удалили из вен старую зараженную кровь. Всю ночь работают помпы, точно насосы в выгребной яме.
Бесконечная ночь. И дни воспринимаются так же.
Дикая усталость! Но сдаваться он не собирается
Наконец (в очередной раз?) он всплывает почти к самой поверхности. Видит бурлящие слепящие буруны, сквозь которые он должен пробиться
А по ту сторону лица, голоса.
Уайти, дорогой!
Папа!
Вечеринка
Мама и София едут со мной.
Постой! Маму отвезу я.
Ты ее утром отвозила. Она сама предложила поехать со мной.
Но нам с мамой надо поговорить!
Ах, вам с мамой надо поговорить.
Вот так она вдруг превратилась в пассажира, которого куда-то отвозят.
И говорят о ней в третьем лице.
Давай я тебя накормлю. Пожалуйста! Я уже несколько дней не включала плиту.
В холодильнике яйца, бекон. В морозилке копченый лосось, любимая еда Уайти. И зерновой хлеб с фермерского рынка.
Она страшно устала. Голова кругом. И при этом (несчастная, отчаявшаяся) жаждет выступить в качестве хозяйки дома.
Она будет рада сейчас, когда все в напряжении, приготовить еду ничего изысканного, простой «ночной завтрак» для детей.
Кто получил бы наибольшее удовольствие от этого импровизированного застолья в старом доме, с любимыми сырами (проволоне, чеддер, бри) и любимыми шведскими крекерами? Кто достал бы из холодильника упаковку с шестью бутылками темного немецкого эля и раздал бы всем фужеры?
Уайти, кто же еще. Вот такие незапланированные, незатейливые семейные посиделки сильно порадовали бы ее мужа.
Мама, нет! Даже слушать не желаем.
Мам, ты садись. Мы тебя накормим.
Заранее все планируя, Беверли еще раньше привезла несколько замороженных пицц, на которые все набросятся, как голодные коршуны, несмотря на материнские протесты.
Они усадили ее за стол.
Еще не хватало, чтобы она за ними ухаживала.
Нет, мама.
Но
Тебе же говорят. Нет!
Вот выйдет Уайти из больницы, приедет домой, и тогда она будет ему готовить его любимые блюда. Будет ухаживать за ним. Со всем удовольствием.
Поначалу Уайти будет трудно подниматься на второй этаж. У него, судя по всему, отказала правая нога. Остается надеяться, что временно. Восстановление наверняка будет долгим.
Джессалин уже спланировала, как переделать гостевую на первом этаже в комнату для мужа. Оттуда можно выйти на веранду из красного дерева. В окно от пола до потолка видно речку, текущую вдоль холма.
Ей, конечно, придется перебраться в эту комнату, поскольку Уайти не привык спать один.
Помнится, он уехал из города это было связано то ли с бизнесом, то ли с политикой. Заночевал в Олбани, под Нью-Йорком. Позвонил сказать, как он по ней скучает.
По ночам просыпаюсь, что-то не так, чего-то мне не хватает. Моей драгоценной жены.
Новости обнадеживающие. Врачи используют разные комбинации лекарств для снижения кровяного давления и сосудистой окклюзии. Еще одно лекарство стабилизирует сердечный ритм. Поврежденную мозговую артерию восстановили с помощью хирургического вмешательства. Кровообращение и жизненно важные органы практически в норме: сердце, легкие, печень, почки. К нему мучительно возвращалось сознание то пропадало, то снова восстанавливалось, как слабый радиосигнал. Он уже мог пить жидкости из чайной ложечки.
Глотательный рефлекс вернулся. Отличный знак!
За этим последует протертая еда «мягкая пища».
Но такие слова, как сосудистая окклюзия, все еще пугали.
Оставить больного было страшно. Теперь, когда он приходит в сознание и даже пытается заговорить