Они и мы - Казарновский Марк Яковлевич


Марк Казарновский

Они и мы. Избранные рассказы

© Казарновский М.Я., 2022

© Издательство «У Никитских ворот», 2022

* * *

Павел ГрушкоПушкино, 1973 г.

Вместо предисловия

Всем хорошо известно, что живем мы в мире растений и животных. Животных разных. Начиная от бактерий и прочей заразы типа Ковида или Омикрона, или что там нас еще ожидает. Эти «заразы» нас любят и стремятся проникнуть в наш, так нами любимый, организм, чтобы уж пожить там с большим удовольствием. С чем мы категорически не согласны.

Но есть живые существа, которые давно с нами сосуществуют. Мы ведем с ними борьбу. Но, я бы сказал, достаточно вялую.

Ну, хлопнешь по шее или руке убьешь комара. Или схватишь тапок ввечеру за тараканом. Если догонишь, конечно. А уж о мышках или разных паучках и говорить нечего. Особенно на дачах, где щелей, норок, закоулков и прочих укромных мест хоть отбавляй. Вот эти разные существа и живут припеваючи, Лишь бы дача не сгорела да хозяйка бы оказалась не такой уж фанаткой чистоты и порядка, не брызгала везде всякой гадостью. Да и хозяин чтобы был чистоплотен, но не до занудства. Ест бутерброд, а крошки по полу так и рассыпаются. Все довольны, если жена не видит этакого безобразия. Но, ура, не замечает. У нее тоже свои удовольствия. С утра кофеёк. А он на даче в любой сезон. Так что хозяйка особенно за сожителями не наблюдает. К всеобщему благу, счастью и благоденствию.

Сразу следует отметить, что ситуация с мухой-цокотухой и паучком повторяется в некоторых рассказах. Мы готовы принять замечания читателя, но эта распущенная муха так впечатлила паучков и иных малых жителей земли нашей, что они без устали об этом рассказывают. Мы же только повторяем.

Что касается обитателей «домашних зверинцев», они заслуживают особого внимания и разговора.

Держать дома животное, пожалуй, любое хоть хомяк, хоть питон, хоть гепард,  дело не только хлопотливое. Не только ответственное.

Когда у нас рождается ребенок, это радость. Но ты знаешь, что время плача, бессонных ночей, в основном жены, иных детских проблем типа коклюша, ветрянки и ангины пройдет. А ребенок будет расти, меняться, радовать родителей и близких и огорчать их же.

И все нам в радость. Но с определенного возраста твое влияние уменьшается, постепенно с возрастанием «металлика», айфона, футбола и тому подобное. Дети входят в разные возрасты, и вот ты уже не нужен. Вон оно как.

Совершенно иная ситуация с животными, которых «мы приручили». Мы им нужны всегда. Уж не говоря о том, что они всегда нами любимы. И преданы нам, иногда вопреки.

Поэтому потеря живущего с нами существа вызывает зачастую боль неимоверную. Которую хозяин и близкие ощущают многие годы.


Первую собаку я нашел в подъезде щенком. Просто увидел, как на ступеньку карабкается рыжий комочек. Влезть ему трудно, но он сопит и упорно продолжает свои попытки.

Вот так он оказался у меня. С рыжей шерстью. Отлично стоящими ушами. Молчалива, но голос на чужого подает немедленно.

Меня она уважала и Хозяйку дома любила. И конечно, старела. Вместе с нами, но чуть быстрее. В ту пору ветеринарная помощь была налажена не шибко. Так вот моя Рыжка болела, поправлялась, вновь болела. Жили мы все вместе. Дочь, жена, собака Рыжка и кот Масик.

Жили, конечно, по-разному, но в общем дружно. Можно сказать, даже счастливо. На самом деле это и было, вероятно, счастье. Когда ты знаешь, что после работы идешь бродить по переулкам. С Рыжей, которая многое рассказывает. От удовольствия общения с нею я даже начал писать стихи. Конечно, неумелые. Но Рыжка говорила, что ей нравятся.

И мы с ней уже знали: я пришел с работы, не раздеваясь, коротко говорю: «Гулять». Рыжка начинает сопеть, тихонько гавкать и тянет, тянет поводок. Спускаемся во двор, лифта избегая. Там всегда кто-то писает, и Рыжка категорически лифтовой кабины не любит.

Ах, как я жду момента этого,Вам не поверить, не понятьВот Марка вижу я одетогоИ слышу звонкое «гулять»И снова я по переулочкам,А на снегу мильен следов:Здесь доберман, а здесь мой суженыйБез поводка, как без оковЛохматый он, и морда с проседью,И нет породы, нет двораНо как прекрасен, когда осеньюИдет любовная пораТогда уж точно, я уверена,Ни доберман, ни тойтерьерКо мне не подойдут проверено!Он рядом, здесь. Он как барьер!И я считаю, вы не вправе,Держа на стойке с водкой шкалик,Его толкнуть иль в шумном гамеЕго окликнуть просто: «Шарик!»

Вообще, Рыжка была хоть и дворового происхождения, но умна и характер имела.

Доставляла же нам не только радости. Особенно когда начиналась течка, радости было уже очень мало. Псы в округе дома, а жил я тогда на Аминьевском шоссе (там белые люди не живут), с ума сходили все разом. Я выводил Рыжку на коротком поводке, и в руках обязательно палка. Что псам, которые требовали взаимности, ничуть не мешало немедленно Рыжку мою любимую оплодотворить. Что иногда и удавалось. При этом собаки, убегая, кричали мне вслед: «На себя лучше погляди, прежде чем других колотить палкой».

Но ругань руганью, а любовь любовью. Могу признаться я просто ее любил.

Ты своенравна, горделива,Порой нежна, порой строптиваБываешь иногда ревнива,И часто зимнею поройТы бредишь нежною веснойАх, рыжая моя подруга,Как мне приятно после дня,В часы вечернего досугаПройтись с тобою вдоль плетняКак ты резва и шаловливаКак ты внимательно глядишьНа куст, на столбик, на заборы,Где твои давние друзьяТебе приветы шлют, узоры,Без лжи, без фальши, без враньяИ я с тобой, мой пес лохматый,Моя печаль, моя любовь,Отбросив суету мирскую,Перерождаюсь вновь и вновь

Ушла из жизни Рыжая, прожив 16 лет. Прошли годы, а забыть не удается.

Стареет собака,Стареет собакаСлезятся, не видят глазаИ часто бывает,Уже не гуляет,А просто бредет в никудаСтареет собака,Стареет собакаНе слышит. И кость не грызетИ часто, пугаясьСовсем беспричинно,С виною мне руку лизнетДрузья и родныеВстречают, ругаясь,Что в тягость собака,Что сор, маетаЧто время пришлоИ что так уже надо Расстаться приходит пораИ я соглашаюсьСогласно киваюВсе правда, что грязь, маетаИ верно, собакаУж в тягость всем сталаУже никому не нужнаДа, я соглашаюсьНо сам-то я знаю,Ее никому не отдамЧто если на что-то решусь,Это значит Я больше, чем совесть, продам

Другой наш сожитель, вернее главный житель, был кот. Звали его Масик. Очень большой, важный и по праву полагал, что в этой семье он главный.

Рыжке, когда ему надоедал мир и покой в доме, он давал «прикурить». То есть вставал напротив ее морды и начинал противно и злобно мяукать.

Рыжка отворачивалась, крутилась, прятала морду и, не выдержав, с лаем бросалась на кота. Ему только это и нужно было. Он ловко прыгал на кровать и с удовольствием слушал, как мы, Катя моя дочь, или жена ругали Рыжку зачем, мол, она кота обижает.

Но вообще жили они дружно. Часто спали спина к спине и любили ночью приходить спать на семейную кровать. При этом шевелиться было нельзя. Масик и Рыжка, издавая различные звуки, прыгали с кровати. Да еще утром высказывали нам за испорченный крепкий сон.

И, повторяю, конечно, в доме кот был главный.

Он очень любил, когда приходили гости. В эти моменты он тихонько сидел на кухне и наблюдал, как дамы, помогая жене, жарили, например, мясо. Затем наступала кульминация. Когда мясо перекладывали на тарелки, Масик легко прыгал (ведь знал куда, мерзавец) на попу гостье и под вопль дамы схватывал обязательно упавший кусок мяса. Да и был таков.

Мне кажется, ты неприкаянноВсегда по комнатам бредешьИ только взглядом вдруг нечаянноСвое коварство выдаешьТы сам с собою. Я тебе не нуженИ лишь когда метель метет,Брезгливо ты, ступая как по лужам,К моей кровати снизойдешьИ, оттолкнув меня с подушки,Ты ляжешь царственно, как левВсю нашу суету, игру в игрушки,Все глупые условности презревА я, отринутый тобою,Как старый и дешевый мот,Люблю тебя, стремлюсь с тобой к покою,Мой черный, нежный и пушистый кот

Масик умер тоже 16 лет от роду. Много лет прошло. А вот ведь кажется, что, тихонько поскрипывая половицами паркета, он подойдет к креслу и прыгнет на колени, измяв газету или сбросив на пол пульт телевизора.

* * *

Ушли мои животные. Пусто. Тоскливо. Но появилась твердая уверенность новых не заводить ни в коем случае.

И тут же жена принесла котенка, которого подобрала в луже. Осень. Котенок был болен и жил у нас не очень долго. Но поразил меня своей деликатностью. Он, кажется, понимал, что вроде и не очень ему рады. Что беспокойств много от него. Невольно. На самом деле, много ведь деликатных людей. Когда они заболевают, то стараются никому никаких хлопот не доставлять. Или уж ежели невозможно то по минимуму. Так и этот котенок. Его лечили, ибо уже ветеринария становилась на ноги. Только плати.

Но коту не помогли и деньги. Он быстро и тихо ушел из жизни, никому не досаждая.

* * *

Хотел еще упомянуть ворону. Она попала к нам случайно. Я ее описал в одном из своих рассказов. Очень была смышленая. Хитрая. Нагловатая. На фото видно, как она прячет в щели между паркетом монету.

Однажды улетела, но недалеко. Села на крышу банка и, увидев, что я ее ищу, стала громко каркать.

Моим беганьем вокруг банка заинтересовался милиционер. Я вынужден был ему объяснить, что ворона эта цирковая. Что вечером выступление, в том числе номер с вороной, которая считает и исполняет иные кунштюки.

Милиционер проникся. Принес лестницу, и ворона ко мне просто подбежала. Изумила этим как стража порядка и денег в банке, так и меня.

Через месяц улетела окончательно.

Ну и все. И больше ни за что. Никого и никогда.

И тут же дочка приносит «неведому зверушку».

Оказался любимый мною без памяти щенок неизвестной породы по кличке Джим.

Он также прожил у нас 16 лет, и уж с его уходом точно никто не появится.

Время, как говорится, отдавать долги.

А Джим занимает такое место в жизни моей и нашей семьи и его подружки Оли, что я не могу не привести рассказ о нем. А фото говорят сами за себя.


Рисунок автора


Рассказ собаки Джима

Живу я сейчас в большой трехкомнатной квартире. Охраняю ее от посторонних и считаю своей территорией, хотя, как мне кажется, большие животные, которые ходят на двух лапах и называются людьми, считают, что это их квартира. Кроме меня здесь живет кот, ему только один год и отзывается он на кличку Кисик, а также маленькая попугаиха, очень сварливая, по прозвищу Фрося.

С этими большими животными я живу больше трех лет. За это время многому научился, отлично знаю все их хитрости, причуды, все нелогичное в их поведении. Только сказать не могу.

По моим наблюдениям, люди глупее собак, за три года они не смогли выучить ни одного моего слова, хотя я много раз при них и рычал, и подвывал, и тявкал. Но что делать, если они такие неразумные от природы.

Я помню себя трех-четырех недель от рождения. Помню теплый живот моей мамы, ее язык, облизывающий меня. А потом я неожиданно очутился в темном лесу, в кустах. От голода и страха не мог даже скулить. И пропал бы так, если бы меня не подобрал мой первый человек Катя.

Так я попал в большую квартиру на улице Герцена[1], где вместе со мной, Кисиком и Фросей живут люди: хозяин Марк и его жена Эля. Эти люди очень странные создания. Когда они садятся в кухне за стол завтракать, обедать (по субботам и воскресеньям) или ужинать, едят очень много вкуснятины: и колбасу вареную, и колбасу копченую, и рыбу жареную, и курицу, и очень вкусный бульон с большой костью. Конечно же, мне всего этого очень хочется. От горя и желания я научился залезать на стул и сидеть как они. Но очень часто слышу: «Иди на место. Не попрошайничай!» Представляю их реакцию, если бы все это ел я, а они смотрели в мою миску, исходя слюной.

Или другой пример. Утром, когда хозяева просыпаются, они прежде всего идут в туалет. Когда же я по утрам приношу ошейник и кладу его на кровать, показывая, что пора гулять, мне говорят: «Подожди, Джим, успеешь».

Где логика?

А еще у меня есть подружка Оля. Мы с ней очень долго привыкали друг к другу, зато теперь, как говорят люди, нас не разлить водой. Оля очень смелая, она всегда соглашается пожить в нашем зверинце, пока Эля и Марк гостят где-то во Франции или в Париже. Точно не знаю, так как моя география ограничивается дворами вокруг дома на улице Герцена. Правда, чего греха таить, иногда я позволяю себе совершить и более дальние вылазки, ведь у меня душа первооткрывателя. И Оля это понимает (она сама путешественница), но очень переживает, когда мои «отлучки» затягиваются.

Марк ругает меня за побеги и даже может шлепнуть. Я к подобным действиям отношусь с пониманием. Это же в воспитательных целях. А Эля любит беседовать со мной. Всем своим видом я показываю, что осознал и больше ни-за-что и ни-ког-да дальше «татарского» магазина не уйду. Как послушная домашняя собака, залезаю в кресло, и в доме воцаряется покой и согласие, мурлычет кот, щебечет Фрося. Эля готовит нам ужин

Но вот я снова на улице. Прыгают воробьи. Копаются в помойке кошки. Куда-то бегут прохожие. Кричат дети. Я дрожу от аромата Улицы. Свобода. Миллион чудесных запахов. Я не слышу команд хозяина. Не чувствую натяжения поводка, и я уже не глупый щенок-найденыш.

Я взрослый пес.

Что ждет меня?

Останусь ли навсегда в семье Марка и Эли?

Или разделю судьбу моих бездомных братьев?

1994 г.

Джим-парижанин

Приближался Новый год. Город как никогда был завален снегом. Было очень холодно. Джим выходил на прогулку в голубой вязаной попонке, которая очень ему мешала, и он постоянно старался сбросить ее. Оля покрикивала, с поводка собаку не спускала. Она явно была чем-то озабочена. Несколько раз водила Джима в ветеринарную клинику, но там никто не осматривал, просто выписывали какие-то бумажки и ставили на них печати. Пес чувствовал приближение перемен и боялся их. По вечерам он стал отказываться от прогулок, хотя в течение дня, сидя на подоконнике, с тоскою глядел на улицу.

И вот однажды утром Оля не пошла на работу. Принесла две огромные сумки и стала в них укладывать Джимовы миски, поводки, игрушки, любимый плед.

«Джимочка, сейчас за нами придет машина и мы поедем к Эле и Марку, ты не волнуйся, я буду рядом».

Ехали очень долго. Всюду были заносы. Такого снегопада Джим не видел никогда, будто Москва на прощанье решила окутать маленького путешественника белой нежностью пурги.

В аэропорту Джим весело бегал, помогая Оле оформлять кучу документов. И вдруг он очутился в клетке. Один.

Первое, что подумал пес: «На живодерню». Беспризорные псы ему рассказывали о людях с мерзким запахом и отвратительного вида, которые ловят собак на улицах, в скверах, подъездах, у помоек, даже у гаражей. Забирают и увозят на гибель.

«Ну не может со мной так поступить моя Оля. И хозяева, которые вдруг исчезли, они тоже никак бы этого не позволили. Уж если это так, то на самом деле, лучше на живодерню, потому что после такого предательства жить нельзя».

В ожидании неизбежного пес задремал. Дремота принесла массу разных видений. Он вновь почувствовал себя маленьким, брошенным в дождь в лесу щенком. Увидел квартиру на Никитской. Хозяина, который многому его научил. Другие собаки брали блеском шерсти, окрасом, статью, ушами, хвостом, а он, как подобает собаке, которая хочет во что бы то ни стало выжить, удержаться в жизни, брал умом.

Джим быстро понял все примитивные, стандартные команды, научился считать до пяти, а если была колбаса, то и на разных иностранных языках.

Пес вздрогнул, заскулил, задергал лапами. Во сне он за кем-то бежал, а рядом была его подруга добрая, покладистая, веселая и толстая ротвейлерша Ева. Джим проводил с ней массу гуляночного времени.

Дальше