Ну что говорить, теперь уже слишком поздно. Нет больше луны, чья лживая доброта побуждает нас к противостоянию. Но нет у нас теперь и безлунного жилья. Бедствие опередило нас и непроницаемой пеленой скрыло от наших глаз всякое истинное убежище. Мы напрасно ковыряемся в помойном ведре.
Но есть в этом и доля моей вины. Почему не сказали мне об этом мужи, обсуждавшие меня в моей комнате? Или они хотели, чтобы я сам до этого додумался?
Я в конечном счете увидел, что стою на краю пропасти. Там произошел обвал и образовался кратер, глубокий, с гладкими стенками. Внизу скопилась вода и возникло маленькое озерцо, молочно-мутное, как бельмо. Я не знал, что мне делать дальше, и беспомощно смотрел в эту глубину. На краю озерца я разглядел сидевшую на корточках крошечную человеческую фигурку. От радости я потерял всякую осторожность и забыл, где стою; я подался вперед или сделал опрометчивый шаг но как бы то ни было, земля ушла у меня из-под ног, и я устремился вниз. Безостановочно, все быстрее и быстрее скользил я под гору. Это было поистине смехотворное зрелище, как я извивался и пытался уцепиться на склон. Кто-то и в самом деле смеялся. Сначала смех доносился откуда-то издалека и звучал как нечто странное и чужеродное, но потом он стал приближаться и становился все громче. Самое ужасное, что он становился все более и более знакомым. Он был похож на дружескую, беззлобную насмешку.
Добро пожаловать, мой дорогой. Я жду тебя уже целую вечность, приветствовал меня чей-то голос, когда я пришел в чувство. Это был мой друг.
Боже, но как он выглядел! В отличие от меня этот человек, как правило, очень следил за своей одеждой. «Человек делает свою жизнь излишне трудной, если отличается от других своей небрежностью, не раз наставлял он меня. Мы и так оказываем толпе ничтожеств высочайшую честь, позволяя этому сброду лицезреть себя, чем и отделяем себя от них». Сейчас мой друг был с ног до головы вымазан глиной. Левая штанина была разодрана до колена, из-под нее виднелась белая кожа голени. Обут он был только в один ботинок. Никаких сомнений; он скатился в этот кратер точно так же, как и я. Сейчас было бы самое время посмеяться над ним. Кажется, он и сам этого ожидал. Но, к его досаде, я не стал этого делать. На самом деле я был слишком сильно удивлен, чтобы насмешничать. Я-то рассчитывал, что уже никогда не увижу его, после того как он покинул меня в тот вечер на террасе.
Разве я не говорил тебе прежде, что я останусь? мрачно спросил он. В любом случае, как ты сам видишь, я не поддался искушению и не стал птицей.
Я напрочь отказывался его понимать. Он, однако, истолковал мой вопросительный взгляд по-другому.
Или ты видишь у меня перья, клюв и когти? недоверчиво поинтересовался он. Что ты так на меня уставился, а? Или ты воображаешь, что лучше выглядишь? Или ты, мой дорогой, недоволен тем, что снова меня встретил?
На самом-то деле мы с ним почти не отличались друг от друга. Нас можно было поменять местами: никто бы и не заметил разницы. Но испугало меня не это.
Что-то случилось? спросил я.
Теперь уже удивился он, и это удивление явственно промелькнуло в его взгляде.
Ты хочешь, чтобы я был лучше, чем есть на самом деле? спросил он. Однако, поскольку я отрицательно покачал головой, он понял, что это не в моих правилах, и поспешил добавить:
Так, и где же был ты?
В тумане.
Я имею в виду до того.
До того? Оказалось, что я на самом деле не мог уже представить себе то время, когда я не бродил в тумане. Не думал я ни о той женщине, ни о террасе. Кажется, мой друг тоже об этом не думал, иначе он не преминул бы насмешливо мне об этом напомнить.
Ты серьезно спрашиваешь, не случилось ли чего? испытующе и все еще недоверчиво спросил он. Святая простота! Большего, мой дорогой, чем случилось, произойти просто не могло. Если бы я не видел этого собственными глазами, то счел бы это невозможным. Или, он и теперь не упустил возможности задеть меня, или счел бы это одной из твоих фантазий. Да, мы заслуженно пережили это. И как быть? Мы сидим с тобой в этой грязной дыре, словно это самое естественное в мире положение, а ты спрашиваешь, не случилось ли чего? снова закрутил он свою шарманку. Ты вообще понимаешь, что мы с тобой единственное, что от всего этого осталось?
Как так, единственное?
Людей больше нет.
Больше нет?
Об этом не стоило бы сожалеть. Но, как ни удивительно, это остается правдой.
И что же со всеми ними произошло?
Они превратились в птиц.
Все?
Вероятно, да, все. Кто знает, может, на другом краю земли кое-кто и остался, но нам не стоит на это рассчитывать. Мы еще можем называть это землей, как ты думаешь? воскликнул он и ударил кулаком по земле, которая мягко, как тесто, подалась вниз от удара. А небо? Где оно? Не перемешалось ли все на свете? Я бы многое отдал, чтобы здесь оказался один из этих занудных ученых, чтобы послушать его объяснения. Не то чтобы нам это сильно помогло, но, во всяком случае, это было бы остроумно и забавно. Впрочем, мое глубочайшее почтение, что ты так доблестно себя повел. Я-то думал, что ты сдашься одним из первых и сам превратишься в птицу. Возможно, что я тогда последовал бы за тобой просто из давней привязанности и природного любопытства. Мне же было бы чертовски тяжело оттолкнуться от земли и полететь. Как бы ни был силен во мне стадный инстинкт. Я бы бросился брюхом на землю и вцепился бы ногтями в грязь. Как быстро, однако, теряются всякие представления о приличии! горько добавил он. Они даже расшвыривают по земле свой белый помет, как будто их с детства не научили другому. Бесстыдство!
Они на самом деле превратились в птиц? спросил я еще раз.
Ты думаешь, у меня есть желание рассказывать сказки?
Все?
Да, все. Ты что, кого-то встретил?
Нет.
Ну, ничего, может быть, к нам сюда скатится еще один добрый друг.
Мы одновременно посмотрели вверх, но ничего не увидели. Я попросил его рассказать, когда это могло бы произойти.
Вскоре после того, как мы с тобой расстались. Вчера, сегодня, завтра кто может точно знать в этом скучном одиночестве? Я ушел в пригород. Почему бы мне было не прогуляться по пригороду для улучшения пищеварения? Мы достаточно плотно поели. Лично я не вижу в этом ничего особенного. Я дошел до устья реки, туда, где начинается море. Едва я там оказался, как все и началось. Это был какой-то бесконечный, нескончаемый шум крыльев. Сначала я подумал, что выпил слишком много вина и был просто пьян. Но ничего подобного. Я был трезвее трезвого. Только треск крыльев мог ввести меня в подобное заблуждение. Этот шум возник где-то у меня за спиной и очень скоро был у меня над головой. Как я уже говорил, это подвергло большому испытанию мой рассудок. Никогда бы не подумал, что на свете так много людей. Там были и дети. Некоторым крылья оказались слишком тяжелы. Они снижались и садились на берег, отчаянно хлопая крыльями. Другие птицы вылетали из стаи и принимались подгонять отставших. Под конец их остались считаные единицы. Они медленно кружили над устьем. Потом и они исчезли за морским горизонтом, и я остался один. К счастью, они меня не заметили. Я встал и направился назад, в город. Мне было интересно, что с ним сталось. Я бы не дал за него ни гроша. Вероятно, он просто растворился и растаял, как и все остальное. При этом я вдруг оказался в тумане и грохнулся в эту дыру, точно так же, как и ты. Странно, что в этом тумане мы не столкнулись друг с другом лбами. Да, мы могли бы. Наверное, тебе больше бы понравилось, если бы и я пропал с ними со всеми? Но тут уж ничего не поделаешь. Я все еще здесь.
Он попытался торжествующе на меня посмотреть, но у него это плохо получилось. Выражение его глаз было скорее просительное, нежели торжествующее. «И как ты мыслишь себе наше будущее?» Он даже ткнул меня локтем в бок, потому что я молча сидел рядом с ним и обдумывал его рассказ.
Нам надо подождать, ответил я.
Подождать? возмущенно воскликнул он. И на что же ты надеешься? Ты что, всерьез полагаешь, что придет кто-то и вытащит нас из этой ямы? Какие же вы все терпеливые ягнята!
Ну, найдется же способ вылезти отсюда, мне хотелось его успокоить.
Найдется способ вылезти отсюда, насмешливо передразнил он меня. Неужели ты так плохо меня знаешь, что вообразил, будто я предался хандре и не попытался этого сделать? Попробуй сам взобраться на эти стены. На два шага не продвинешься, такие они скользкие. Да хотя бы у нас и получилось выбраться, что из этого? Что мы будем там, в этом тумане, делать? Ты надеешься найти там что-нибудь съестное? Я нет. Или давай уж лучше сразу решим, кто кого осмелится сожрать. Мы оба читали об этом в детских книжках. И потом, я тебя умоляю, мой дорогой, ведь остается самый главный вопрос: зачем все это?
Зачем, а? закричал он, вперив в меня яростный взгляд. Он осекся на полуслове. Похоже, ему самому стало стыдно. Видишь ли, я сильно замерз и хриплю, как одна из этих птиц. В любом случае, продолжил он уже более спокойным тоном, это страшно скучно, и об этом-то мы и не подумали. Но больше всего меня удивляет то, что ты, кажется, не видишь ничего особенного в том положении, в каком мы с тобой оказались.
Но мы и раньше частенько пребывали в одиночестве, возразил я.
Но тогда это случалось по нашей воле. Когда же нам становилось очень плохо, мы могли в любой момент выйти из затворничества и повеселиться, глядя на людей. Они, правду сказать, очень хорошо для этого подходят. Теперь же придется любоваться только на собственные рожи, тьфу, черт! он на самом деле с отвращением сплюнул.
Если бы еще ты был женщиной, произнес он совершенно другим тоном. Мне стало от души его жалко, но я ничего не сказал, иначе он бы непременно это заметил.
Прежде, ты знаешь, продолжил он с моего молчаливого одобрения, я ни о чем так мало не помышлял, как о свадьбе, а мысль о детях была мне просто противна. Не то чтобы теперь мои вкусы в этом отношении сильно изменились, но рассудок диктует нам создавать больше жизни в нашем окружении. Впрочем, кто знает, насколько мы еще способны к зачатию. Возможно, что у нас отнят и этот добрый дар. Наверное, стоило бы попытаться. Но для этого нужна женщина. Если бы только у одной из них хватило разума не становиться птицей. Меня это вообще удивляет: в общем, женщины под прикрытием своих бессмысленных поступков очень здраво продумывают действия, чтобы получить выгоду. Или тебе во время блужданий в тумане встретилась одна такая и поэтому ты не заметил всех этих вещей, потому что как раз в это время получал с ней удовольствие? На тебя это похоже.
Однако, что еще хуже, продолжил он свою речь, это то, что у нас, кажется, отняли и свободу определить свой собственный конец. Как же нам покончить с собой? Оружия у нас нет. Эта лужа слишком мелка, чтобы в ней утопиться. Стенки ямы слишком мягки, нам не удастся разбить об нее головы. Некуда даже вбить гвоздь, чтобы на нем повеситься. Короче, мы попали в западню.
Хорошо, набравшись духу, заговорил я, давай для начала осмотримся и поищем женщину.
И куда ты ее приведешь? живо перебил он меня. Об этом ты тоже подумал?
Я не очень хорошо понял, что он имел в виду. Снизив голос до шепота, он рассказал, что еще до того, как его полностью поглотил туман, он увидел на противоположном берегу реки целую толпу каких-то фигур. Среди них были и женщины. Кажется, они, так же как он, с большим изумлением наблюдали за бегством людей в образы птиц. Решив во что бы то ни стало поговорить с ними об этом, мой друг бросился искать мост. Там должна была быть одна женщина.
Один бог знает, как она туда попала. Раньше ее здесь не было, но и там ее быть не могло. Я осторожно направился к ней. Да, она была там, и это на самом деле был мост. Но, когда я добрался до середины, эти идиоты меня заметили и с гвалтом бросились бежать в луга.
Почему же ты не побежал за ними? спросил я.
Я скажу тебе, мой дорогой. Мне вдруг почудилось, что с этим мостом что-то не так. Так и оказалось. Можешь мне не верить, но у моста не было второй половины, и я едва не свалился в реку. Почему его недостроили? Да и потом, каким образом одна половина висела в воздухе? Но как бы то ни было, я как можно скорее повернул назад.
А они с криками убегали от тебя? спросил я.
Да, они, очевидно, боялись меня, с этими словами он наклонился и посмотрел мне прямо в глаза.
Что ты из этого заключил? спросил он.
То были мертвецы, ответил я.
Он удовлетворенно вздохнул:
Да, и я того же мнения. Но чего они испугались, эти глупые создания? Обыкновенно, наоборот, живые боятся мертвых. Но эти как будто вопили: «На помощь! Сюда идет живой!» И почему их никто не охранял? Нам же всегда рассказывали, что должен быть кусачий пес и перевозчик. Нам всегда лгали. Даже когда в этом не было никакой необходимости. Но все равно мы не смогли бы заполучить одну из этих женщин. И если это действительно были мертвецы, то что мне толку от нее? Он снова сплюнул. Куда только делись его хорошие манеры!
Я встал. Он тотчас тоже вскочил на ноги.
Куда ты собрался? заорал он. Я не утверждаю, что он в меня вцепился, но был очень близок к этому.
Сиди здесь и следи за мной, успокоил я его. Я немного пройдусь. Вон та стена кажется мне более крутой и сухой. Может быть, из той глины нам удастся слепить женщину.
Для меня?
Да, для тебя, с этими словами я пошел вокруг лужи, обошел ее и пощупал противоположную стенку, чтобы убедиться, что ту глину можно месить. Дело пошло, и я тотчас принялся за работу. Мне хотелось вылепить из стены женщину. Задача настолько сильно меня захватила, что я бы начисто забыл о своем друге, если бы он не дал о себе знать окликом. «Ну, как дела? крикнул он у меня за спиной. Получается?» Но я не ответил. Я вспотел от напряжения. Мне хотелось сделать все как можно лучше.
Собственно, мой друг говорил все время. Едва он увидел первые очертания женщины на стене, как тут же полилась критика.
Не делай ее слишком большой, поучал он меня. Она же нас побьет. Ноги не должны быть слишком короткими, я этого не терплю. Она будет блондинкой или брюнеткой? Это неважно, но пусть она будет молодой и красивой, уж коль ты за это взялся. Что мы будем делать с уродиной? Их и так полно. Да, и груди должны стоять торчком, он говорил и говорил, но я не обращал на него никакого внимания и делал, что мог.
Потом он снизошел до слов признания.
Черт, а ты кое-что смыслишь в этом деле. Получается вещь. Она чертовски хорошо выглядит. У тебя в голове образец? Ну ладно, я не хочу этого знать.
Но он и этим не смог сбить меня с толку. Я неутомимо лепил женщину.
Потом он незаметно подошел и встал рядом. Я так испугался, что едва не испортил работу. В голосе его зазвучали злые нотки.
Скажи-ка, мой дорогой, для кого ты ее делаешь?
Для тебя, ответил я.
Вот как, для меня? Какое бескорыстие! издевательски протянул он. И что ты будешь делать дальше? Уж не замыслил ли ты сделать для себя кое-что получше? Уж не хочешь ли ты мне сказать, что оставишь мне эту женщину, а сам останешься ни с чем?
Я счел за лучшее не перебивать его и дать ему высказаться.
Я наблюдал за тобой, мой дорогой, продолжил он в том же тоне. Как ты ее трогал! Ты в это время думал обо мне? Ты думаешь, это существо когда-нибудь забудет, как ты лепил ее груди и бедра? Ах вы, шельмы! Вы иногда не в состоянии сложить два и два, но в этих делах у вас все отлично получается. Эта птичка прилетит к тебе только так. Ты же отлично знаешь, что она побежит за тобой, как верная собачонка. Эти твари не уходят от того, кто их сотворил.
Это неправда! возмущенно крикнул я в ответ. Наоборот, они ненавидят своего творца, потому что он не сотворил их совершенными и знает их изъяны.
Это приятно звучит: я делаю это для тебя, он продолжал гнуть свое. Спасибо! Спасибо! Не очень-то приятно быть зависимым от тебя в этом отношении. С этими словами он отвернулся и зашагал на прежнее место, по ту сторону лужи. В самом деле, он вел себя как упрямый ребенок.