Атлет выхватил со стола огромный кубок с водярой и плеснул прямо в пасть Дорогуше.
Попский прихвостень! Так вы говорите, что все верующие должны водку жрать? Залейся! Только, нет этого в Евангелии! И Христос не проповедовал!
Ивановец несчастный, Порфирию молившийся! Это ты мне в укор ставишь? Бес тебя путает, пить тебе мешает! Как выпьешь стакан бесы на тебя и нападают! А верующий человек крепкий человек! Наш батюшка Амвросий хоть ведро водяры высосет, и на ногах только крепче стоять будет!
Дорогушу под хохот «золототысячников» пытались уже оттащить «свои»: религиозные черносотенные ребята в рясах шли заткнуть ему глотку. Верзила Петроний, красный как рак, пытался дотянуться до Дорга через соседний столик.
Внизу, в четверть экрана оставленная Иоганном Зинка вещала ему бегущей строкой, ехидно улыбаясь:
Наш Драгомир Свистлицкий, ты знаешь, оттягивается: отгул взял. Пошёл в кафешке посидеть. На халяву. Не знаю, сладок ли на халяву уксус, но, видишь сам, в черносотенном кафе «Душистая акация» кроме постных рож ничего постного не наблюдается, а наш Дорг до того влез в образ черносотенца в газете, что и наяву вступил в их общество и теперь имеет членский билет. Для внедрения способом погружения Ну, а тут золототысячники пронюхали об «Акации» и решили сделать на «чернушников» компромат: о том, как они тратят пожертвованные на их общество средства. Этот, в розовом из шок-дисэгри-плэй-юниоров. Переодетый в «золотого». Они сами решили пока не мараться. Выдвинули ритзибоя.
Тем временем, на экране Петроний завалил-таки, ухватив сзади за рясу, Дорга под столы. Всё смешалось в кучу. Кто-то опрокинул софит. По экрану пошла рекламная пауза. Так резко, что даже Зинка выключилась.
На весь экран теперь показали здоровенный двухспальный армчеар-сексодром и пристающую к молодому красавчику слегка потрепанную жизнью анкюлотную даму в пеньюаре. На этом фоне проговаривалось, что все, конечно, кто читает, слушает и смотрит (деланная пауза) в курсе, что в городе, несмотря на некоторое закрывание глаз на проникновение части пейзан в него, а также на коммунятники и на искусственное выращивание младенцев, возможное с трёхмесячного возраста плода вне утробы матери, количество рождённых детей с каждым годом падает, а население медленно, но постоянно сокращается.
«И дело не только в том, вещал и далее бодрый голос, что многие женщины не хотят испытывать даже малейшие неудобства, связанные с родами, а в том, что многие (согласно анонимному анкетированию, 80% жителей) не испытывают никаких приятных ощущений от занятия сексом или не способны на него совсем. Наш препарат сексживит, в виде розовых конфет в прозрачной упаковке, сделает вашу жизнь интересней».
Парень на экране томным голосом обещает: «Я сейчас, дорогая!» Отходит в сторону и принимает пилюлю. Затем экран наполняется радужными световыми пятнами и недвусмысленными стонами и звуками. «Сексживит это море любви!» звучит голос за кадром.
А вот и снова, на весь экран, возник Дорогуша. И золотарь в розовом. Теперь они сидели по разные стороны стола. Сзади «свои» обеих сторон, заломившие им назад руки.
Вы хоть за речью своей следите! Сплошной новояз! Долой! орал потный Дорг.
А вы устаревшие ретрограды! И для вас Шамбала пустой звук, а Учителя Человечества не существуют!
А вы даже молиться разучились!
А вы мантры петь не умеете!
А вы напустили таинственности! Жидомасонские правнуки! Церковь должна быть доступна всем!
Да! Вы зато всем доступны! Особенно, в кафе «Душистая акация!» Разврат сплошной!
Не согрешишь не покаешься!
А согрешишь единожды продолжишь всё дальше и дальше!
А вы считаете, что главное здоровье телесное, а не дух, искра Божия!
А вы и то, и другое ко всем чертям послали!
А вы
Экран погас. Кто-то рубанул телекс. Иоганн обернулся. Рассерженный вран, весь всклокоченный и похожий на ежа, стоял сзади. С него капало, и он оставлял за собой мокрые следы. Это он и выдернул шнур телекса. И теперь укоризненно молчал.
Иоганн, тоже молча, отнёс его назад, в рейнрум. И поставил под ветряк. Когда тот высох, так же молча принёс его обратно и запарил перед ним ещё один шопснаб, который тот уныло склевал.
Обижаешься? спросил затем Кролас, как можно ласковей.
Нет. Просто, вечером враны не болтливы. И я устал, ответил Тенгу. Закрой теперь шор-ры и ложись уже спать. Утро вечер-ра мудренее
Кролас закрыл шоры: в смысле, подошёл к окну и нажал на кнопку.
Новенькие шоры были его гордостью. И одной из последних покупок. Он ненавидел пустые окна без шор: всё время что-то мигает, проносится, шумит и гремит. А шоры изолируют уличные звуки Изнутри они смотрелись просто как ночное небо. А на внешней стороне его шор, на окне, расположенном очень высоко, вблизи второго яруса города, огромный леопард бежал по джунглям Бежал до бесконечности.
Иоганну очень нравились его новые шоры.
Ложись спать, сказал вран. Завтра будет трудный день.
И Кролас почему-то сразу послушался. Разделся и лёг.
Впрочем, я совсем не хочу спать, сказал он при этом врану. Нервы, адреналин в крови Сам понимаешь.
Сейчас заснёшь, и с лёгкостью Дружок, хочешь, я расскажу тебе сказку? передразнил вран какую-то детскую передачу. А ведь, правда же. Р-расскажу, добавил он грустно. И не одну.
Валяй, буркнул усталый журналист.
И вран, сев у него в изголовье, первым делом сказал самокритично:
Враны отличаются одним редкостным занудством: они вечерами рассказывают разные истории. Итак, я пр-риступаю
Кролас закрыл глаза и приготовился слушать.
Из книги Алконоста, страница пятьсот тридцать восемь, начал вран мелодичным заунывным голосом. На миг Иоганну показалось, что этот голос возник внутри его черепной коробки. А потом, он больше ничего не воспринимал, кроме текста самой книги
Старой-старой видится мне эта планета. И были на Земле тысячи и тысячи войн, мор и глад Пустыни стирали города с лица земли. Менялись континенты, разрушались берега, затоплялись острова. Тысячи людей сжигались в горнилах топок или закапывались живыми в землю. Другие несчастные убивались карой небесной, испепеляющей всё живое И всё это привело к тому, что вновь число людей стало вновь мало, да не известно им самим. Ибо нет для них более никакой возможности исчислить себя.
Неисповедимы пути Господа, но не деяние это рук его, и нет ему необходимости оправдываться в не содеянном им
Первые войны, о которых поведал нам шелест листьев, это войны за добычу и за женщин. Потом последовали войны территориальные, за землю и золото. Затем кровавые войны за власть под знамёнами и лозунгами разного покрова и пошиба, которые переросли в войны политические, называемые «холодными»: войны ненависти, предательства и лжи.
В конце старого мира, всем стали править деньги, уничтожая остатки совести и добрых чувств. Так возникли новые, внутренние войны, впоследствии названные почему-то «диснейлендовскими». Вечный праздник для одних, нищета и вымирание для других, в пределах одной и той же страны На смену им пришла великая война хакеров. Она закончилась гибелью интернет-сети и единого мирового пространства. Одновременно, возникли гиперпустыни, благодаря которым связь между отдельными участками земли, где остались люди, прервалась. Мир раскололся на части.
Но всё это лишь присказка, прелюдия начала описания войн психологических, войн времени «бесконечного перехода» последней из эпох. Началась эпоха психологических войн на замкнутых пространствах. Войн на поражение. Так обернулся полный круг истории.
Потом Иоган больше не слышал врана.
Он спал. Он был во сне. И шёл по улицам незнакомого города. С башенками и шпилями, с аккуратно подстриженными газонами Города, мокрого от дождя, полного листвы, деревьев. И сейчас там шёл лёгкий дождик, и потому пахло клейкой листвой, цветением, и город был окутан лёгкой, полупрозрачной дымкой тумана.
Наяву Иоганну ни разу в жизни не приводилось видеть дождя. Он никогда не шёл на его памяти. Летом воздух всегда был раскалён до предела, а зимой в Городе царил бесснежный, иногда довольно сильный, мороз.
Но вот, там, во сне, дождь уже заканчивался. Воздух пропитался озоном. А с мокрых ветвей капало. Ласково и нежно, проглядывало меж облаками солнце, выхватывая косые нити дождя. Вдали, от здания к зданию, протянулся семицветный полукруг радуги. Слегка веял бодрящий ветерок.
Иоганн знал, что был во сне. И теперь видит Город Дождей.
Город, здесь, на площади, где остановился Иоганн, сейчас был пуст. Работал фонтан, и каскады струй воды спускались в небольшой водоём. Солнечные лучи искрились в каплях влаги на траве и цветах.
Внезапно, он услышал голос врана. Похоже, что вран имел способность проникать даже в чужие сны. И он незримо присутствовал здесь, в его сне.
«Посмотри на руки. Зафиксир-руй на них своё внимание», сказал хриплый голос Тенгу.
Иоганн послушался, и посмотрел на свои руки. Они были слишком длинные и какие-то зеленоватые.
Когда он посмотрел на них, то вдруг почувствовал что-то, похожее на ощущение, будто тебя вытаскивают из пруда за волосы. Затем его кинуло куда-то в пустынную, заброшенную местность, где валялся искорёженный, занесённый пылью самосвал, обвеваемый песчаными бурями. Картина завершалась фиолетовым небом и красным светилом. Затем его швырнуло вновь, но уже во что-то, отдалённо напоминающее родимый Ростов. И там его настигал, дыша ему в затылок, незнакомый тип, весьма напоминающий вчерашних серых людей. Иоганн обернулся и увидел, что «серый» был без глаз. На их месте явно обозначились два больших белых бельма. И он, заорав по сумасшедшему, с удвоенной скоростью вмазал по улице и перепрыгнул через забор
За забором росли странные деревья с огромными орехами, имеющими зеркальную оболочку. Он сорвал один из них и стал его рассматривать. Вдруг, неизвестно откуда, появилась старуха, потянулась к его ореху узловатыми, костлявыми пальцами и злобно зашипела:
Отдай! Это сад Владимира Тараканова!
Тараканова Тараканова, повторило раскатистое эхо.
Но Иоганн лишь глубже всмотрелся в орех. Теперь, он был похож на грецкий. Внутренность грецких орехов всегда напоминала ему полушария головного мозга. Впрочем, через секунду это был уже не орех, а гранёный шар, снова с зеркальными гранями. И, в одной из его граней, он вдруг увидел тоненький шпиль Одного знакомого, только что виденного, здания. Башенки из Города Дождей
Но тут всё закружилось, зашумело у Иоганна в голове, и его вышвырнуло долой из этого сна.
Глава 5. Коммунятник
Некоторое время, Иоганн лежал в своём армчеаре, тупо уставившись в зеркало на потолке и вспоминая сон. Вран, спавший у него в изголовье, уткнув клюв под крыло, тотчас проснулся, как только Кролас довёл своё воспоминание до конца. Он посмотрел на хозяина серьёзно, и без всякого предисловия, с места в карьер, спросил:
Ты знаешь Тараканова?
Нет, ответил тот быстро. Кто это такой? Почему ты о нем спрашиваешь?
Он сейчас пытался прощупать твой мозг, прокомментировал вран. И нам надо вычислить его. Вернее, то, как он на тебя вышел. Иначе кр-ранты. Где ты берёшь информацию?
Какую? спросил Иоганн. Если общего характера, то из редакционного компа.
А ещё? Всякую, вран явно был чем-то напуган. Нетрадиционную. Быть может, запретную в этом городе. Тобой заинтересовались Но, не серые. Быть может, это вовсе не связано с Линдой: с какой-то иной истор-рией.
Кролас задумался. И неожиданно вспомнил своего приятеля из хипков. Странного такого. Его «свои» звали Шнобель-Пещерник. А занимался он, кроме всего прочего, тем, что собирал старинные штуки, называемые книгами: теми, что сохранились из прошлого, не в электронном виде. В основном на пластпапире. Их даже кислотные дожди не шибко испортили. Он собирал те книги, что когда-то валялись на мусорке. Их с помоек смывало в пещерно-канализационную сеть. А он эту сеть хорошо знал. Изучил именно тогда, когда начал собирать книги.
Кролас как-то проторчал «на хате» у Шнобеля месяца два. И читал без отрыва. Всё подряд. Он бы и ещё там застрял, но кончились все его шопснабы, и потому надо было срочно устраиваться на очередную работу.
«Вроде, про Тараканова там мне ничего не попадалось. Даже в книгах Шнобеля. А также ни в газетах, ни в информационном справочнике, ни в комп-инструкт-пейджах, содержащих основную инфу о разных лицах, деятелях Ростова», подумал он.
Нет, я понял, что ты о нём ничего не знаешь. Меня интересует, что ему от тебя надо. Зачем он роется в твоём мозговом компьютер-ре, задумчиво прокаркал вран.
Иоганну стало не по себе. Будто холодок пробежал. От ног до корней волос.
Ладно. Собирайся. Нельзя терять вр-ремя. Возможно, что вскоре и сюда нагрянут с проверкой сер-рые. Возможно, это они сдали тебя Тар-раканову: инфор-рмацию о тебе. А нам надо ещё искать парнишку твоего Оливера. И успеть найти. Возможно, Тарраканов заинтер-ресуется не только тобой, а им тоже ну, всеми Кроласами, за компанию. Надо это выяснить. Опер-редить. Знаешь ли, у нас с этих пор очень и очень мало вр-ремени.
Мы будем искать Оливера?
Ты хотел отыскать сына? Пр-роведать?
Да.
У тебя сегодня выходной, после вчер-рашнего задания?
Да, выходной.
И ты можешь не появляться сегодня в р-редакции?
Могу. Я работал ночью, строчил текст. Имею право на отдых.
Воспользуйся этим вр-ременем, каркнул вран. Всё же, ты обязан повидать пар-ренька до того, как на тебя выйдет Тарраканов или же, до того, как мы будем др-рапать из гор-рода.
Кто такой Тараканов?
Мой главный вр-раг. Тот, кто накрыл Город куполом, отр-равил ментал. Здесь тяжело думать и это сделал он. И он держит в плену всех тех, кто всё же мыслит и может что-то менять. Ну, тех из них, о ком он пр-ронюхал. Официально, он пр-росто профессор института нейро-лингвистического пр-рограммирования.
Откуда ты это знаешь? Ты его видел? Или, где-то о нём читал?
Официально, о нём не сообщают нигде. Он один из тех, кто пр-равит пр-равителями. Я его не видел, но веду с ним бой на ур-ровне мыслей. Я знаю о нём, но он не знает обо мне. Его пр-риборы могут вычислить человека с повышенной мозговой активностью, но не птицу. Собир-райся, Кролас! Не медли.
* * *
Иоганн в последнее время чувствовал себя так, будто полностью потерял реальность происходящего. А потом обрёл новую. И в этой новой, иной реальности вдруг полностью доверился врану. Он чувствовал, что эта птица полностью изменила его жизнь, его мысли
«Похоже, он из журналиста превращает меня в человека. Постепенно, но верно», подумал Кролас.
Тем временем, вран мирно дремал вполглаза у Кроласа на плече. Для всех иных в облике старого попугая. И они вновь были на улицах Ростова. Иоганн теперь невольно сравнивал его с тем городом, что приснился ему во сне. Сон был настолько ярок и отчётлив, что казался ему реальностью, а то, что в нем происходило действительно прожитым путешествием.
Сейчас Иоганн по-новому смотрел, будто впервые их видя, на искусственные пальмы и ёлки, покрытые синтепоновым покрытием: для защиты от выгорания. А потому, всегда будто бы заснеженные. И на редкие лавочки из пласторганики. И на убитых жизнью, озлобленных людей, в их вечном блевотном скольжении то вверх, то вниз, на подъёмниках, ведущих к метро-тьюбам
Вот, Кролас и сам в поезде метро
А ехали они с враном в Новочеркасский район Ростова. Искать улицу Бирючья Балка.
Иоганну не нравился этот район. Когда-то, это был отдельный город, Новочеркасск. Потом, в самые заселённые и тучные времена, насколько городов слилось с Ростовом, как и ещё раньше, и вовсе в седой древности, слились Ростов и Нахичевань. А ещё позже, Новочеркасский район стал запущенным и унылым. Почти нежилым. Ходили слухи, что там блуждают радиоактивные галлюциногенные сполохи и местами светится зеленовато-жёлтый газ.