Его кулаки лежали на столике будто отдельно от него, это была не часть тела, а здоровенный ладный инструмент вроде хорошо помолотившего, а теперь забытого здесь цепа.
Понятно, понятно, сказал я и достал из портфеля папку с документами. Я ознакомился, Степанов, с вашим делом, и обстоятельства его мне более или менее ясны
Вот и замечательно, с энтузиазмом откликнулся он. Скорее сяду скорее выйду
Вы никак в колонию торопитесь?
Конечно! Скорей бы суд миновать и в колонию. Здесь сидеть, время мять невмоготу
А в колонии что?
Работа какая ни есть. Я колонии не боюсь. Я шофер, слесарь, электрик, монтажное дело знаю. Я всю жизнь вкалываю! В колонии тоже есть передовики и лодыри. Я там три нормы буду вламывать, зачет мне пойдет. Глядишь, условно-досрочно через пару-тройку лет на воле буду
Я видел, как он накачивает себя, как изо всех сил духарится, как старается держаться, не пустить в сердце льдистую кислоту страха. Но мне обманывать его тоже никакого смысла не было.
К сожалению, Степанов, дела обстоят не так розово, сказал я. К осужденным за умышленное убийство условно-досрочное освобождение не применяется
Он яростно вперился в меня, и в глазах его бушевала буря смятение, надежда, злость, растерянность. У нас случаются такие бури в сентябре: одновременно хлещет ливень, в дырищи черных туч прорываются пылающие столбы солнечного света, небосвод над головой улегся на огромную радугу, а с окоема поднимается отливающая свинцом снежная пелена Нет, непростой паренек этот Степанов. Глядя сейчас на него, я мог себе легко представить, как он, разъярившись, прыгает за руль своей старой «победы» и с ревом разгоняет ее, направляя на толпу.
И что, выходит, трубить мне от звонка до звонка? потерянно спросил он. С раскаянием и чистосердечным признанием? Так, что ли, выходит, по-вашему?
Это, Степанов, не по-моему, а по закону. Я понимаю, что вы сейчас чувствуете
«Я понима-аю»!.. передразнил он меня. Все вы тут понимаете!..
Не обращая внимания на его нахальство, я сказал:
А тут особого понимания не требуется. Не надо быть курицей, говорят французы, чтобы представить, как она чувствует себя в кастрюле.
Дураки ваши французы! заявил Степанов с большой проникновенностью.
Я помолчал немного и сказал без нажима:
И все-таки я бы хотел напомнить этой страдающей курице, что как раз сегодня поминки по человеку, которого эта курица склевала. Это может облегчить курице ее боль и обиду.
Да бросьте, гражданин следователь! Не ремонтируйте мне мозги! сказал, как сплюнул через губу, Степанов, и на лице его после разразившейся бури не осталось ни малейших следов раскаяния и скорби.
Хорошо, охотно согласился я. У меня к вам один вопрос по существу. В первом объяснении, которое вы написали ночью в милиции Помните?..
Я достал из папки голубой бланк милицейского протокола и показал ему.
Вы помните, что вы писали в объяснении?
Ну помню Смутно, конечно настороженно ответил Степанов, явно ожидая от меня какого-то подвоха.
Вот вы здесь изложили случившееся на площадке для отдыха несколько иначе, чем другие участники происшествия Да и сами вы потом по-другому заговорили
А чего по-другому? спросил он, а сам положил ногу на ногу, и по непрерывно раскачивающемуся носку тяжелого тюремного ботинка было видно, что он сильно нервничает.
Ну вот здесь, вот в этом объяснении вы собственноручно написали, что затормозили, увидев, как несколько человек кого-то бьют, а присмотревшись, узнали в избитом Алексея Плахотина, шофера с вашей автобазы. Вы вступились за него, и тогда все остальные накинулись на вас и вы, испугавшись, решили бежать с места драки на машине, но они вас не пропускали, и вы ударили бампером и облицовкой двоих нападавших Вы это писали?
Наверное, писал кивнул он, продолжая упорно смотреть мимо меня, будто на болотно-зеленой стене было нарисовано что-то очень интересное.
А через день на допросе официально заявили следователю Верещагину, что вы сами пристали к этим людям и ударили Плахотина, в результате чего и произошла драка со всеми последовавшими событиями. Так?
Ага. Так оно все и было, твердо сказал он, но смотрел упорно вбок, так что я был вырублен из поля его зрения.
Тогда уточните мне сейчас, когда же вы говорили правду и почему изменили показания.
Нервное лицо его стало твердеть, будто затекало медленно цементом. Он глубоко вздохнул и уверенно заявил:
Я Верещагину сказал, как было дело. А в объяснении напутал Испугался, волновался сильно Умозатмение Оправдаться думал Я ведь тогда не знал еще, что Дрозденко умер
Ладно. Я встал, сложил листы в папку и убрал дело в портфель. Обещаю вам не тянуть с расследованием. И вести его со всей возможной объективностью.
А там уже и расследовать-то нечего, и так все ясно. Скорей бы суд и в колонию. Ничё, все переживем. Ишаков даже волки не едят
Умозатмение. Последняя стихия после сокрушительной бури. Или перед ней?
Глава 6
Плохая погода, ничего не попишешь. Небо лежит на затылке и давит на мозжечок. Маленько кружится и гудит голова, чуток ножонки подгибаются. А может, и не в погоде вся беда. Аккуратный читатель «Вечерки», я всегда внимательно прорабатываю рубрику «Погода на завтра и рекомендации врача». И постепенно заметил удручающую закономерность: какую бы погоду ни обещали синоптики, врачебные прогнозы всегда довольно грозные, а рекомендации неутешительные. Малопонятные пугающие слова вроде «метастатического давления» предписывают мне избегать стрессов, эмоциональных перегрузок, избыточного физического утомления. Сначала я хотел согласовать эти советы с поборником физического здоровья Шатохиным, указавшим мне на то, что телесная сила залог молодости души, но потом на всякий случай воздержался. Тем более что он огорченно-заботливо напомнил бы о том, что в распечатанной мною с утра пачке осталось всего две сигареты.
Любому дураку ясно, что в больничной палате курить нельзя. Тем более в присутствии дамы. Молодой, красивой, в модных брючках-«бананах» и темно-синей кофточке выходной рубашке американских ВВС. На плечах погончики с птичками, на левой пышной груди орденские ленточки, на правой золотая эмблема «U. S. Air Force». Ах, какая замечательная летчица! Чарльз Линдберг и Анна Дюваль от зависти умерли бы: они были всего лишь гражданские летчики, хоть и американские, а эта боевая.
Воздухоплавательница сидела верхом на белом больничном стульчике и курила. Когда я открыл дверь, она заливисто, весело хохотала, держа в руке слоящуюся ароматным синим дымом сигарету. Распотрошенный блок «Мальборо» валялся на тумбочке рядом со сложным хирургическим сооружением, в котором можно было признать кровать только потому, что на него был водружен человек, именуемый в документах Суреном Хачиковичем Егиазаровым 27 лет, метрдотель ресторана «Центральный», процессуально признанный потерпевшим в «деле по обвинению А. А. Степанова в убийстве гражданина Дрозденко В. Ф. и нанесении тяжких телесных повреждений гражданину Егиазарову С. X.».
Грандиозный ансамбль из пластиковых матовых деталей и нестерпимо сияющих хромированных штанг, рычагов и ручек позволял так мне, во всяком случае, показалось лежать хоть на потолке. И Егиазаров, видно, в этом нуждался, поскольку обе его ноги, закованные в тяжелые гипсовые доспехи, были высоко подвешены сложной системой блоков, хомутов и лямок. Первое, что мне бросилось в глаза, прежде чем я рассмотрел его лицо, желтая, намазанная йодом пятка и спицей проткнутая насквозь лодыжка, к которой крепилась вся подвеска.
Печальное это зрелище могло бы хоть кого расстроить, если бы не хохочущие пациент и его посетительница-летчица. И бешеный рок из динамиков стереофоника «Акаи».
Здравствуйте, веселые молодые люди, сказал я приветливо.
Здорово, если не шутишь, отирая слезы радости, крикнул Егиазаров. Заходи, дед.
Я даже оглянулся на всякий случай не пришел ли со мной, не просочился ли незаметно какой-нибудь дедуган? Да нет, один я вошел. И на деда я еще не очень похож. Интересно знать, Шатохина он бы тоже назвал дедом?
Что ты головой машешь, как ишак на овода? Проходи, не тушуйся, садись! Гость не гость, а все-таки человек при деле! Намотался за день, а?
Да вот, не скрою, притомился маленько, сказал я осторожно, немного обалдев от веселого нахальства моего потерпевшего.
Маринка! скомандовал от летчице. Ну-ка, притарань из холодильника салями, рыбки копченой, ну, там еще чего, помидорчиков-огурчиков. А бутыляка в шкафу Давай, стариканчик, присосись к стаканчику, очень с устатку бодрит
Собственно, я не пью, заметил я выжидательно, поскольку мало-мало растерялся.
Ну, это не ври! Сейчас не пьют только больные или подлюги. А ты мужик вполне здоровый, помрешь еще не скоро. Ха-ха-ха! Ты что стоишь, Маринка? Ну-ка, бегом!
Летчица-пилотка очень плавно, неспешно взлетела, и даже невооруженным глазом было видно, как ей неохота меня обслуживать. А Егиазаров ловко выщелкнул из пачки сигарету и протянул мне:
Закуривай, присядь и успокойся
Да я как-то не знаю, курить в палате
Да ты что! Кури спокойно! Здесь все схвачено, все довольны Слушай, а ты работаешь сдельно или на твердой ставке?
Я? На ставке. А что?
Да просто любопытно. Работа ведь собачья. Наверное, целый день на бегу? Как волк, ногами кормишься?
Я засмеялся:
Выходит, что так. Ну, еще маленько головой думать приходится
Тут Егиазаров просто за живот схватился, все блоки и подвески замотались:
Во дает! Головой думать!.. А о чем думать? За тебя Господь Бог думает: кого подкинет, с тем и возись И сколько же тебе монет отслюнивают?
Да ничего, вроде хватает
Молодец, хвалю! Больше всего ненавижу, когда скулить начинают, жаловаться. Да ты не дрожи, я в долгу не останусь, подкину детишкам на молочишко
Надо прямо сказать, что за годы моей следовательской работы мне не один раз подсовывали взятку, но, честное слово, мне впервые предлагал вспомоществование потерпевший и в таких драматически-анекдотических обстоятельствах. У меня на миг даже мелькнула мысль, что Егиазаров или пьяный, или от перенесенных физических страданий сошел маленько с ума.
Лицо у Егиазарова было красивое, но какое-то маленькое. Природа наверняка не создает такие лица походя. Все черты были абсолютно правильными, подвижными, но удивительно мелкими. Безусловно, приступая к ответственному акту сотворения личности Сурика Егиазарова, природа сделала для верности предварительный, очень тщательный, масштабно уменьшенный эскиз с филигранной проработкой деталей. Но, как часто случается в нашей жизни, текучка и бытовщина, пустяковые хлопоты отвлекли Созидающую Силу от главного дела, а потом и времени осталось в обрез пришлось природе выкинуть в конце квартала в мир огромного прекрасного молодца с миниатюрным личиком брюнетистого херувима.
Между тем распахнулась дверь и приземлилась наша прекрасная воздухоплавательница с охапкой кульков, свалила их на столик и достала из шкафа бутылку виски «Джонни Уокер».
Егиазаров спросил требовательно:
Ты сегодня в прокуратуре был?
Да, почти полдня провел, робко ответил я.
Бумаги взял?
А у меня все дело с собой.
Да-а? Ну ты, оказывается, шустрик! А как же это тебе все дело дали? бесконечно удивился Егиазаров.
Прокурор санкционировал, а следователь Верещагин передал его мне.
A-а, это тот чернявый, быстрый такой? Он здесь был у меня, показания снимал! Ну, фиг с ним! А как же тебе все дело дали?
А что же, по частям, что ли?
Ну не знаю, я думал, что просто справку выпишут, и большой привет. В общем, это меня не колышет! Маринка, сделай «гармошку» потише. Значит, ты давай закуси, выпей стаканчик-другой, больше не алкай, а то все перепутаешь. И садись пиши, что там надо
Во мне медленно росло, зрело, кустилось веселое садистское удовольствие от предчувствия близкого кризиса явного недоразумения: веселый разбитной нахал принимал меня за кого-то другого.
А что надо писать? спросил я покорно.
Откуда я знаю, чего вы пишете в таких случаях. Тебе самому надо знать, сынок, это же ты получаешь твердую ставку Ну которой тебе хватает! Ха-ха-ха! Слышь, Маринка, ему хватает!
Так это и видать, что ему хватает, усмехнулась она равнодушно с заоблачных высот своей военно-воздушной форменки, и связывала ее с землей лишь длинная вьющаяся оранжевая лента, которую она ножичком аккуратно срезала с апельсина сплошной полосой.
А, дед? Какая девулька! Скажи? Первый класс «хай-фай»! Так что ты пишешь в таких случаях?
Я встал, прошелся по палате и постным голосом сообщил:
Обычно в таких случаях пишу: «Я, старший следователь прокуратуры, допросил в качестве потерпевшего гражданина Егиазарова Сурена Хачиковича» И так далее и тому подобное
Издевательски грохотала в наступившем безмолвии японская стереофоническая «гармошка». Девочка «хай-фай» Марина замерла на подлете, ножик дернулся в руке, отхватил край яркой ленты, и кожура шлепнулась на пол. У Егиазарова отпала нижняя челюсть, так что можно было рассмотреть гланды, и он со своим детским лицом сразу стал похож на мальчика, говорящего доктору «а-а-а-а».
Кто следователь? Ты? медленно, с безмерным удивлением спросил он.
Я. Что, не похож?
Елки-палки! На его беззаботном лице херувима-проходимца, как на дисплее, проплыли поочередно формулы удивления, досады, смущения, раздражения и снова озорства. Я ведь вас принял за агента Госстраха! Сегодня обещал прийти, оформить страховку за увечье. Я ведь будто предчувствовал, что этот кретин меня изломает, и летом застраховался на пять тысяч! Кстати, а вы не страхуете свою жизнь?
Нет, как-то в голову не приходило
И очень зря! Прекрасное дело! А при вашей профессии особенно! Хоть тысячи две-три. Обязательно! стал горячо убеждать меня Егиазаров.
Я не оцениваю свою жизнь так высоко Мне очень понравилось, что себя Егиазаров ценит по крайней мере вдвое дороже меня. Собственно, я вот зачем приехал: мне надо познакомиться со свидетелями и точнее представить некоторые обстоятельства. Тогда можно будет приступать к составлению обвинительного заключения.
Да я рад помочь, чем смогу, оживился Егиазаров. А вы действительно не хотите выпить рюмочку? Вам на службе нельзя, наверное?..
Нельзя и неохота Кроме того, выпью я тут с вами на брудершафт, подружимся на всю оставшуюся жизнь, как же тогда быть с моей объективностью в расследовании? Окажется ваш враг Степанов во всем и навсегда виноват
Во-первых, я вам точно скажу: дружба объективности не помеха! Вы уж мне поверьте, наверняка знаю. А во-вторых, не чувствую я в Степанове врага. Прошла у меня злость. Только Васю очень жалею, ни за что погиб человек. Безобидный, как муха
Поднятый над всем земным хирургической кроватью и своим великодушием, Егиазаров посмотрел вокруг затуманившимся философическим взглядом.
Была бы моя воля, проникновенно сказал он, не держал бы я Степанова в тюрьме. Не верю я, что в тюрьме можно сделать человека лучше, перевоспитать его скорее
А что бы вы сделали со Степановым на моем месте? серьезно поинтересовался я.
Отпустил бы его! Иди, жлобяра, к людям, глянь на сирот, матери несчастной Васиной посмотри в глаза и убивайся, скотина, до конца своих дней! Мучься, собака, думай все время, как ты можешь этим несчастным горе загладить, какое им сотворил! Вот как я думаю! Маринка, правильно я говорю?
Ты всегда, Сурик, правильно говоришь! проворковала синяя пышногрудая авиаторша. Ты очень умный и справедливый! Я и девочкам своим всегда объясняю: как Сурик сказал, так и надо поступать, он все понимает