Она не одна, поправила Сомин. У нее есть я.
Конечно, у нее есть ты. Хальмони похлопала Сомин по руке.
Сомин-а! воскликнула ее мать, перебежав через улицу. Здравствуйте, хальмони Хван. Она склонилась в поклоне.
Мун Сухюн, ты выглядишь как сестрица Сомин, но никак не мать!
Мать Сомин покраснела. «Так и есть», подумала Сомин. Ее мать всегда лучилась молодостью. Несмотря на то через что ей пришлось пройти она забеременела сразу после окончания старшей школы, а когда Сомин была еще совсем малышкой, потеряла мужа, она всегда была оптимисткой. Сомин удивляло, как она не унаследовала ни капли этой позитивности.
Сомин-а, я пойду куплю чего-нибудь попить для грузчиков. Они так усердно работают, а внутри так жарко, что хоть яичницу на полу жарь. Можешь последить за всем, пока меня не будет?
Конечно, согласилась Сомин. Сколько она себя помнила, мать всегда доверяла ей все дела, и она уже давно к этому привыкла. Мама часто говорила, что Сомин серьезно ко всему относится, всегда стремится к идеалу.
«Как мне повезло, что у меня такая дочь, повторяла она. Я понятия не имела, что делаю, но с тобой все стало в тысячу раз проще».
Раньше Сомин нравилось, когда мама так говорила. Она чувствовала себя нужной. Но, говоря по правде, Сомин воспитала свою мать не меньше, чем та воспитала Сомин.
На обратном пути в квартиру Сомин резко остановилась, заметив Чуну на перилах лестницы снаружи тот обмахивался веером. В голову Сомин пришла мысль столкнуть его вниз. Скорее всего, падение с двух этажей его бы не убило он все-таки токкэби. Зато это доставило бы Сомин огромное удовольствие.
Чуну поднял голову возможно, на звук ее шагов, а может, его сверхъестественная чуйка токкэби заставила его посмотреть наверх. Он дерзко усмехнулся.
Сомин решила не обращать внимания и попыталась его обойти, но Чуну преградил ей путь.
К чему такая спешка? полюбопытствовал он. Разве не ты хотела сбежать подальше из душной квартиры?
Я сбежала, чтобы не видеть тебя.
Чуну рассмеялся. Сомин надеялась на противоположную реакцию.
Ли Сомин, как больно ранят твои слова!
Ага, конечно.
Я серьезно. Ни разу в жизни я не был так заинтригован человеком. Неужели ты не хочешь дать мне шанс?
Его вкрадчивые речи застали Сомин врасплох. Красота Чуну была одновременно мягкой и грубой. Его лицу крайне шла ухмылка. И Чуну не мог этим не пользоваться, так что насмешливая улыбка практически никогда не сходила с его лица.
Вот почему Сомин ненавидела один только вид его самодовольной физиономии с самой первой их встречи. Чего это он такой самоуверенный? Не то чтобы это была его заслуга. Чуну просто родился с красивой внешностью нечем хвастаться. И что еще хуже, как только он начинал говорить, он мигом притягивал все взоры. Как будто важнее его речей ничего на свете не было. Вероятно, он так и считал, поскольку в девяти случаях из десяти говорил о себе. Напыщенный осел.
Нет, даже будь ты последним парнем на земле.
Хорошо, что я не просто парень. Улыбка Чуну стала шире.
Сомин изобразила приступ тошноты.
Меня сейчас вырвет.
Держу пари, если постараюсь, я мог бы изменить твое мнение.
Сомин саркастично усмехнулась.
Посмотрела бы я на это, выпалила она прежде, чем успела подумать. И вспомнить, что токкэби любил воспринимать все буквально, особенно если представлялась возможность позлить ее.
Ухмылка Чуну переросла в полноценную улыбку:
Значит, хочешь взглянуть?
Казалось, что-то овладело Сомин, какое-то непреодолимое чувство соперничества, с которым она не могла бороться. Она вздернула подбородок:
Конечно. Постарайся уж.
Чуну сделал шаг вперед, и каждый мускул Сомин напрягся, но она не отступила. Она знала таких парней: они вечно блефуют. В этой игре она не проиграет.
Я бы сказал, что мне нравится в тебе все. Мне нравятся твои волосы.
Чуну взял прядь ее волос и пропустил сквозь пальцы. Сомин держала голову прямо, и его ладони размытым пятном мелькали на периферии ее зрения. Она отказывалась отводить от него взгляд. Это была игра воли, и ее воля была сделана из стали.
Мне нравятся твои руки.
Чуну приподнял руку Сомин, рассмотрел ее, и уголки его губ приподнялись в улыбке. Сомин искала в ней насмешку, но Чуну выглядел совершенно очарованным, переплетая свои пальцы с ее. Он был хорош. Но Сомин не провести красивыми слова и этими его улыбочками.
Я люблю твои губы.
Взгляд Чуну скользнул вверх, остановившись на новом объекте его фальшивой привязанности. Он крепче сжал ладонь Сомин, придвинулся ближе. Она видела только его глаза. Чуну наклонил голову вниз. Сердце Сомин пустилось в галоп. Так быстро, что грудь у нее почти загудела. Удивительно, и как еще ее тело не начало вибрировать? Или оно вибрировало, а она просто этого не чувствовала? Сомин по-прежнему не двигалась. Она ждала. Чуну приблизился еще ближе, и его губы оказались всего в сантиметре от ее.
Я люблю в тебе всё, проговорил он, и Сомин почувствовала его дыхание на своих губах. Вот бы оно было моим.
Сердце у нее бешено колотилось, но она заверила себя, что это из-за жары.
Ты так эгоистично используешь слово «любовь», промолвила Сомин.
Может, его шокировали ее слова, а может, он устал от собственной игры, но Чуну наконец отступил. Она победила, хотя и не чувствовала столь вожделенного триумфа: ее сердце по-прежнему не желало успокаиваться.
Эгоистично? Чуну отпустил ее руку.
Ты под этим словом имеешь в виду, что хочешь владеть человеком. А это довольно эгоистично. Сомин поблагодарила богов за то, что ее голос прозвучал спокойно и ровно. Ты любишь то, что есть у девушки, а не ее саму.
На мгновение повисла тишина, а затем Чуну откинул голову назад и громогласно расхохотался.
О, Ли Сомин, с тобой определенно следует считаться. Чуну вдруг заговорил старомодно. И что еще хуже, из его уст это прозвучало неплохо. Стоит ли удивляться, что я с нетерпением жду наших маленьких спаррингов?
Это не спарринг. Я искренне ненавижу тебя, отрезала Сомин.
От ненависти до любви Чуну пошевелил бровями.
Что бы Сомин ни собиралась ответить, ее прервал грубый голос, раздавшийся позади.
Здесь живет Нам Сунбун?
Больше нет, обернулась Сомин.
Где мой бесполезный сын? спросил мужчина, и Сомин удивленно приподняла бровь.
Она смутно помнила отца Джихуна. Но могла сказать, что годы его не пощадили. Когда-то он был высоким должно быть, Джихун ростом пошел в отца, но сгорбился, как будто у него не осталось сил держаться прямо. У него были редеющие седые волосы, рябое лицо и морщины, расходившиеся в разные стороны от прищуренных глаз. Меж его пальцев висела все еще зажженная сигарета, как будто он только что вытащил ее изо рта.
Вот уж с кем Джихуну точно сегодня не стоило видеться.
Не уверен, о ком вы говорите, господин, сказал Чуну приятным голосом, но в его глазах стоял лед. Еще никогда Сомин не видела в токкэби столько холодности.
А кем еще может быть мой сын, по-твоему? Только неблагодарным бездельником, которому за пятнадцать лет ни разу не пришло в голову родного отца навестить.
Все. Больше Сомин не могла держать язык за зубами.
Возможно, он бы и навестил, если бы знал, где вы живете.
Мы знакомы? протянул господин Ан, пристально глядя на нее.
Я подруга Джихуна, и, в отличие от вас, я последние пятнадцать лет присутствовала в его жизни.
Ах ты дерзкая соплячка, процедил господин Ан, стиснув пожелтевшие зубы.
Сомин двинулась вперед, но Чуну остановил ее. Он не пытался ее удержать, но его жест заставил ее замяться, одуматься. Впервые в жизни Сомин была благодарна Чуну за то, что он рядом, иначе она не знала, что бы сказала или сделала отцу Джихуна.
Ну, учитывая, что мы встречаемся в первый раз, полагаю, нужно сперва представиться. Чуну протянул руку. Я Чуну, а вы?..
Господин Ан проигнорировал его и, повернувшись, крикнул:
Ан Джихун! Выходи поздороваться с отцом, неблагодарный мальчишка!
Дверь открылась, и наружу вышел Джихун. На лице у него застыло пустое и холодное выражение. Вот только Сомин достаточно хорошо его знала, чтобы заметить, как у него дергается щека. Миён тоже вышла, и взгляд у нее был жестким, как будто она готовилась к драке.
Что ты здесь делаешь? тихо и отрывисто спросил Джихун.
Несколько месяцев назад ко мне заявился частный сыщик, начал что-то вынюхивать. Сказал, что его нанял какой-то важный полицейский из Сеула, чтобы найти меня. Сказал, что это связано с моим сыном. Поэтому я подумал, что самое время проверить, как у тебя дела. Отец Джихуна затянулся сигаретой и выпустил ленивые клубы дыма.
Важный полицейский из Сеула. Это мог быть только один человек. Хэ Тхэу. Миён сжала кулаки. Должно быть, она подумала о том же, о чем и Сомин. Ее отец человек, который сблизился с Джихуном, чтобы найти Миён, даже из-под могильной плиты мешал им спокойно жить. Прошлой весной он пытался убить Миён, а теперь по его вине отец Джихуна снова в городе.
От Сомин также не ускользнуло, что частный детектив нашел отца Джихуна несколько месяцев назад, но тот пришел только сейчас. Видимо, что-то ему понадобилось.
Ребята, можно нам минутку побыть одним? спросил Джихун.
Сомин хотела сказать «нет», и, судя по молчанию Миён, та была с ней солидарна.
Джихун, должно быть, тоже это почувствовал, потому что обернулся к отцу:
Можем спуститься и поговорить наедине?
Вместо ответа мужчина жестом пропустил Джихуна вперед.
Сомин двинулась было за ними вниз по лестнице, но Чуну удержал ее:
Он хочет разобраться с этим сам.
Сомин хотела возразить. Хотела закричать, что это несправедливо. Что Джихун этого не заслужил. Но она знала, что правильные и справедливые вещи редко случаются в этом мире. Разрушенная жизнь ее друзей служила тому доказательством. Она повернулась к Миён.
Нельзя же просто тут стоять! Этот ублюдок издевался над Джихуном все его детство!
Взгляд Миён был прикован к верхней площадке лестницы.
Я бы хотела выкачать из него всю энергию и оставить его тело гнить.
Даже Сомин поразила злоба, прозвучавшая в голосе Миён.
Ты все еще можешь это сделать?
Есть только один способ выяснить. Затем она вздохнула. Но, когда вернулся мой отец, мне хотелось поговорить с ним наедине. Вероятно, Джихуну нужно то же самое. Миён вошла в квартиру.
И, оказавшись без поддержки, Сомин последовала за ней следом.
6
Чуну велел Сомин не лезть в разговор Джихуна с отцом, но это не значило, что Джихуна не надо подстраховать. Чуну знал таких людей, как господин Ан: сущие пиявки. Исчезают, когда в них нуждаются больше всего, и возвращаются, чтобы высосать все, что удастся. У такого человека могло быть только две причины объявиться: он от чего-то убегал или ему было что-то нужно. В любом случае, надо с ним разобраться быстро и навсегда.
Чуну прислонился к передней стене здания, вне поля зрения говорящих, но достаточно близко, чтобы с его слухом токкэби он мог все разобрать.
Здесь для тебя ничего нет, говорил Джихун.
«Не показывай слабости, подумал Чуну. Заставь его думать, что тебе нет до него дела. Не позволяй ему уязвить твою гордость».
Это не тебе решать. Господин Ан затянулся сигаретой. Скверная привычка, по мнению Чуну.
Ты можешь зайти, но не найдешь внутри ничего, кроме грязи. Хотя для тебя в самый раз, сказал Джихун.
Послышался шлепок. Кожа соприкоснулась с кожей. Такой звук обычно раздается от удара раскрытой ладонью. Даже не удара пощечины. Пощечины, которой хотят пристыдить так же сильно, как и причинить боль.
Перед глазами у Чуну стала красная пелена. Он сжал кулаки, кожа горела от гнева. Он знал, что это не просто ярость в нем разгорался огонь токкэби. Но нет: он не пользовался им веками и не собирается сейчас. Даже когда его захлестнули воспоминания о собственном несчастливом детстве. Отец Чуну не гнушался ни бить, ни унижать сына. Но он мертв уже много веков, а отец Джихуна был хоть и ублюдком, но человеком. Не стоит вмешиваться и тем более использовать сверхъестественные силы.
Больше ты мне ничего не сможешь сделать, жестко произнес Джихун. В его голосе слышался вызов.
«Хорошо. Не позволяй ему видеть твою боль», Чуну одобрительно кивнул.
Неблагодарная дрянь! Я четыре года одевал и кормил тебя и вот чем ты мне отплатил?
Ты обо мне едва заботился, да и то делал лишь потому, что боялся признать: отец и муж из тебя никудышный! Когда ты загремел в тюрьму, мы только с облегчением вздохнули.
Что-то я не вижу здесь твоей шлюхи-матери! закричал господин Ан. Чем она лучше меня?
Зачем ты вернулся? взорвался Джихун. Тебе деньги нужны?
Послышался звон рассыпавшихся монет. Как будто он вывернул карманы.
Вот! Больше у меня ничего нет, заявил Джихун.
А как же деньги, которые тебе бабка оставила? У нее их полно должно было быть. Вечно твердила: откладывай сыну на учебу! Где эти деньги?
Нет их больше я ими за аренду расплачивался, чтобы не пришлось жить на улице. И даже если бы что-то осталось, я бы тебе ни воны не дал.
Ах так? И что же мне помешает их забрать, щенок? хрипло расхохотался господин Ан.
Хочешь узнать? спросил Джихун.
Теперь Чуну забеспокоился. Ан старший был задиристым подонком, и, если бросаешь ему вызов, нужно быть готовым к атаке. Такие люди хуже бешеных животных, боящихся потерять почву под ногами. Кажется, подумал Чуну, пришло время вмешаться.
Не думай, что видишь меня в последний раз, прошипел господин Ан.
Ах, так он не из тех подонков. Он из трусливых.
Чуну услышал приближающиеся шаги и отступил в тень переулка. Дождавшись, когда господин Ан будет проходить мимо, он протянул руку и втянул мужчину за собой в темноту.
Что за
Я предупреждаю тебя первый и последний раз. Чуну отбросил Ана к стене. Тот рухнул на четвереньки. Держись подальше от Джихуна и никогда не возвращайся.
Чуну достал из бумажника несколько крупных купюр, и господин Ан удивленно на них вылупился.
Больше ты ни воны от нас не увидишь, так что будь благодарен и проваливай. Поверь мне, я знаю нужных людей. Стоит мне их только попросить и твоего исчезновения никто даже не заметит. Усек?
Господин Ан бешено закивал, не отрывая взгляда от денег.
Чуну бросил ему банкноты, и те разлетелись в разные стороны.
Отец Джихуна спешно заползал на четвереньках, стирая об асфальт костяшки пальцев в попытке схватить деньги. Затем поднялся на ноги.
Я заслужил большего за все заботы об этом мальчишке.
Сомневаюсь, что ты когда-либо утруждал себя заботами о сыне. И не верю, что собираешься в будущем. Так что бери деньги и уходи.
Взгляд господина Ана метнулся по сторонам, как будто он задавался вопросом, есть ли у него шанс. Он бросился к бумажнику в руках Чуну, но дотянуться не успел токкэби схватил его за запястье. Старик взвизгнул, вырываясь, на коже у него появился красный ожог.
Что за хрень?
Убирайся отсюда. Сейчас же. Пока я не передумал, процедил Чуну сквозь сжатые зубы.
Господину Ану не было нужды повторять дважды. Развернувшись, он выбежал из переулка.
Чуну уставился на свои ладони. Они все еще горели от гнева. Огонь токкэби разгорался из-за сильных эмоций. И хотя у Чуну отец не был жалким алкоголиком-хулиганом, как у Джихуна, своя жизнь его заботила куда больше, чем воспитание сына. Эгоистичность господина Ана вызвала слишком много воспоминаний, которые Чуну долго старался забыть.
Ты всегда умел произвести впечатление.
Чуну вздрогнул при звуке знакомого голоса. Он было притворился, что не услышал, но знал, что это все равно бесполезно.
Он пытался избежать этой встречи. С тех пор как на его пороге появился тот тупоголовый токкэби, утверждавший, что его послал Хёк. На самом деле именно тревога заставила его сегодня покинуть квартиру в поисках компании.