Волька у неё в ногах весь напрягся, зашёлся лаем и стал бросаться.
Уберите собаку, а то пристрелю!
Волька, нельзя! Ко мне!
Пёс оглянулся на хозяйку глаза у него были налиты кровью, а хищная пасть скалилась, всё же совладал с собой, отошёл и сел рядом. Короткая шерсть на загривке дыбилась.
Мы ведь найдём ствол-то, продолжал оперативник как ни в чем не бывало. Вы его, небось, в кусты кинули? Или в реку?
Я никого не убивала, и пистолета у меня нет и не было.
Значит, будем продолжать голову морочить. Так и запишем. Откуда вы знали, что в доме никого не будет? Когда готовили преступление? Кто вам сказал?
Маня опять потёрла глаза.
Я в этом доме в первый раз в жизни. С хозяином познакомилась только сегодня. О том, что в доме никого, кроме нас, не будет, я не знала и знать не могла.
Да ведь всё это легко проверяется, сообщил оперативник.
Ну, так проверяйте!
Да это лишняя работа! Вот вы подумайте сами, выгодно вам лишние задачи нам задавать или выгодней содействовать.
Да в чем содействовать-то?!
Признались бы давно, и поехали в камеру.
Я не хочу в камеру! завопила Маня. Я никого не убивала! Вдоль опушки кто-то шёл, я подумала медведь! Максим посмотрел и пошёл туда, он ещё какое-то имя назвал! Спросил, это ты? Моя собака кого-то погнала, я побежала за собакой, а потом два раза хрустнуло. Или сначала хрустнуло, а потом собака бросилась в лес, я не помню точно! Я подошла, а он лежит ничком, и руки раскинуты!.. Я его позвала, но сразу поняла, что он мёртвый. И я позвонила вам! Вы приехали и накинулись на меня!
Разве ж я накинулся, добрым голосом сказал оперативник, когда я накинусь, вам мало не покажется, дамочка!.. Пожалеете, что на свет родились. Мне ведь вас уговаривать некогда, мне раскрытие нужно, а тут и раскрывать нечего, всё ясно.
Зачем мне его убивать?
Да почём я знаю. Вот обыщут вас в отделении, может, найдут всяко, золотишко, камушки. Дом-то богатый! Мало ли чего вам захотелось, чего у вас нет, а тут есть. Прихватили хозяина убили, чтоб шум не поднял, но тут нервы сдали вы и позвонили в полицию! Между прочим, звонок вам зачтётся. И добровольное признание тоже, вы головой-то подумайте, что вам выгодней!..
Бедный Максим!.. Должно быть, утром, собираясь на работу, он и подумать не мог, что к вечеру его не будет в живых. Всё останется и дом, и сад, и река, а его не будет
А жена? вдруг спросила Маня своего врага-оперативника. Вы ей позвонили? Максим сказал, что она ещё не вернулась, и сам чай готовил.
Мы без вас разберёмся, кому звонить, кому не звонить, вы не указывайте.
Я не указываю, пробормотала Маня и вдруг заплакала: так стало жалко Максима и его жену, незнакомую ей.
Всё кончилось, всё потеряло смысл. Липы, цветы, картины. С этого прекрасного, солнечного, тёплого вечера вся жизнь семьи, дома, ближних и дальних пойдёт по-другому.
Что же делать, постояла Маня, раскачиваясь из стороны в сторону, что делать
Признаваться, сухо посоветовал оперативник, косясь на неё брезгливо. Сейчас следователь приедет, а у нас уж всё готово. Труп есть, убийца по ходу есть, как в аптеке.
Я никого не убивала.
Снова здорово, удивился оперативник, вы ж почти признались! И передразнил: Что делать, что делать!..
Дверь распахнулась, в комнату хлынул свет, Маня зажмурилась.
Ну, чего тут у вас?
Всё тип-топ, бодро и с облегчением сказал оперативник, здравия желаю, товарищ майор. Труп видели? Огнестрел! А дамочка упирается, говорит, не убивала, хотя по ходу она и убила.
Маня вытерла слезящиеся глаза и посмотрела. Напротив неё на стул основательно усаживался человек, совсем молодой и очень лохматый. Он был в джинсах, мятой футболке и никчёмушной куртёшке.
Следователь? Товарищ майор?
Раневский, представился лохматый, Дмитрий Львович. Следователь из следственного комитета. А вы?
Там всё написано, сунулся оперативник.
Мария Поливанова, выговорила Маня, писательница из Москвы.
Как писательница? удивился следователь.
Да враньё сплошное, товарищ майор, опять сунулся оперативник. Хотя паспортные данные
Для себя пишете? перебил Раневский. В стол?
Да не в стол, Маня шумно выдохнула, а в издательство! Ну вот же!..
В высоком и узком книжном шкафу плотно стояли книги насколько Маня успела заметить, книги в этом доме были в каждой комнате, и свои они отличала моментально, несмотря на плохое зрение.
Она поднялась, подошла к шкафу оперативник и следователь наблюдали с интересом и вытащила книгу.
Вот! Я в прошлом году написала, и сунула следователю.
Тот недоверчиво взял и повертел в руках.
Марина Покровская, пробормотал он, фамилия знаменитая, и фотография вроде ваша
Ну, не ваша же! Марина Покровская псевдоним!
Выходит дело, с потерпевшим вы давно знакомы, торжествующе начал оперативник, раз у него ваши книжки имеются!
Они продаются в магазинах.
Да ну?! И кто ж их покупает?!
Люди, буркнула Маня. Вы не поверите. Есть люди, которые любят читать.
Дамочка, не морочьте нам голову!..
Погоди, погоди, перебил следователь Раневский. Что вы делали в этом доме? С хозяином хорошо знакомы?
Маня завела свою историю в тринадцатый раз. Волька хмурился возле её ноги: ему здесь не нравилось и хотелось домой, в деревню, где они так славно жили с хозяйкой.
Понятно, непонятно сказал следователь Раневский, когда Маня добубнила и повернулся к оперативнику. Из домочадцев нашли кого-нибудь? Жена, дети где?
Пока нет, товарищ майор.
Этого Сорокалетова, который их свёл, разыскали?
Никак нет, товарищ майор.
Заросли осмотрели, куда собака пришельца погнала?
Товарищ майор
Так чего стоим-то? неприятным голосом сказал Раневский. Кого ждем? Вперёд! А мы с вами, Мария Алексеевна, пройдёмся до места, и вы мне всё покажете, как было. Справитесь?
Маня кивнула.
Они вышли в сад, купавшийся в вечернем солнечном океане. На садовом столе среди лип и сиреней так и был накрыт чай.
Вот здесь мы сидели и разговаривали. Мы сначала осматривали коллекцию старинных икон, я устала, у меня нога болит. С велосипеда упала, зачем-то добавила Маня. И вышли посидеть. Потом Максим сказал, пойдёмте к реке, там тоже есть где посидеть. И мы пошли.
Вот по этой дорожке?
Ну да. Максим рассказывал, что здесь был бурелом, спрашивал, почему я в Беловодске живу, а не в Сочи.
И почему?
Господи, да не хочу я в Сочи! А здесь в заповеднике у моей подруги прекрасный дом, она мне разрешила в нём пожить. Мне работать надо, а в Москве не получается.
Да, сказал следователь Раневский. Работа у вас своеобразная. Неужели правда кто-то до сих пор книжки читает?
Маня оскорбилась.
Представьте себе! И многие! Лучше книг ничего не может быть на свете! Если у вас есть еда и книги значит, жизнь есть!..
Они прошли ещё немного.
Вот здесь мне показалось, что в кустах кто-то сидит, и я спросила, не водятся ли здесь медведи. Максим пошёл посмотреть и даже крикнул что-то, какое-то имя, я забыла. Вроде: «Саша, это ты?»
Именно Саша?
Я не помню точно!
Придётся вспомнить.
Ну вот, он пошёл, а Волька стал рычать и кидаться, а потом побежал, и я за ним.
Здесь?
Маня кивнула, и Раневский полез в траву.
Вот там он лежал, где примято, видите? А в ту сторону кто-то убежал, Волька его напугал. По-моему, даже укусил, я слышала вскрик. А может, и не укусил, а просто прогнал.
Следователь обошёл место, где Маня нашла Максима, и углубился в лес. За деревьями его почти не было видно.
Маня задрала голову. Деревья качались в вышине, и небо было голубое и золотое, вечернее.
Очень хотелось домой, лечь и поплакать как следует.
Вы меня видите, Мария Алексеевна? позвал издали Раневский.
Нет, встрепенулась Маня. Но я в принципе плохо вижу!
Затрещали ветки, закачались кусты, и следователь показался из леса.
Ну, я нашёл место, откуда стреляли, заговорил он на ходу. Там дерево такое с развилкой, можно локти удобно поставить, чтоб прицелиться как следует. И трава везде притоптана сильно. Так что поджидали вас, Мария Алексеевна.
Маня посмотрела на него.
Пистолет нужно ещё поискать, вряд ли стрелок его с собой забрал. Вы не знаете, враги у потерпевшего были?
Я его сегодня увидела в первый раз в жизни.
А с женой у него какие отношения?
Послушайте, с сердцем сказала Маня, я вас не обманываю! Спросите Рому Сорокалетова, он вам скажет! Максим Андреевич его приятель и партнёр по бизнесу! Когда я Роме сказала, что хочу написать про похищение иконы, он мне сразу предложил съездить к этому Максиму как к величайшему знатоку!.. Так и было! Ну, правда!
Я верю, верю.
А этот ваш подельник не верил, наябедничала Маня. Ну тот, второй. Он всё меня заставлял чистосердечно признаться!
Ну, признались бы, нам работы меньше, отмахнулся Раневский.
Да ведь я никого!..
Я понял, понял! Значит, из города не уезжайте, когда понадобитесь, вызовем, просьба явиться. Где этот ваш дом?
На территории заповедника, деревня Щеглово, дом тридцать девять.
Это за первым постом или за вторым?
За вторым.
А кто вам пропуска выписывает?
Хозяйка, моя подруга Марина. Это же её дом!..
К вам туда и не проедешь, проговорил следователь задумчиво. Всякий раз нужно пропуск выписывать.
У меня постоянный.
И вдруг он попросил, нет, даже велел:
Покажите.
Сумка на диване осталась, где мы чай пили, припомнила Маня. Пойдёмте!
Напрямик через ухоженный газон они подошли дивану, и Маня достала пропуск. Следователь повертел его в руках и вернул.
И спросил неожиданно:
Автограф дадите?
У меня с собой книжки нет, растерялась Маня.
Ничего, в другой раз. Мы же с вами не навсегда расстаёмся!
Всё это было странно, двусмысленно, и она так и не поняла до конца, верит он ей или нет.
А как вы собирались обратно добираться?
Я об этом не подумала, вот, совсем!.. Вызову такси, когда-нибудь же оно приедет!
Такси на территорию заповедника не пускают.
Господи, я езжу до первого поста, а там меня местные подвозят! Есть такой дядя Николай! Он всех безлошадных от поста забирает и везёт куда кому надо.
Странно, что вы из Москвы уехали в нашу глухомань, сказал следователь задумчиво. Вы же знаменитость вроде! И в деревне поселились.
Я не навсегда, как вы выражаетесь.
Да и на время странно. Скучно, небось, одной-то.
Ко мне подруга должна приехать. У неё в школе каникулы начнутся, и она приедет.
Подруга, повторил следователь. Значит, до кордона я вас на служебной отправлю, а там вы этого своего дядю вызовете.
Да не нужно, спасибо.
Нужно, нужно, заключил Раневский, и Мане показалось, он хочет убедиться, что она не врёт насчёт заповедника.
К дому номер тридцать девять в деревне Щеглово Маня добралась, когда уже совсем вечерело. В летнем платье было холодно никакой куртки она не захватила, потому что была уверена: отправляется из дома ненадолго.
Никто, уходя из дома, по-настоящему не знает, когда вернётся и вернётся ли!
Почему люди об этом не думают?
Волька, обнаружив родной забор, до того обрадовался, что стал подскакивать, как бочка, на всех четырех лапах. Он поскакал, потом принялся нюхать траву и орошать кустики, а потом опять скакать.
Пойдём ужинать, позвала Маня. Для тебя у меня ужин есть, а для себя нету!..
Она отперла замок ключ был снаружи вставлен в замочную скважину, здесь все так оставляли ключи, мало ли, кому-нибудь из соседей понадобится спички взять или чаю отсыпать, и зашла в дом.
Всего в Манином распоряжении было три комнаты одна большая, с русской печкой прямо посередине, и две поменьше, окнами в сад. В одной из них Маня спала. К дому были подведены электричество, вода и газ, что очень облегчало жизнь, хотя свет часто выключали и приходилось коротать вечера при свечах, но Мане всё нравилось.
Она кинула сумку на великолепный кожаный диван, стоявший по левую руку, этот диван подруга Марина, хозяйка дома, привезла когда-то из своего рабочего кабинета. На нём после многочасовой встречи с читателями однажды заснул кто-то из великих, то ли Орхан Памук, то ли Харуки Мураками, и Марина диван сберегла. Маня время от времени прикладывалась на нём полежать чтоб набраться умных мыслей и писательского мастерства. Помогало не слишком, но Маня в диван верила.
Волька, ужин! Неси посуду!
Пес загремел миской: у них с Маней была такая игра, как только она говорила «ужин» или «завтрак», он сразу тащил миску. Маня щедро положила собачьего паштета, сунула Вольке и вдруг поняла, что она не одна.
Кажется, Волька понял тоже, потому что напрягся и зарычал.
Кто здесь? спросила Маня испуганно. Есть кто?
Тотчас ей почудились качающиеся кусты, убегавшая в лес фигура, два сухих выстрела и человек, раскинувший руки, с аккуратными дырками в спине.
Маня схватила со стола каменную штуку, держатель для бумажных полотенец. Штука была тяжёлая и холодная.
И повернулась.
За печкой явно кто-то прятался.
Выходите! приказала Маня. Немедленно выходите!
Бультерьер зашёлся лаем, кинулся вперёд, и Маня бросилась за ним.
Анна Иосифовна, глава огромного издательского дома, член всевозможных книжных союзов, большой знаток и любитель литературы, умела ценить всё самое лучшее и подлинное.
В издательство покупалась удобная и дорогая мебель, на Новый год привозили живые ёлки, на Пасху заказывали настоящие куличи, а издавались исключительно талантливые, востребованные и модные авторы.
Самой яркой звездой среди них был Александр Шан-Гирей, писавший под псевдонимом Алекс Лорер. Он писал мало и нерегулярно, зато каждая его книга становилась событием не только в литературном, но и во всём культурном мире. Его обсуждали, хвалили, ругали, звали в умные телевизионные программы и к модным интервьюерам в «Ютуб». Он старательно от всех прятался, но всё же время вот времени его настигала слава, он был вынужден «рассказывать о себе», чего терпеть не мог, но Анна Иосифовна оставалась довольна: как-то сама собой соблюдалась необходимая степень открытости и тайны, самое лучшее сочетание из возможных.
На этот раз издательница пригласила своего самого драгоценного автора не для того, чтобы попенять ему на то, что он мало пишет. В данный момент её больше заботила ещё одна литературная звезда автор детективных романов Марина Покровская, то есть Маня Поливанова.
В последнее время Анна Иосифовна, которой до всего было дело, стала замечать, что Маня ведёт себя странно: почти не бывает в Москве, перестала приезжать в издательство, где раньше страшно любила просиживать долгие часы за кофе и компьютером, мало общается со своей подругой Катей Митрофановой, по совместительству редактором.
Анна Иосифовна попыталась вызвать Маню на разговор, но та, наученная опытом жизни с Алексом Шан-Гиреем, ловко уклонялась от встречи.
Издательница спокойно выжидала, но после сегодняшнего более чем странного и тревожного телефонного звонка поняла, что медлить больше нельзя.
И решила действовать немедленно.
Алекс, душа моя!
Анна Иосифовна грациозно выбралась из-за стола и пошла навстречу Алексу, распахнув руки. Тот хотел было броситься наутёк, но всё же дал себя обнять.
В этом кабинете, полном антикварной мебели, дорогих безделушек и драгоценных книг, он всегда чувствовал себя неловко.
Алекс, что такое? Анна Иосифовна покачала головой и даже погрозила пальцем, на котором сиял гигантский изумруд, а может, сапфир. Совсем забыли меня, старуху! Не звоните, не приезжаете!
Нужно было ответить, что никакая она не старуха, а молодая и прекрасная женщина, но Алекс этого не понял. Он вообще почти никогда не слушал, что ему говорят.
Я занят, Анна Иосифовна, сказал он. Я пытаюсь писать, но у меня не получается.
Издательница посмотрела на него и вздохнула.
Как с ним можно жить? Любить, ухаживать, терпеть? Бедная, бедная Маня!.. Впрочем, он гений, а гению можно простить всё. По крайней мере, так считается.