Убежал защищать Москву, поскольку кто-то сказал мне, что немцы недавно были в Голицыне, а сейчас уже в Перхушкове, где мы когда-то снимали дачу.
Это так поразило меня немцы у нас на даче, бренчат ручным умывальником, ходят по кирпичным дорожкам, что я убежал.
Из-за моего роста мне поверили, что я уже достиг призывного возраста, зачислили в роту, выдали винтовку, поставили на довольствие. Только лопатку не выдали, и мы рыли окопы каской, поскольку ну не напасешься на всех лопат, тем более что готовились не закапываться в землю, а наступать и бить врага на его территории, а уж там-то окопы наверняка для нас вырыты
Призвали же меня в сорок третьем прислали повестку на улицу Грановского, и родные ответили военкомату, что я уже два года, как воюю веду наступление на врага: «Ура! Мы ломим» и все как полагается.
Это была неточность, простительная для близких, не посвященных в тайны штабной стратегии. В том самом сорок третьем году наши штабы вспомнили о стратегии войны на измор расстрелянного Свечина и о амбивалентной монаде моего деда великих принципах позиционной обороны. И применили их на практике сначала в Сталинградской битве, а затем на Курской дуге. И победили.
Так что не зря я той ночью считал звонки. Сосчитанные, они обернулись для деда исчисляемым десятилетним лагерным сроком, после которого его выпустили, вернули, дали отдохнуть, удостоили свидания со Сталиным и поставили во главе дивизии.
Поставили, чтобы он на практике сжимал свою монаду в оборонительный кулак, а затем развертывал ее для сокрушительного наступления. И тем самым развивал, уточнял и совершенствовал свою теорию.
Сталин ему при встрече так и сказал:
Совершенствуйте, товарищ Варга Нет предела совершенству.
Слушаюсь, товарищ Сталин. Спасибо вам за подарок
Какой подарок? Вы часом не лагерный срок свой имеете в виду? Мне кажется, подобный сарказм был бы вам не свойственен
Нет-нет, что вы! Дед поспешил заверить, что он на самом деле чужд всякого сарказма, тем более в разговоре с вождем. Я имел в виду подарок к моему юбилею.
Ах, этот. Помню, помню. Сталин сделал несколько коротких затяжек, раскуривая гаснущую трубку. Что ж, мой намек не подтвердился Да я, собственно, ни на что и не намекал. Так убил эту гадину, когда навещал мою матушку, совсем уже старенькую, и попросил заспиртовать в банке. Заспиртованная-то она не так страшна, как живая. Не так ли?
И Сталин на прощание пожал деду руку.
Входки
Однако возвращусь к событиям той ночи, когда арестовали деда.
Итак, шаги на лестнице и первые два звонка той ночью никто не услышал, кроме меня. В нашем семействе все глухари, особенно старшее поколение, или, как их у нас называли, политкаторжане, способные спать на ходу, под окрики жандармов и звон кандалов.
К тому же на ночь мы открыли окна, и от свежего воздуха всех и вовсе сморило. Хоть из пушки пали не добудишься.
Я же, кандального звона никогда не слышавший, сплю чутко и мигом вскакиваю от малейшего шума, даже от скрипа половиц и шарканья ног в коридоре, когда тетушки, как сомнамбулы, крадутся, не зажигая свет, к туалету. Поэтому я и проснулся на первый звонок и, встревоженный, прибежал в спальню к родителям. Мать же пробудилась лишь на третий звонок и спросонья бросилась к телефону.
И, только взяв трубку и услышав гудки, разбудила отца, чтобы он открыл дверь. Сама она, воинственная днем, по ночам боялась не только открывать, шевелить цепочками и греметь задвижками, но даже посмотреть в глазок и тем самым выдать себя неведомому лиху, затаившемуся за дверью.
Отец как был в полосатой пижаме, так и поднялся с постели. Он включил настольную лампу на тумбочке и стал жадно пить смородинный кисель, оставшийся в чашке. Мать всегда ему ставит на ночь кисель. Но на этот раз она не позволила ему утолить жажду, отняла у отца чашку и чуть ли не вытолкала его из спальни, хотя он всячески сопротивлялся и делал вид, что если в чем решительно не нуждается, так это в подобном подталкивании.
Он постоял перед дверью в надежде, что за дверью ошиблись этажом и звонки больше не повторятся. Но когда раздался четвертый длинный звонок, отец спросил боязливо и неприязненно:
Кто еще, господи?
Откройте. ОГПУ.
Услышанное показалось отцу настолько невероятным и неправдоподобным, что он по наивности брякнул:
ОГПУ? Мы не вызывали
Мать у него за спиной аж вся зашлась от возмущения и зашипела:
Ты что дурак? Открывай. И вытри губы.
Это был тот редкий случай, когда она назвала отца не ласковым словом «глупенький», а дураком. И отец ничуть не обиделся, принял это как должное и лишь улыбнулся мне извиняющейся улыбкой, призывая смириться с тем, что он терял в моих глазах свой авторитет.
Рот у отца был испачкан киселем, и он хотел вытереть губы изнанкой рукава, но не позволил себе, чтобы избежать попреков, и вытер тыльной стороной ладони.
В это время на пороге прихожей неслышно возник дед, одетый так, словно собирался по грибы, но не с корзиной, а с заранее собранным туеском, как он называл маленький фанерный, обитый ситчиком чемоданчик.
Наверное, это за мной. Пора, дорогие мои. У каждого свой срок вот и мой срок, видать, наступил
Вот еще глупости. Просто какая-то ошибка.
Там не ошибаются.
Где это там?
А в овраге
В каком еще овраге?
В овраге с черемухой, хотя черемуха поди уже отцвела.
Опять ты за старое!
Ну не в овраге, а в ОГПУ, если тебе так больше нравится.
Отец тем временем открыл. Вернее, посчитал, что открыл входную дверь, хотя на самом деле своими судорожными рывками запер замок еще на два дополнительных оборота. Тогда мать сама справилась с замком и поворотами ключа привела его в нужное положение.
Снаружи дверь сильно толкнули, и она распахнулась словно бы упала вовнутрь.
Гордей Филиппович Варга здесь проживает? спросил возглавлявший наряд сотрудник ОГПУ, по виду следователь, опрятный, выглаженный, прилизанный на висках, но с торчащими из-под козырька вихрами.
Спросил, сверяясь с бумагой, которую держал в руках.
Здесь. Дед выступил вперед, показывая, что под этим именем скрывается он, другие же, в том числе и я, прятавшийся у него за спиной, не имеют к этому имени никакого отношения.
Вот ордер
Следователь невнятно выговаривал слова, поэтому дед не расслышал и переспросил:
Что, простите? Орден?
Следователя это развеселило.
Да, уполномочены вам вручить за ваши заслуги перед военной наукой. Только все-таки не орден, а ордер. Ордер на ваш арест.
Дед нацепил очки и внимательно прочитал бумагу.
Запятая не проставлена. Тут по правилам русского языка полагается запятая.
Обойдется и так. Теперь в силе революционные правила.
Без запятой я не согласен.
Оказываете сопротивление?
Никакого сопротивления я не оказываю. Но документ должен быть оформлен по всем правилам, сказал дед и получил от следователя тычок в зубы, снизу вверх и настолько молниеносный, что самого тычка мы не успели заметить, а лишь увидели, как у деда перекосилось лицо и потекла струйка крови по разбитому подбородку.
Достаточно? Или желаете продолжить? спросил вихрастый следователь.
Дед вытер подбородок тыльной стороной ладони и спросил:
Ваша фамилия?
Будете жаловаться? Пожалуйста, мой дорогой.
Прошу без фамильярностей.
Пожалуйста, пожалуйста. Вихрастый моя фамилия.
Так вот, товарищ Вихрастый. Дед засомневался, что произносит настоящую фамилию, а не обманку, которую следователь ему подсунул. Без знаков препинания документ недействителен, убежденно сказал дед.
Сказал и получил еще один тычок.
Дедушка, не надо! закричал я, дергая его снизу за рукав.
Гордей, не спорь, ради бога. Прекрати свои выходки, накинулась на него мать.
Это не выходки, а входки. Входки с оружием, без документов в чужую квартиру, промычал (простонал) дед, выплевывая выбитый зуб, и получил третий удар.
Удары, как и звонки в квартиру, тоже сосчитал я.
Захотелось киселя
Прежде чем деда увели, у нас в квартире был обыск, продолжавшийся всю ночь.
Конечно, никто из нас не спал. Наскоро прибрав постели, все полуодетыми сидели в креслах и при свете огромной желтой луны, висевшей за окнами и размытой, как марево, казались призраками или ожившими кошмарами из собственных снов.
Все молчали, и затянувшееся молчание угнетало, сдавливало горло, как удушье. Несмотря на духоту, тетушки зябли. Их лихорадило. Тетушка Зинаида и тетя Олимпия завернулись в одеяла, как в коконы. Они то закрывали, то вновь открывали, рывком распахивали окно так, что дрожали стекла.
Им вдруг до безумия захотелось киселя, который мать сварила накануне вечером, но они не стали его тогда пить, потому что он был очень горячим. А сейчас захотели, но не решались попросить и от жалости к себе заплакали, таким нелепым показалось им это желание дурацкого киселя во время обыска, и сами они нелепыми, и этот обыск, и вся их неудавшаяся жизнь
Они тихонько подозвали меня, погладили по голове и шепнули мне на ухо:
Дружочек, принеси-ка нам будь столь любезен
Пирожное? Бизе?
Жорж Бизе это композитор. А пирожное это безе. Сколько тебе повторять. Вечно ты путаешь.
Сейчас принесу. Я метнулся за пирожным.
Нет-нет, не пирожное, остановили они меня. От пирожного пить хочется. Принеси нам ну, знаешь, там на кухне, в кастрюльке
Куриный буль? Так я для краткости называл бульон, но тетушки не стали меня поправлять.
В синей кастрюльке, синей с цветочками. Помнишь сказку, мы тебе читали: «Съешь моего киселька с молочком»? Вот киселька нам и принеси
А обыск?
Что обыск?
Ничего. Я не знал, что ответить и как соотнести проводимый у нас обыск с киселем.
Что обыск?! Что обыск?! Если ты такой трус, попроси маму.
Мама рассердится. Она не любит, когда ее не вовремя просят
Она рассердится, а мы тут сейчас умрем. Умрем от жажды Тетушка Зинаида обхватила себя ладонью за горло с выпирающим кадыком, показывая, как душит жажда.
И от неудавшейся жизни добавила тетя Олимпия.
И оттого, что ты трус.
Я не трус, но мне жалко дедушку, потому что его били.
Дедушку били? А мы не видели Мы даже не предполагали. Кто посмел? Какой ужас!
Его три раза ударили кулаком и выбили зуб.
Три раза? Ты видел? Что ж ты не заступился? Этим вопросом тетушки меня явно испытывали.
Мне было страшно, честно сознался я.
Считать удары не страшно, а заступиться страшно? Все измор, истощение, стратегия обороны вот вам и результат. Врагов же надо сокрушать, да только не тебе, милый. Ты еще должен подрасти.
Киселя принести? спросил я плаксиво, мысленно прикидывая, сколько же мне еще расти, прежде чем я смогу совершать настоящие подвиги.
Не надо нам этого дурацкого киселя. И маму не проси. Лучше обними дедушку.
К нему не пускают. Он под стражей.
Где? В кабинете?
Тогда тихонько приоткрой к нему дверь и пошепчи, как все мы его любим, напутствовали меня тетушки на мой первый подвиг. Ты маленький. Тебе разрешат. К тому же ты у нас храбрый. Тетушки часто заморгали, умиляясь моей храбрости, которая недавно по недоразумению (или их неразумию) казалась им трусостью.
В клещи
По темному коридору, где были сложены ненужные книги, накрытые старым одеялом, опасно висело на гвозде корыто, готовое вот-вот сорваться (когда-то меня в нем купали, приговаривая: «С гуся вода, с Алешеньки нашего худоба»), стоял велосипед, заведенный передним колесом за шкаф, и болталась под потолком перегоревшая лампочка, я подкрался к кабинету деда.
Оглянулся слежки не было. Прислушался. Из дальней комнаты доносились голоса, но в кабинете было тихо. Я подумал: а может, и охраны никакой нет (вышла покурить) и дед там сидит один? А может быть (мелькнула шальная мысль), дед угостил охрану чаем с крысиной отравой и сбежал по веревочной лестнице в открытое окно?
Впрочем, ни веревочной лестницы, ни крысиной отравы я у деда никогда не видел. Поэтому, скорее всего, охрана просто заснула. Я приоткрыл дверь, умоляя кого-то неведомого, чтобы она не скрипнула. Неведомый благодетель меня услышал. Я просунул голову в дверной проем и только хотел тихонько позвать деда, чтобы возвестить ему о нашей любви, как охранник, стоявший за дверью, цоп! взял мою голову в клещи и за шиворот втащил меня вовнутрь.
Ага, попался, который кусался
Я не кусался, стал я оправдываться и похныкивать оттого, что охранник своими клещами защемил мне ухо.
Оставьте ребенка, вмешался дед. Что вы, ей-богу!.. Ему же больно
А вы мне не указывайте. Я хоть и не произвожу обыск, но являюсь помощником следователя. К тому же вы сами учили на лекциях, что противника надо брать в клещи.
А вы были на моих лекциях?
Ну был, был несколько раз был.
Немного же вы из них вынесли, раз применяете свои знания таким образом. Оставьте! Оставьте! настаивал дед до тех пор, пока помощник следователя меня не выпустил. Ты что пришел? напустился дед, словно с меня был такой же спрос, как и с охранника.
Пришел тебе сказать Я старался восполнить глазами то, что не решался высказать при постороннем.
Что еще? Говори, говори
Сказать, как мы тебя любим. Я не столько произносил эти слова, сколько немо округлял губы, стараясь, чтобы дед догадался о сказанном по их выразительным очертаниям.
Спасибо, милый, спасибо. Тебя тетушки прислали?
Тетя Зинаида и тетя Олимпия. И еще дядя Адольф. Дядю Адольфа я добавил для представительности.
Это имя помощник следователя расслышал гораздо лучше, чем предшествующие имена.
Ах, еще и дядя Адольф тут имеется. Мило, мило Между прочим, в Германии есть один такой Адольф. Правда, во многом неудачник Но в чем-то, надо признать, подает надежды.
Немецкие социалисты наши братья по классу и дух интернационализма к тому же Вы не согласны? спросил дед, оставляя за помощником следователя право не соглашаться и в то же время внушая, что согласиться ему же спокойнее.
Как можно! Согласен, конечно! Любопытно, а дядю Адольфа крестили?
Под именем Андрей. Почему вас это интересует? Он родился задолго до революции. Тогда все были крещеные.
А какого числа этот дядя родился?
По странному совпадению двадцатого апреля.
Вот как! А подарки по случаю дня рождения он из дружественной Германии от своего тезки не получает?
Интересный вопрос! воскликнул дед, удивляясь тому, что вопрос вопреки его ожиданиям оказался таким интересным. Но должен вас разочаровать. Не получает.
Жаль, жаль Приятно было бы получить
Дед поспешил заверить, что не стоит жалеть моего дядю Адольфа, поскольку тот не лишен иного рода приятности:
Зато он в свое время получал подарки от товарища Фрунзе, с которым одно время служил. Они вместе устанавливали советскую власть в Средней Азии.
Почетно. Ну а вас в таком случае кто одаривал?
Не будет ли с моей стороны нескромным
Не стесняйтесь
И все-таки, знаете ли, как-то неловко
А вы без церемоний. Это же еще не допрос
Дед помолчал, словно на это у него было особое право, и после этого произнес:
Меня одарил своим драгоценным вниманием товарищ Сталин. К юбилею прислал подарок.
У помощника следователя что-то камнем легло на грудь.
Вы лично знакомы? спросил он хрипло и надсадно прокашлялся, чтобы прочистить горло.
Лично знаком, с удовольствием повторил за ним дед, удивляясь, как сказанное им соответствует тому, о чем он сам лишь подумал.
Как же это так?
А вот так. Не раз имел честь беседовать по вопросам военной стратегии. Однако я, кажется
Что такое? участливо осведомился помощник следователя.
Дед внезапно спохватился, что этот разговор далеко увел его от насущных забот о здоровье своих близких, томящихся без сна в соседней комнате, и воскликнул: