Ему позвонил Джек, очевидно, пока я была в полиции, и теперь Том хочет услышать подробности.
Послушай, Том, я не уверена, что у меня есть причина так расстраиваться. Возможно, я слишком остро реагирую.
И добавляю, что это, похоже, какой-то садист, который ждал именно такой реакции, а потому надо взять себя в руки и взбодриться.
Я сажусь на диван. Том присаживается рядом и берет меня за руку. Поначалу он довольно оптимистичен. Говорит, что звонил, вероятно, какой-то тип, ненавидящий нашу газету, а не меня лично, но когда я рассказываю про кафе, он начинает хмуриться.
Ты говоришь, этот человек звонил в кафе? То есть он знает, как тебя зовут? Он что, следит за тобой?
Возможно. А может, и нет. Полиция считает, что он мог догадаться. Или же подготовился, чтобы как следует меня напугать.
Но имя твое он все же знал?
Да.
Виснет пауза, я вижу, как меняется выражение лица Тома. Он встает с дивана и пару минут задумчиво стоит столбом. После чего начинает расхаживать взад-вперед по комнате.
То есть этот парень охотится на тебя конкретно на тебя, а полиция отпускает тебя домой одну, в твоей собственной машине, как ни в чем не бывало? И планирует посмотреть, что будет дальше?
Я говорю ему, что в участке мне предложили вызвать такси, но я отказалась не хотела бросать свою машину. К тому же общение с полицейскими меня успокоило. Ну, отчасти. Я объясняю Тому, что на данном этапе они все равно ничего не могут сделать. Возможно, это был случайный звонок. И этот тип никогда больше не позвонит.
Нет-нет. Мне особенно не нравится тот факт, что он знал про кафе. Вдруг этот псих действительно следит за тобой? И ехал за тобой до дома? Нет, они не должны были отпускать тебя одну, Элис. После таких-то звонков. Да еще с использованием устройства для изменения голоса.
Я решаю не рассказывать, что Джек предлагал отвезти меня домой и побыть со мной до его прихода.
Разве полиция не обязана обеспечить охрану? Круглосуточное наблюдение и что-нибудь в этом роде? Хотя бы до тех пор, пока не станет ясно, кто его мишень газета или ты лично.
Нет. Видимо, нет. По крайней мере, не на основании двух подозрительных звонков. Да и откуда у них такие ресурсы, Том?
Значит, ты села за руль и просто поехала домой? Он оглядывается на входную дверь так, словно подозревает, будто кто-то следит за нами с улицы.
Вообще-то нет. Я специально поездила кругами, сворачивала пару раз не туда. На всякий случай. Я не говорю ему, сколько миль я намотала, какие петли выписывала по городу и сколько раз внезапно поворачивала обратно, причем с одной-единственной целью сбить с толку того, кто увязался за мной, если, конечно, он увязался.
Ладно. Я отменяю ужин. Останемся дома. Закажем еду сюда. Том снова садится рядом, гладит меня по щеке.
Я заглядываю ему в лицо, и мне становится стыдно, как всегда бывает в те моменты, когда он смотрит на меня таким взглядом.
Я вспоминаю другое лицо. Из прошлого. А еще почему-то думаю о Джеке. «Хватит, Элис», командую себе и отворачиваюсь от Тома, но потом, чувствуя новый приступ вины, заставляю себя повернуть голову.
Мне нужна минутка, чтобы восстановить душевное равновесие, поэтому я прошу его сварить кофе. Первый этаж квартиры представляет собой открытое пространство, и я наблюдаю за Томом, глядя ему в спину, когда он ставит чайник и протягивает руку к полке над плитой, чтобы взять банку с кофе. И тут я понимаю: главное, что я испытываю сейчас, наряду с потрясением и страхом, это острое недовольство собой.
Я из тех, кто больше всего ценит в людях умение сопротивляться обстоятельствам. Часто сталкиваюсь с этим в своей работе. Пишу о таких людях статьи. И что же? В глубине души я надеялась, что и сама принадлежу к этой когорте, а оказалось, что вовсе нет. Мне случалось брать интервью у людей, которые потеряли в жизни все, но нашли в себе силы подняться над прошлым и начать заново. Один парень, например, потерял ногу в Афганистане наступил на мину. А спустя какое-то время смог участвовать в марафоне. Еще одна женщина закрыла собой троих детей, защитив их от автомобиля пьяного водителя, который выехал на тротуар. Я наблюдаю, как Том наливает кипяток в чашки, и вспоминаю другие подобные истории. Люди проявляют столько мужества.
А я расклеилась при первом же испытании на прочность.
Нет уж, Том. Лучше пойдем в ресторан, как и планировали. Я должна взять себя в руки. Нельзя поддаваться панике. Именно этого он и добивается.
Ничего, сходим в следующий раз, возражает Том, входя в гостиную и ставя чашки на низкий журнальный столик.
Нет, Том, так нельзя. Мы заказали ужин в ресторане любимом ресторане Тома на сегодняшний вечер, чтобы отпраздновать его успехи на работе. Два месяца он вкалывал как одержимый, задерживался до поздней ночи, и все ради того, чтобы привлечь в фирму крупного корпоративного клиента. Компания в восторге.
Я делаю глоток и чувствую, как мной овладевает новая эмоция гнев.
Он хочет посеять хаос в моей голове.
Я правда не возражаю насчет отмены ресторана, Элис. Давай закажем еду домой. Тайскую, китайскую какую хочешь.
Нет, мы пойдем туда. Сейчас я приму душ и переоденусь. И к черту всех этих психов: мы идем в ресторан, а они пусть утрутся.
* * *
Несмотря на браваду, по дороге в ресторан все же ловлю себя на том, что то и дело оборачиваюсь посмотреть, не преследует ли нас какая-нибудь машина. А когда въезжаем на парковку, я чувствую головокружение от непрерывных эмоциональных перепадов. Страх сменяется гневом. Беспокойство яростью. Именно. Меня просто бесит, что какой-то придурок на другом конце провода меньше чем за минуту умудрился довести меня до такого состояния.
Наверное, поэтому, когда мы уже сидим за столиком и ждем заказ, я все-таки решаюсь поговорить с Томом начистоту.
Знаешь, Том Мне стыдно. Сколько раз я писала о стойкости и самоотверженности и только посмотри на меня сейчас. Я протягиваю вперед руку, чтобы показать, как дрожат пальцы.
Элис, ты слишком строга к себе. Причем напрасно. Такое услышать Любой на твоем месте чувствовал бы себя неважно.
Я не отвечаю. И гоню от себя мысли и образы: прилавок продуктового магазина, тонкая проволока медленно, но уверенно скользит сквозь огромную головку сыра, разделяя ее на две части. Ну почему именно эта картина? Что вообще должно твориться у человека в голове, чтобы он смог придумать такое? Я разламываю надвое круглый хлебец и намазываю одну половинку маслом слишком густо.
Так, ладно. Давай обсудим детали. Твоя газета никого не зацепила своими последними публикациями? Имел ли до этого место троллинг в Сети? Поступали жалобы на твои статьи либо на судебные дела? Может, еще что-нибудь? Том говорит уверенно и спокойно, профессиональным тоном и подается вперед, так что я вижу свое отражение в стеклах очков.
Я отрицательно мотаю головой. Полиция тоже об этом спрашивала, но я ничего такого не вспомнила. Судебными делами в нашей редакции давно занимается другой сотрудник.
Я в основном готовлю репортажи. Освещаю кампанию по сносу жилого дома «Мейпл-Филд-хаус».
И что, это никого не задело? Твоя кампания?
Ну, кое-кому из местных политиков не поздоровилось. Но в целом все получилось неплохо. Все довольны. По сути, это даже не моя кампания, так что зря я присваиваю себе лавры. Все сделали сами жители, а я только писала о них в газете.
Том раздраженно вздыхает и ерзает, словно этот мотив его не устраивает.
Но дело в том, что я уже целый год занимаюсь почти исключительно «Мейпл-Филд-хаусом». Тед доволен: газета хорошо продается. Так что никаких сенсаций я давно не освещала.
«Мейпл-Филд-хаус» мрачный старый домище в форме подковы. Нижний этаж занимают торговые помещения, а еще три отведены под жилой фонд. В свое время дом считался почти престижным: торговля процветала, магазины отбоя не знали от покупателей. Однако вкусы публики изменились, а квартиры на верхних этажах не пользуются спросом из-за неудачной планировки. Так что лучшие дни «Мейпл-Филд-хауса» давно позади.
Магазины в основном пустуют, лишь в некоторых из них открыли пункты помощи беднякам и бездомным. Темные и сырые квартиры скорее напоминают подвалы. Здание принадлежит городскому совету, но капитальный ремонт сто лет не проводился, поскольку жилищный комитет никак не мог решить, что делать: то ли все-таки вложиться в реновацию, то ли снести, а жильцов переселить в современную малоэтажную застройку.
Из-за нерешительности чиновников условия жизни обитателей год от года становились все хуже. В стенах завелась сухая гниль, со временем поразившая весь дом. Мусоропроводы то и дело забивались. Жильцам все это надоело, и они решили бороться за снос. Но на них никто не обращал внимания, пока к делу не подключилась я. В газете появилось несколько статей о том, как сырость в квартирах отрицательно сказывается на здоровье детей, особенно страдающих астмой.
И вот наконец многолетний нарыв прорвался: городскому совету надоело краснеть из-за историй, которые публиковала наша газета, «Вестник Южного Девона». Жилищный комитет принял решение о сносе жилья и переселении всех его нынешних обитателей, в связи с чем в сжатые сроки совместно с жилищной ассоциацией был разработан специальный проект.
Теперь старый дом расселен, всем жильцам предоставили временные квартиры, первая очередь нового жилья для переселенцев вот-вот будет сдана.
Честно говоря, работа была непыльной, как под копирку: следишь за новыми событиями, пишешь, публикуешь и так день за днем. Скучать не приходилось, я чувствовала, что приношу пользу обществу, да и редактор был доволен.
Ты же знаешь, я давно не освещаю судебную хронику, добавляю я. К тому же, сам понимаешь, люди всегда чем-то недовольны, но лично я в последнее время не писала ни о каких скандалах. Хоть убей, не могу вспомнить.
Я смотрю на заказанную рыбу. Морской окунь с превосходной хрустящей корочкой. Начинаю разделывать его вилкой на кусочки помельче, но вскоре ловлю себя на том, что сижу неподвижно, уставившись на блестящий металл.
«Я порежу тебя проволокой для сыра»
Ты что, не голодна?
Наверное, слишком много съела в обед, вздыхаю я, откладывая вилку.
Том улыбается:
Думаю, ты все-таки права. Скорее всего, это был какой-то псих, звонивший наугад, и больше ты о нем не услышишь. Он режет свой стейк. Не хочешь пожить у меня, пока ситуация не устаканится? Или, если хочешь, давай я у тебя поживу.
Том не смотрит на меня, и я не знаю, как реагировать. Мне, конечно, страшно оставаться ночью одной, но мы обычно ночуем друг у друга только по выходным или после таких свиданий, как это. Том занимается коммерческим правом и часто ездит в Лондон по работе. Меня это устраивает. Я не готова к совместной жизни. Пока не готова
Может, останешься сегодня у меня, как и планировали, а там посмотрим? предлагаю я. Завтра наверняка станет легче. И если звонков больше не будет, то вскоре все забудется. А я почти уверена, что их не будет.
Ну ладно. Надеюсь, ты не пытаешься казаться храбрее, чем есть на самом деле. Он с улыбкой слегка наклоняет голову и добавляет: Или упрямее.
Кто я?
Мы оба смеемся, и я понимаю, что наконец-то расслабилась, впервые с того самого момента, когда услышала жуткий голос в телефонной трубке. Что ж, уже хорошо: пусть маленькая, но победа.
Том улыбается, а мне хочется заглянуть в будущее и представить тот день, когда мы будем смеяться над сегодняшним происшествием, как над забавным анекдотом. «Помнишь того психа, который пытался тебя напугать?..»
«Да, так и случится», уверенно обещаю себе я, решительно беру вилку, отправляю небольшой кусок рыбы в рот и наслаждаюсь великолепным вкусом.
Ничего, скоро все снова придет в норму.
Глава 3
ЭЛИС
Коробка прибыла в следующую среду. В десять утра. Ее доставил курьер.
Обычная коробка для выпечки из местной кулинарии, недавно получившей награду, о чем свидетельствовал наклеенный на крышку ярлычок. На прошлой неделе я как раз выпустила материал о хозяйке этого заведения, и она прислала мне по электронной почте письмо, в котором говорилось, что они всей кулинарией прочитали мою статью и очень благодарны мне за внимание.
Ребята, тащите кофе! весело предлагаю я и встаю, намереваясь всех угостить пирожными. Это из той пекарни, которая выиграла приз. Наверняка что-нибудь фирменное.
Я рада, что все вернулось на круги своя. После того дурацкого звонка я два дня была сама не своя: дергалась во время поездки на машине, нервничала на работе, даже к телефону подходить боялась. Так прошли среда и четверг. В пятницу стало легче, за выходные я отдохнула, неприятное впечатление сгладилось, и я зажила прежней жизнью. Только порой ругала себя за чрезмерную впечатлительность.
В субботу, как всегда, сходила в спортзал, в воскресенье днем навестила маму, а вечером мы с Томом отправились в кино. В понедельник я уже и не вспоминала о событиях минувшей среды, а во вторник как ни в чем не бывало работала над своими статьями, отвечала на телефонные звонки и даже сходила в то самое кафе.
Я думаю об этом, глядя на коробку из кулинарии, и предвкушаю радость коллег. Единственное, что меня беспокоит, это что там внутри: пирожные или все-таки пирог? Иными словами, понадобится ли мне нож?
На крышке есть окошко, прикрытое бумажным клапаном, наподобие конверта. Я аккуратно отгибаю сначала один уголок, затем другой.
Ко столу подходит Джек, встает рядом и внимательно наблюдает за моими действиями. Тот еще любитель сладостей. И я отгибаю последний уголок.
То, что в коробке вовсе не пирог, становится понятно не сразу. Подходят другие коллеги, и мы уже вчетвером заглядываем внутрь: я, Джек, секретарь редактора Саманта и Найджел, наш бессменный фотограф.
Цветы? озадаченно спрашивает Саманта. Но они же все поломанные! Вы только посмотрите на стебли. Очень странно.
О нет Джек, потеснив остальных, начинает закрывать коробку, словно не хочет, чтобы я увидела содержимое, но я его отталкиваю.
Дай взглянуть!
Не надо, Элис. Это очередная дурацкая шутка. Надо звонить в полицию, вдруг на коробке остались отпечатки пальцев.
Я убираю его руку с коробки. И вижу это.
Розовые пионы. Мамины любимые цветы.
В чем дело? Тед выходит из-за своей перегородки.
Ох, так это снова тот тип, с проволокой для сыра?! вырывается у Саманты, и она тут же вскидывает ладонь к губам.
Я смотрю на цветы. Как он узнал про пионы? Лепестки насыщенно-розового оттенка, бутоны крупные, словно специально отобранные для букета, но стебли туго обмотаны проволокой для нарезки сыра профессиональной, с деревянными ручками, такими пользуются в продуктовых лавках. Большинство стеблей поломано, цветы медленно умирают.
Но хуже всего то, что в коробке лежит еще и открытка
Черт возьми. Так Тед шумно выпускает воздух. Оставьте это здесь, ничего не трогайте. Я звоню Алану. Пусть присылает сюда полицейских, да не желторотых, как в прошлый раз, а кого-нибудь поопытнее.
В самом деле, не надо ничего трогать. Тут могут быть улики, Элис, снова вмешивается Джек, но я уже не могу остановиться отпихнув его, хватаю открытку и читаю.
О боже! Моя мать! Слова из открытки повергают в такой шок, что начинает колотиться сердце, меня бросает то в жар, то в холод. Я должна проверить, все ли с ней в порядке. Я хватаю телефон и трясущимися руками набираю номер.
Элис, в чем дело? Что там такое написано?
Тсс Я прикладываю палец к губам, а сама, дожидаясь, пока на том конце снимут трубку, беру открытку и дочитываю до конца.
И вот тут, объятая ужасом, я впервые осознаю, что день недели имеет значение.
Среда.
И еще понимаю, что прошлая среда и тот телефонный звонок вовсе не были началом.
Глава 4
ОН ПРЕЖДЕ