Роковой подарок - Татьяна Устинова

Татьяна Витальевна Устинова

Роковой подарок

Знаменитая писательница Марина Покровская в миру Мария Алексеевна Поливанова стояла посреди комнаты, оглядывалась по сторонам, подслеповато щурилась и часто моргала.

 Что такое?  пробормотала она наконец.  Почему ничего не видно, ты не знаешь?

Вопрос был адресован небольшой белой собаке. Порода называлась «мини-бультерьер», очень напоминала свинью, и писательнице Поливановой нравилось это сходство.

Пес задрал остроухую башку и пристально посмотрел на хозяйку.

 Ах, да!  спохватилась Маня, то есть Мария Алексеевна Поливанова, нашарила в коротких волосах скособоченные очки и водрузила на нос.

 Теперь видно,  удовлетворённо сообщила она бультерьеру.

Комната показалось ей огромной, и было полутемно жалюзи на окнах опущены, из тонких щелей длинными стрелами бьёт солнце, в лучах танцуют редкие пылинки. Стены до потолка увешаны картинами в золотых и серебряных рамах, вдоль стен витрины.

Маня подошла к стене, посмотрела и хмыкнула в изумлении.

Картины оказались иконами.

Огромная комната была сплошь завешана иконами. Лики на всех иконах одинаковые Серафим Саровский.

Маня нагнулась над витриной: внутри были разложены нательные и настольные иконы, кресты с эмалевыми вставками, панагии всё во славу Батюшки Серафима.

Маня двинулась вдоль витрин, пёс настороженно последовал за ней.

Вдруг в комнате зажёгся свет, и тяжёлый голос произнёс отчётливо:

 Добрый день.

Она оглянулась, почему-то перепугавшись.

 Я Максим Андреевич,  продолжал человек как будто с досадой и двинулся к ней.  А вы, оказывается, молодая, в телевизоре выглядите старше.

 В телевизоре все выглядят старше и толще,  пробормотала Маня.  За это я отдельно его люблю.

Он подошёл, протянул руку, она пожала.

 Здесь только часть коллекции.  Максим Андреевич обвёл глазами стены.  На самом деле я собрал гораздо больше списков.

 Зачем?  выпалила Маня.  Зачем вы их собрали столько?

И тут же выругала себя: человек совсем посторонний, а она так бестактна!

Но он засмеялся.

 Вы хотите и обо мне написать роман?

Маня пожала плечами.

Почему-то все думают, что она, писательница Покровская, хочет написать о них роман! Водители, продавцы, пилоты самолётов, случайные попутчики в поездах, стоматолог, у которого Маня просидела в кресле полтора часа, до отказа разинув рот, а стоматолог всё это время ковырялся у неё в зубах и безостановочно говорил о своей судьбине.

Как правило, это звучало так: «Сейчас я расскажу вам свою историю, вам обязательно пригодится для романа!»

 Вообще-то,  сказала Маня, рассматривая хозяина,  я собираюсь писать роман о пропавшей иконе. Ну, вот есть знаменитая история о том, как в тысяча девятьсот четвёртом году какие-то прохиндеи украли Казанскую Божью Матерь, и ведь до сих пор не нашли!

Максим Андреевич посмотрел на неё с интересом.

 Это правда знаменитая история!  протянул он.  Вот об этом бы и написали.

Почему-то все думают, что лучше неё, Мани, знают, о чем ей писать! Знает издатель Анна Иосифовна: «Манечка, голубчик, напиши о краже картины из музея, главное, побыстрее, к четвёртому уложишься?» Знает редактор Катька Митрофанова: «Мань, послушай, что я тебе скажу. Напиши о том, как обманывают дольщиков, нас с Володькой почти надули!!» Знает Александр Шан-Гирей, мужчина Маниной жизни и на самом деле великий прозаик: «Маня, брось ты свои детективы, напиши уже что-нибудь приличное, ты сможешь!»

И этот дядька тоже знает, оказывается!

 Я бы написала о Казанской,  сказала Маня наконец,  да боюсь, не потяну, там столько архивных материалов и всяких версий! Я для начала хочу о чём-то менее известном. Вы ведь всё знаете об иконах Серафима Саровского, ну, по крайней мере, мне о вас именно так рассказывали! Была какая-то загадочная история с его прижизненным списком, да?

Вместо ответа Максим Андреевич спросил:

 Хотите посмотреть? Вот здесь иконы начала двадцатого века, а дальше по возрастающей, всё ближе к нашему времени. Я расскажу.

Маня ждала захватывающей истории о чудесах, но Максим Андреевич говорил как-то на редкость скучно и всё больше о том, в какой мастерской был написан тот или иной лик, где изготовлен оклад, а где краски.

Они продвигались вдоль стены очень медленно. У Мани устали ноги, и время от времени она украдкой зевала, не разжимая челюстей. Во время одного такого зевка у неё пискнуло в горле, и она с испугом посмотрела на рассказчика: вдруг заметит?

Но он ничего не замечал, всё говорил и говорил.

Манин приятель Рома Сорокалетов уверял, что его партнёр по бизнесу, вот этот самый Максим Андреевич, знает о Серафиме Саровском и его изображениях всё, но Маня и предположить не могла, что это самое «всё» обернётся таким занудством!

Зря она попросила Рому их познакомить, ничего из этого дела не выйдет, придётся искать какие-то другие источники.

Хотя!..

Может, если его разговорить, он что-нибудь интересное расскажет?

Манин бультерьер Волька, утомившись, брякнулся на бок с гулким звуком, как пустая бочка.

 Вам неинтересно?

 Ну что вы!  фальшиво вскричала Маня.  Страшно интересно! Мне просто немного трудно стоять, я на той неделе с велосипеда упала, нога болит

 Тогда, может быть, присядем?

Маня с восторгом согласилась присесть.

Максим Андреевич повёл её по просторным залам, обставленным словно музейные экспозиция «Жизнь и быт дворянской усадьбы на рубеже веков»,  мимо лестниц красного дерева, картин и ваз с сухими цветами, и вдруг они оказались на улице!.. Солнце ударило в глаза, Маня прищурилась, а Волька принялся изо всех сил крутить обрубком хвоста им сразу стало весело, будто их со скучного урока отпустили!..

Пологие ступени вели прямо в сад, видимо задуманный и воплощённый как регулярный парк,  дорожки, засыпанные розовым гравием, ровно, словно по линейке подстриженные кусты, липы с идеально круглыми кронами, купы пионов и ещё каких-то роскошных цветов, названия которых Маня не знала.

Неужели есть люди, которые так живут? Во всей этой красоте?

Маня покосилась на Максима Андреевича, шагавшего рядом. Каждый день он приезжает сюда с работы это же его дом! Идёт по дорожкам, поднимается до лестницам морёного дуба, смотрит на воду вдалеке между деревьями сверкала река,  привычно ничего этого не замечая!

 Как красиво,  сказала она с чувством.  Вот просто восторг!

Максим Андреевич улыбнулся.

 Садом жена занимается. Я в цветах ничего не понимаю.

Ромка Сорокалетов говорил, конечно, что его компаньон и сотоварищ человек не бедный, но чтоб вот так!..

Маня вздохнула и подумала с некоторым сарказмом, что хорошо бы на даче водосточную трубу переложить, а то из неё льёт прямо под фундамент.

И никакого регулярного парка!..

Мужа, и того нету!

А как бы хорошо и красиво говорить: «Садом муж занимается, я в цветах ничего не понимаю! Я больше по водосточным трубам!»

Маня фыркнула, мысль про трубы её развеселила.

 Присаживайтесь.

Посреди лужайки в пятнистой весёлой тени стояли плетёные кресла, деревянный стол, качалка, садовый диван всё добротное, ладное, ухоженное.

Маня плюхнулась на диван и глубоко вздохнула от счастья.

 Хотите чаю? Или, может быть, шампанского?

Маня с удовольствием выпила бы глоток ледяного шампанского, но признаться в этом постеснялась и согласилась на чай.

Максим Андреевич ушёл в дом, а она порассматривала липы, понюхала кисть сирени, качавшуюся у неё за головой, закатила глаза и стала совать сирень Вольке, чтоб тот тоже понюхал. Волька сунул нос в кисть, нюхнул и, как показалось Мане, поморщился.

Вернулся Максим Андреевич с подносом.

 Я сегодня один,  объяснил он.  Женя, моя жена, ещё не вернулась, а домоправительницу я отпустил.

Мане понравилось, что он сказал «домоправительница», а не «прислуга» или «домработница»! Она как-то сразу к нему расположилась. Барин, а чай сам принёс, так трогательно!

Хозяин подал ей чашку, а перед Волькой поставил пиалу с водой тут Маня окончательно его полюбила.

Не станет она искать никаких других источников, этот вполне подходящий, только рассказывать не умеет, но в принципе мало кто умеет рассказывать!

 Ну, а вы?  спросил Максим Андреевич, когда Маня сделала первый глоток превосходного чаю.  Как оказались в нашей глуши?

 Ничего себе глушь!  удивилась Маня.  Беловодск большой город!

 И всё же совсем не Москва.  Максим улыбнулся.  И потом, Рома мне говорил, вы в деревне живёте.

 Да-а-а, в заповеднике.  Маня махнула рукой, словно показывая, что где-то там, в стороне, есть заповедник.  Я приехала роман писать. Не могу в Москве. Меня всё время куда-то тянет, надо не надо!.. То на съёмку, то на радио, то вдруг в Пушкинском Египетский зал открыли после реставрации! И я совершенно не могу сосредоточиться.

 Не представляю вашей работы. Я бы не смог. Часами сидеть и писать. Сдохнуть можно.

 Не, не, не,  энергично возразила Маня и ещё глотнула чаю, очень вкусного,  нельзя сдохнуть. Это страшно интересно сидеть и писать. Понимаете, я в любую минуту могу оказаться где угодно! Вот мне захочется на яхту бац, и я уже на яхте! И вода плещется, и палуба качается, и мачта скрипит, и солнце слепит. А потом вдруг мне захотелось на бал раз, готово дело: люстра отражается в паркете, бриллианты сверкают, оркестр играет, а в соседней зале накрывается стол и снуют лакеи!

Максим засмеялся.

 Мне все говорят,  продолжала Маня, вдохновившись,  чтоб я бросила детективы и стала бы писать концептуальную прозу. Но там же ничего нельзя! Вообще ничего! Там есть законы, каноны, там должно быть всё только настоящее и подлинное! А мне хочется придумывать! Это же самое интересное!

 Вот это я, наверное, понимаю,  сказал Максим с уважением,  мне нравятся люди, способные придумывать. А вы в заповеднике дом купили?

 Я живу в доме моей подруги Марины. У неё в Москве на Тверской огромный книжный магазин, знаменитый. И дача под Звенигородом, а сюда она почти не приезжает. Вот и пустила меня пожить.

 Я думал, знаменитости вроде вас живут в Питере на Дворцовой набережной, а отдыхать ездят в особняк в Сочи!..

 Тётя оставила мне квартиру в Питере,  призналась Маня,  только, конечно, не на Дворцовой, а на Мойке. А особняка у меня нету нигде, Максим Андреевич, ни в Сочи, ни в Москве.

 Почему вы хотите написать детектив об иконе? Странно, на самом деле!

 Но не писать же постоянно о том, как жена укокошила мужа, чтоб получить наследство, или племянник отравил дядю, чтобы въехать в его квартиру!

 А у вас есть детективы про жену и племянника?

 Нет,  честно сказала Маня, и Максим засмеялся.

 Пойдёмте к реке,  предложил он, когда Маня поставила чашку.  Там есть где посидеть, я помню про велосипед и вашу ногу.

Максим нравился писательнице Поливановой всё больше и больше!

 С той стороны у нас лес,  показывал он, пока они медленно шли по дорожке, выложенной розовым кирпичом, как в сказке.  Там есть калитка, можно выйти, и сразу начинается бор сосны, черника. А за деревьями пристань, небольшая, правда, но пара катеров помещается. Я каждый вечер хожу к реке, и зимой и летом. Мне нравится.

 Да у вас тут вообще рай,  искренне сказала Маня.  Красота!

 Здесь был непролазный бурелом. Мы год только лес чистили, он был заброшен, гнил. Но ничего, расчистили.

 А почему вы не в Москве живете?  Маня посмотрела на него.  Все деловые и оборотистые должны жить в Москве. Ну, как знаменитые в Сочи!..

 В Москве скучно очень,  ответил Максим, и это было неожиданно.  И бестолково. Вся жизнь пробки и скачки из одного места в другое. Машину не поставить, толпы, люди.

 Ну, на Остоженке всё хорошо,  заметила Маня.  Никаких особенных толп, машины все по дворам, за шлагбаумами.

 Так на Остоженке живут как у нас в Беловодске.  Максим пожал плечами.  Далеко от дома не уезжают, всех соседей и рестораны знают, по чужим местам не ходят.

Маня засмеялась:

 Я никогда об этом так не думала. А вы, должно быть, правы, Максим Андреевич!

Деревья потихоньку расступались, река сверкала всё ближе. Боковым зрением Маня заметила, что слева, у кромки леса кусты качаются из стороны в сторону, словно через них пробирается медведь.

 У вас на усадьбе медведи водятся?

 Что? Какие медведи, где?

Максим приставил ладонь козырьком к глазам: солнце слепило посмотрел и широким шагом двинул к лесу.

 Кто там ходит?  зычным голосом вопросил он.  Паша, это ты, что ли?

Волька вдруг зарычал, кинулся было в высокую траву, вернулся и заметался.

 Что такое?  изумилась Маня.  Что за пляски?

Со стороны кустов раздались подряд два негромких сухих хлопка. Волька рванулся и нырнул в траву, Маня за ним. Какой-то человек убегал в лес, собака никак не могла его догнать, мешала высокая густая трава.

 Стой, стой!  кричала Маня то ли убегавшему, то ли своей собаке.

Наконец она выдохлась и остановилась. Из леса донёсся сдавленный вскрик и затрещали ветки.

 Волька, ко мне! Ко мне! Что за безобразие!

И тут Маня увидела Максима. Он почему-то ничком лежал в траве, раскинув руки.

 Максим Андреевич, зачем вы легли?! Вы что, упали?! Вам плохо?!

И как-то в одну секунду Маня вдруг поняла: зачем.

У неё потемнело в глазах, стало трудно дышать, и ноги сделались ватными. Она взялась рукой за какой-то куст.

«То берёза, то рябина,  пропел кто-то у неё в голове,  куст ракиты над рекой»[1].

 Максим,  жалобно позвала Маня.  Вставай.

Она наклонилась над ним в спине, прямо посередине, были два аккуратных отверстия, вокруг них белая рубашка потихоньку становилась красной.

 На помощь,  очень тихо проговорила Маня.  Кто-нибудь, помогите!..

 Нет, я не понял, зачем вы его застрелили.

Маня, усталая и несчастная, наклонилась вперёд, задрала на лоб очки и потёрла глаза.

 Я никого не убивала,  в десятый раз повторила она с отчаянием. До этого она плакала, потом сердилась, а теперь пришла в отчаяние.  Вы что, не слышите меня?

 Нет, это вы меня не слышите, Мария Алексеевна,  с нажимом сказал молодой оперативник.  Мой вам совет признайтесь сразу, вам же лучше! Сотрудничество со следствием всегда только на пользу! Мы ведь вас всё равно посадим, вы должны понимать.

 Господи,  пробормотала Маня.  Да что ж это такое?

 Рассказывайте, рассказывайте,  дружелюбно предложил оперативник, и Маня поморщилась от явной фальши, которая слышалась в его голосе.  В каких отношениях вы состояли с потерпевшим? Вы ему кто? Близкая подруга? Или просто знакомая?

Они сидели в одной из комнат роскошного дома, который только что потерял хозяина,  Мане казалось, что сидели целую вечность, а разговор не двигался с места, крутился, как воронка, засасывал до головной боли.

 Я не подруга и не знакомая,  забубнила Маня в одиннадцатый раз.  Я дружу с Романом Сорокалетовым, а он дружит с Максимом Андреевичем, они партнёры по работе. Я собиралась писать роман об иконе Серафима Саровского, и Ромка, то есть, Роман Сорокалетов, сказал, что Максим как раз увлекается такими иконами и всё о них знает. Ну, они договорились, я приехала, Максим Андреевич показал мне свою коллекцию, а потом

 На чем?

Маня не поняла:

 Что на чем?

 На чем приехали?

 А, на такси, я говорила уже.

 Почему вы его отпустили?

 Кого?

Оперативник посмотрела на неё с отвращением:

 Таксиста, кого! Как вы собирались возвращаться, здесь не центр города!

 Понятия не имею,  честно призналась Маня.  Я об этом не думала.

 Всё наоборот, вы подумали! Вы застрелили хозяина и собирались скрыться через лес. Такси вам только помешало бы.

 А зачем я тогда вас вызвала?  устало спросила Маня.

Оперативник немного подумал:

 Нервишки, видать, сдали. Дамские у вас нервишки, вот и сдали. Ну? Будем признаваться или будем следствию голову морочить? Где орудие убийства?!  вдруг рявкнул он, поднялся и навис над Маней. Маня отшатнулась.  Куда вы его дели, ну?!