Теперь не уйдешь! радостно сказал себе Ж. и тотчас явился ко мне с докладом.
Я выслушал его и задумался: взять по одному, да и то такому неверному указанию Соньки, видимо, состоятельного и интеллигентного господина, поступок довольно рискованный. Я предложил Ж. сперва удостовериться, тот ли это человек, который подкупил Соньку-гусара, и если это он, то найти улики. Мы сообща составили план первых действий, потом я отпустил Ж. и стал ждать результатов.
В тот же вечер Ж., не загримированный, но в старом изношенном костюме, сидел в портерной того дома, в котором жил Синев. Он сел подле самой стойки и вступил в беседу с приказчиком, спрашивая, не знает ли он господ, которые лакея ищут, потому как он по этой должности без малого всю жизнь и теперь без места.
Нет, милый человек, таких у нас нету, ответил приказчик.
Ж. удивился:
Такой огромнейший дом, и с парадом, а господ нет!
Купцы у нас тут живут, контора еще, а из настоящих господ один Синев Яков Степанович. Так им лакея не нужно.
Есть?
Не есть, а не для чего. Сами молодые, год как повенчаны, знакомых никого, и со всем у них одна прислуга справляется. Такая шельма! Анюткой звать. У нас всегда с одним фельдфебелем прохлаждается, когда господ нет.
А, поди, никогда вечером не сидят? Господское житье я знаю
Тут не так, отвечал словоохотливый приказчик. Между ними будто есть что-то. Анютка сказывала, что иногда ужасно даже! То, говорит, целуются, то плачут. Однажды она хотела из окна выброситься, в другой он чуть не зарезался.
Что ж это с ними?
Приказчик пожал плечами. Сидевшая в углу с мастеровым какая-то женщина вдруг обернулась.
Это ты про Синевых? спросила она приказчика.
Тот кивнул. Женщина внезапно оживилась и, поправив на голове платок, заговорила:
Про этих господ ты у меня спроси. Я у их всегда белье стираю и всю-то их жизнь во как знаю! Почему они живут так?
Ж. тотчас поднялся и подошел к прачке. Протянув прачке, а потом мастеровому руку, он сказал:
Позвольте познакомиться, Прокофий Степанов, по лакейской должности. И, садясь подле их стола, прибавил: Очень люблю, когда про господ рассказывают. Дай-ка нам, почтенный, две пары! приказал он приказчику.
Прачка осталась очень довольна. Когда подали раскрытые бутылки, она и мастеровой чокнулись с Ж., и она тотчас заговорила:
Господа-то эти душевные очень, да вот поди не повезло! Барин в ней души не чает, и она в нем, и деньги есть у них, потому что у барина хорошее место, а в доме ужасно что.
Из-за чего же между ними такая контрреволюция? спросил Ж.
Прачка нагнулась к нему и понизила голос до шепота:
Видите ли, она до свадьбы не соблюла себя, он и обижается. Где да с кем? А она плакать да на коленки. А он хвать ее! Бьет, а потом сам на коленки и ноги целовать. Тут обнимутся, и оба плакать. Я однажды в три часа проснулась, в прачечную идти. Анютка спит, что мертвая, а там плач и голоса. Я подошла, и даже жутко стало. Он говорит: «Я тебя убью!» А она отвечает тихо: «Убей!» и тишина вдруг, а потом как он заплачет Анютка сказывает, и часа бы не прожила, если бы не доход
Ж. налил в стаканы пива, чокнулся и спросил:
А из себя красивые?
И не говорите! Прямо парочка. Она-то такая стройненькая да высоконькая, что твоя березка. Волоса густые да длинные. Брови что угольком выведены, и всегда серьезная. Нет чтобы улыбнуться
А сам?
Тоже видный мужчина. Высокий, статный. Сначала как с бородой был, так еще был красивее.
Сбрил, что ли? спросил Ж.
Совсем! Сказывал, шутя, что барыня не любит. Борода-то из русого волоса, большая была такая
Ну, прощенья просим! поднялся Ж.
Что ж, уже идете?
Я еще забреду. Тут, на Клинском живу, отвечал Ж., а сейчас мне надо насчет места наведаться.
Ну, спасибо за угощение!
Не за что!
Молчавший все время мастеровой вынул изо рта трубку и сказал:
Теперь уже за нами!
Пустяки, отвечал Ж. и, простившись за руку с извозчиком, вышел.
Обходительный мужчина, сказала прачка, приятно в компании посидеть.
Убийцы найдены! сказал он и рассказал все вышеописанное.
А обходительный мужчина забежал домой, переоделся и через полчаса уже был у меня.
Убийцы найдены! сказал он и рассказал все вышеописанное.
С этих пор не проходило вечера, чтобы Ж. не распил в портерной на Серпуховской 6, 8, а то 12 бутылок пива в дружеской компании за беседой. Он успел, кроме прачки, познакомиться и с обоими дворниками, и с Анюткой, и даже с ее фельдфебелем, и все не могли нахвалиться своим новым приятелем. Анютка успела рассказать Ж. много интересного и нового. Так, они однажды после крупной ссоры словно помирились и все целовались. Потом собрались ехать к тетке на дачу в Лугу. Уехали, а на другое утро барыня одна вернулась. Бледная, чуть живая, и сразу в постель легла.
Я думала, что барин, может, бросил ее, потому что никогда не было, чтобы они разлучились. А тут и ночь прошла, а его нет. Только рано утром звонок. Я отперла и даже закричала. И барин, и не он! Бороду-то свою всю напрочь сбрил и усы подстриг. «Что это вы?» говорю, а он смеется. «Теперь барыня, говорит, довольна будет. Она мою бороду не любила!» Прошел к ней, и стали они что-то шептаться. Мирились, наверно.
Ж. кивнул ей головою и сказал, подмигивая на фельдфебеля:
А вы небось не прочь, кабы они и недельку у тетки пожили? Праздничек бы справили.
Анютка засмеялась.
Выходит, из-за бороды и мир? снова спросил Ж.
Какой! отмахнулась Анютка. Теперь еще хуже. Барыня все плачет, ночью не спит. Барин туча тучей. Словно схоронили кого.
Ж. больше спрашивать было не о чем. Убийцы были найдены. Я уже со спокойной совестью поручил ему арестовать обоих и доставить в сыскное.
На другой день он дождался, когда Синев уехал на службу, и уже в своем обыкновенном костюме поднялся по парадной лестнице и позвонил у двери, на которой была прибита медная дощечка с надписью: «Яков Степанович Синев».
Анютка открыла дверь и с удивлением взглянула на Ж.:
Вы за мною?
Нет, душечка, спокойно ответил ей Ж. Проводите меня к вашей барыне.
Анютка удивленно вытаращила глаза:
К барыне?
Ну да! Возьми пальто! И Ж., кинув изумленной Анютке пальто, смело вошел в комнаты.
Через кокетливо убранную гостиную он прошел в столовую. Там у окошка сидела Марья Ивановна Синева с задумчиво склоненной головой. При входе Ж. она подняла голову и удивленно, даже испуганно взглянула на него.
Анютка остановилась в дверях.
Ж. приблизился к Синевой, поклонился ей и тихо сказал:
Я агент сыскной полиции и пришел арестовать вас по делу об убийстве Кузнецова.
Она приподнялась, в немом ужасе вытянула руки и бессильно опустилась на стул.
Анютка вскрикнула и убежала.
Ж. с чувством сожаления взял руки Синевой и слегка встряхнул ее.
Не пугайтесь! Это должно было случиться. Ваш муж арестован тоже!
Эти слова словно возвратили ее к жизни. Она вдруг выпрямилась.
Он невинен! закричала она. Это я, я одна все сделала!
Поедемте, и там вы все расскажете
Она покорно встала. Ж. помог ей одеться, вышел с нею и запер квартиру, спрятав ключ в карман. У подъезда уже стояла толпа, и в середине ее Анютка что-то рассказывала, оживленно жестикулируя. Ж. взглянул в ее сторону и коварно улыбнулся. Дворник по его приказанию привел извозчика. Он усадил Синеву, сел подле нее, и через 20 минут я уже принимал ее в своем кабинете.
Ж. тотчас пошел в Страховое общество и попросил немедленно вызвать Якова Степановича Синева. Словно предчувствуя недоброе, он вышел взволнованный и бледный.
Что вам нужно?
Меня послала за вами ваша супруга, ответил Ж. Она зовет вас немедленно.
Куда? Что с ней? Синев побелел как бумага.
Я вам все расскажу по дороге. Едем! настойчиво повторил Ж.
Синев кивнул головой, скрылся и через минуту вернулся со шляпой в руке.
Я готов!
Ж. вышел с ним и крепко взял его под руку.
Куда вы меня ведете? спросил он.
Два шага отсюда. В сыскное отделение, отвечал Ж. Там ваша супруга.
Синев опустил голову
Ж. передал мне Синева, а я тотчас послал его на Серпуховскую собрать улики, если такие найдутся.
Когда он вошел в портерную, она была набита народом и все жадно слушали в сотый раз повторяемый рассказ Анютки.
Отворяю, это, я дверь, и вдруг он!.. произнесла она и замолкла с раскрытым ртом.
Все оглянулись. На пороге портерной стоял этот он, Ж.
Ну, Анна Васильевна, шутливо произнес он, пройдемте с вами в квартиру, да прихвати мне дворников и понятых.
Анютка вышла из оцепенения и покорно пошла за агентом.
У дверей квартиры стояли уже околоточный, дворники и понятые. Ж. вошел в квартиру и велел Анютке показать барынины платья. Их было восемь. Ж. пересмотрел их и тотчас отделил одно, подол которого оказался залитым стеарином. Он свернул это платье и составил протокол осмотра. Потом, обратившись к Анютке, сказал ей:
Ну, Анна Васильевна, а вы собирайте ваши пожиточки и переселяйтесь отсюда. Вы последите, обратился он к околоточному, а потом закройте и опечатайте квартиру!
Дело об убийстве Кузнецова разбиралось в феврале следующего года. На скамье подсудимых сидели: Синев, бледный, исхудавший, с окладистой русой бородой; жена его, походившая на прекрасную восковую фигуру, страшную в своей апатичной покорности, и похудевшая Сонька-гусар. Присяжные заседатели услышали тяжелую семейную драму, драму двух любящих существ
Присяжные заседатели услышали тяжелую семейную драму, драму двух любящих существ
Синев женился на Марье Ивановне Крапивиной по любви, на которую она отвечала ему взаимностью. И с первой же ночи началась их казнь. Синев узнал страшное прошлое своей жены: она была бедная сирота, окончила Николаевский институт и сразу поступила гувернанткой к девочке у вдовца. Вдовец совершил над ней насилие, потом отказал ей от места.
Синев, слушая эту повесть, испытывал и безумную ревность, и жгучее сострадание. «Кто он?» Но она не говорила. Между ними настал ад. Он бил ее, а потом вымаливал прощение. Он заставлял ее повторять историю ее несчастья, останавливаясь на самых оскорбительных подробностях, и потом обзывал ее самыми обидными именами. Наконец он вырвал у нее имя, узнал его и много раз был готов убить его. Жизнь стала невыносимой, и в одну безумную ночь они решили, что Кузнецов должен быть убит. Эта мысль охватила их обоих, и они сдружились в жажде отмщения.
Он нашел Соньку-гусара, обдумал весь план и привел его в исполнение. Для этого он купил у Брабеца кинжал-нож. В 6 часов они заняли 2-й номер и пили в нем, поджидая жертву. Потом он отодвинул шкаф и открыл дверь. В 9 часов они услышали голоса его и Соньки. Их разделяла только стенка шкафа. Часов в 10 Сонька ушла. Вошел слуга и ушел, хлопнув дверью. Они подождали еще с полчаса, затем Синев отодвинул шкаф и вошел в номер. Она следила. Он отомстил своему врагу
Когда они вернулись в номер, она лишилась чувств. Он закрыл дверь, задвинул шкаф, вымылся, привел ее в чувство. Они дождались 5 часов утра и уехали домой. Он уехал в Псков, вернулся оттуда в другом пальто и обритый.
Присяжные чуть не плакали, слушая их душевную драму, и содрогались, слушая историю мести.
Защитник сказал блестящую речь, но присяжные все-таки нашли их виновными, и суд приговорил их к каторжным работам: его на 18 лет, а ее на 12 лет. Соньку-гусара оправдали.
Для Ж. за это дело я выхлопотал награду.
Сумасшедший палач
Это было еще в начале моей полицейской карьеры, если не ошибаюсь, в 1857 году
Осенью, в последних числах сентября, ко мне, в то время полицейскому надзирателю Спасской части, вошел вестовой Сергей и доложил:
Неизвестный человек, не объявляющий своего звания, целый день трется около конторы квартала и ищет случая припасть с личной просьбой к вашему высокородию. Человек подозрителен
Неизвестный человек, не объявляющий своего звания, целый день трется около конторы квартала и ищет случая припасть с личной просьбой к вашему высокородию. Человек подозрителен
Почему?
Дал мне тридцать копеек, чтобы я допустил его на разговор с вашим высокородием наедине.
Позови, говорю.
Через несколько минут Сергей ввел в кабинет субъекта лет, по-видимому, сорока, одетого в обыкновенный мещанский наряд. Это был лысый, высокого роста человек.
На вопрос, что ему надо и кто он, неизвестный отвечал, что он динабургский мещанин, Яков Дорожкин, недавно прибыл из Динабурга, и что паспорта не имеет, а остановился на Васильевском острове у своего кума, бессрочно отпускного матроса Балтийского флота, Семена Грядущего, который вот уже несколько лет служит у адмирала Платера кучером.
Отрекомендовав себя подобным образом, этот странный человек вдруг встал на колени и, просительно складывая руки, заговорил:
Явите Божескую милость, ваше высокородие! Окажите ваше высокое содействие моему куму, Семену, к определению в должность
Да ведь он служит, твой кум Семен, сказал я. Какой еще ему службы надо?
Служит он действительно, ваше высокородие, и при хорошем месте состоит Только сделайте такую милость, определите его в палачи!..
Как уже ни наторел мой полицейский слух ко всякого рода заявлениям, однако мне показалось, что я ослышался
Чего? Куда? переспросил я.
Палачом хочет быть кум Семен, ответил ясно Дорожкин. Сделайте такую милость, ваше высокородие, похлопочите
Я велел ему встать, а сам невольно задумался, удивленно поглядывая на неожиданного просителя Тот стоял, почтительно вытянувшись и пожирая меня глазами, блестевшими из-под его морщинистого, лысого, узкого и высокого лба.
Надо заметить, что на основании существовавших в то время законоположений правительство предлагало обязанности палача лишь преступникам, подлежавшим лишению всех прав состояния и ссылке в Сибирь или к отдаче в арестантские роты. Но даже и при этих условиях кандидатов на данную должность почти не находилось. Да оно и понятно: роль палача не свойственна русскому человеку, и даже среди арестантов охотников на нее всегда было мало. Правительство даже циркулярно в разных губерниях по тюрьмам разыскивало желающих принять на себя эти ужасные обязанности.
Вот почему после нескольких минут раздумья я решил, что дело, во всяком случае, надо расследовать, и тотчас задал вопрос о том, судился или нет когда-либо его кум.
Оказалось, что Дорожкин этого не знает. И он снова повторил, что его кум, Семен Грядущий, просит во что бы то ни стало выхлопотать ему определение на должность палача, обещая не пожалеть на это никаких расходов, лишь бы, впрочем, об этом до времени не было известно адмиралу Платеру.
Потому, видите ли, что адмирал с трудом отпускает кума со двора, разве раз в месяц в баню. Вот я за него и прошу. А так как кум завтра, кстати, именинник, то позвольте порадовать его, что вы взялись хлопотать по его делу
Заинтересованный еще более как ходатаем, который, казалось, вполне искренне желал угодить своему приятелю, так и особенно личностью человека, который, живя на свободе и в известном достатке, стремился принять на себя ремесло палача, я решил заняться этим делом основательно.
Прежде всего я справился, почему он обратился именно ко мне, а не к другому и кто его ко мне направил. Ответы получил удовлетворительные: рекомендовал ему меня как могущего выхлопотать такую должность письмоводитель и паспортист квартала, служивший несколько лет у квартального надзирателя Шерстобитова.
Я объявил странному ходатаю, что завтра по делам службы буду на Васильевском острове и чтобы он вместе со своим кумом к часу дня явился в гостиницу «Золотой якорь», куда я заеду к этому времени.