Барс покосился на рыбёшку.
А будет ли у нас с тобой потом? горько вздохнул рыжий кот.
Завтра в суд повезут, махнул уцелевшей лапой Марат, а там и свободная жизнь. После суда на волюшку выпустят, разве это плохо, друг. Будет у нас с тобой и потом, и после, и через год. Быть шпионом, это я тебе скажу, большая удача
Барс принюхался к сушёной рыбке. Взял её за хвост, постучал пучеглазой головой о стол.
Хочешь сказать, что нас не расстреляют? не поверил рыжий.
А зачем в нас стрелять?.. мы ведь шпионы Москвы, весело скалил морду Марат. Ты главное не отпирайся, земляк. Соглашайся с ними, говори, что твой дед жил в Москве или бабка жила в Мытищах. Говори, что ты идейный, и тебя не убьют. Вот увидишь! Потому что самой Москве служишь, а не какой-то второстепенной державе.
Барсук наклонился ближе к кошачьему уху и зашептал, будто их кто-то мог подслушать.
Всё будет хорошо, братец не бойся. Москва своих не бросает.
Глава 3
Абрамяу затаился на крыше спортивного комплекса «Луч». Он присматривал за двумя автозаками, стоящими у здания суда.
Возле машин прохаживались кабаны из комендантской роты. Свинорылые конвоиры не вынимали сигарет из пасти, много шутили, громко смеялись.
В белом обтягивающем лыжном костюме Абрамяу выглядел потешно. Ещё в «Молоке» Жюль отвесил пару шуточек, назвав его пухляшом. Но хозяин кабака не обиделся. Он часто любовался собой в зеркале и кроме неземной красоты ничего там не замечал.
Прячась за обледенелым бортиком, Абрамяу присматривал за охранниками в театральный бинокль. На нём белый костюм, белые валенки, белые перчатки, белая сумка через плечо и белая шапка-балаклава. Всё подобрано для полной маскировки; даже бинокль обмотан медицинским пластырем. Роль Абрамяу сводилась к тому, чтобы координировать группу захвата во главе со Шмалем, которая должна освободить рыжего друга.
Спортивный комплекс и городской суд разделяла лишь дорога с двусторонним движением. Перемалывая кучи снега, по дороге ездили редкие машины, по тротуарам ходили гражданские в шубах и фуфайках.
Полчаса назад к служебному входу или выходу это кому как повезёт, подъехала большая машина с будкой. Первым из машины вывели гибридного барсука. Тот весело щурился, словно привезли за премией. Вторым взашей толкали Барса. Лапы ему сковывали наручники. Рыжий казался гибридом, раздавленным обстоятельствами.
Абрамяу достал из сумки рацию, тоже белого цвета и нажал кнопку вызова.
Рация зашипела, и хозяин «Молока» деловито сказал:
Я сокол, я сокол. Приём
Слышу тебя, сокол. Я быстрый мустанг. Какого хрена тебе надо? Приём
Голос из рации принадлежал Шмалю. Чёрный сам наградил себя лошадиным позывным и лично руководил грандиозной операцией.
Абрамяу знал, что план разработан на скорую лапу за одну бессонную ночь, оттого здорово волновался. Но боялся он совсем чуть-чуть, поскольку в душе зажиточный кот оставался прежним шкодливым пронырой; а сидеть на крыше во всём белом и просто глазеть в бинокль, чтобы сообщить по рации, мол, пацаны вам пора это совсем неопасно и даже весело.
Проверка связи, быстрый мустанг. Пока всё тихо. Отбой.
Отключив рацию, Абрамяу спрятал её в сумку.
Суд намечен ровно на двенадцать часов дня. Значит, есть время вздремнуть.
Абрамяу поправил тонюсенький, словно антенна хвост, упакованный в специальный чехол лыжного костюма и, свернувшись калачиком, сладенько задремал.
***
В зале, как говорят в Стране Сибирь шишке кедровой негде упасть.
В первых рядах в полицейской форме, с медалями и при погонах сидели волки. За волками толкались, визжали и сквернословили полсотни кабанов. По углам, в проходах и на галёрке ютилась пресса в массе своей собачье племя. На скамье обвиняемых, за решёткой двое гибридов: рыжий кот и улыбчивый однолапый барсук. Место судьи ещё не занято, но все знали, что расстрельное дело ведёт пожилой человек по фамилии Черепанов.
В комнате, примыкающей к залу суда, шло совещание. На нём присутствовали только два человека.
Я очень тороплюсь, господин Черепанов. Так что не будем тянуть кота за хвост, сделаем всё как велено и разойдёмся по домам. Сегодня, кстати, на ужине во дворце корейку обещали. Вот хочу успеть, чтобы тоже мне досталось. А то знаете, как бывает подходишь последним к столу, а там только кости горой, сказал старший советник князя Парамон Лизнёв, мечтая скорее откушать вкусностей во дворце.
Судье Черепанову было восемьдесят два года. Ему бы на покой, к внукам, а он всё сажал антропоморфных преступников и сажал: кого на малый срок в лагеря, кого на каторгу отправлял, а иных приговаривал и к «высшей мере».
Сегодня дело простенькое и разбирать нечего, поскольку пришло прямое указание от князя Витольда: судить шпионов по всей строгости сибирского закона, приговорив обоих к смертной казни без права на обжалование и амнистию. Князь настаивал с решением не тянуть, передав свои пожелания через советника Лизнёва.
Судье Черепанову и в голову не пришло спорить с государем. Работу свою он очень любил, антропоморфных граждан никогда не любил потому расстрел, казался, справедливым вердиктом. Зачем здесь спорить?
Парамон встал из-за стола, пожал дряхлую руку судьи и вышел из кабинета. Ещё предстояло пройти через зал, сквозь неровный строй гибридных солдат и журналистов. Советник не тушевался, расталкивая локтями кабанов. Он наигранно прятал лицо за ладонью от фотовспышек, скалящихся антропоморфных репортёров.
Пробив себе дорогу сквозь толпу, на выходе из зала, Парамон встретился лицом к лицу с капитаном Зубовым. Подойдя близко к Стасу, он мимоходом бросил всего два предложения, состоящие исключительно из глаголов: «Договорились обменяться. Забей».
***
Судья Черепанов трижды призывал соблюдать порядок в зале. После третьего предупреждения освободилось с десяток мест. Самых голосистых свиней попросили покинуть помещение. Но даже на морозной улице, под стенами суда рьяные поборники справедливости скандировали заготовленные речёвки. Они отчаянно вопили: «И только Сибирь, и только Якутск», «Смерть шпионам ножи шампиньонам», а также знаменитый девиз солдат-первогодков «Дайте-дайте сухарей». Полицейским пришлось захлопнуть все форточки, чтобы крики демонстрантов не мешали процессу. Потому что оставшиеся в зале кабаны волей или неволей тоже начинали поддерживать известные лозунги
Когда в зале всё-таки наступила тишина, судья дал слово прокурору.
Гибрид северного оленя в синем мундире, застёгнутом на все пуговицы и погонами в золотой бахроме, никогда не носил головного убора, потому что из антропоморфного черепа росли приличных размеров рога: не слишком ветвистые, чашеобразные, высотой не более полуметра. Многие олени подпиливали своё природное украшение. Кто-то стругал лишь верхушки, иные рубили под корешок. Но прокурор Солёный предпочитал натуральную стать. Потому никогда не пользовался общественным транспортом и был узнаваем издалека на страх своим многочисленным врагам.
Прокурор выступал страстно, зажигательно, напористо. Надавив лапами на трибуну, он тряс рогатой головой, дважды пил сладкий морс и неистово требовал расправы над московскими шпионами. Он так горячился, что любому в зале стало явственно видно, как преданно и фанатично гибридный олень любит свою сибирскую страну.
Во время выступления прокурора судья Черепанов развлекал себя размышлениями о житейских мелочах.
Натянув на морщинистый лоб квадратную шапочку, старик вспоминал полил ли он или не полил фикус на подоконнике; а ещё интересовал новый утюг в кладовке, который позавчера куплен в магазине бытовой техники. Судья точно не помнил, в какую сторону надо повернуть кругляшок, чтобы прибор включился на полную мощность.
Когда гибридный олень закончил свою речь, судья вспомнил, что колёсико поворачивать надо направо, где стояли три чёрных точки. Черепанов обрадовался и хлёстко стукнул молотком по столу, предоставляя слово адвокату.
В зале снова поднялся гул, потому что адвокат отсутствовал, что впрочем, было делом привычным для подобных процессов. Если бы судили вороватого соболя или крутого авторитета из росомах, то, несомненно, адвокаты, которыми в большинстве своём работали гибридные лисы, шуршали бы бумагами, постоянно тявкали, бесконечно требуя перенести заседание на завтрашний день.
Сегодня место адвоката пустовало, а значит, обвиняемые защищали себя сами.
Подсудимые, у вас есть, что сказать суду? спросил Черепанов.
Рыжий даже голову не поднял.
Барсук замотал улыбчивой мордой, подтверждая, что он сегодня за адвоката и ему есть чем поделиться с судом.
Слово предоставляется защите, с сожалением объявил Черепанов, надеясь, что речь зверюшки будет немногословной.
За решёткой в полосатых пижамах обвиняемые выглядели непрезентабельно. Барс походил на больного чахоткой каторжника, дни которого сочтены, а вот покалеченный медведем Марат, излучал безмерное счастье, переходящее в сумасшедший восторг. У него не было одной лапы, но барсук источал надежду, как упрямо выпрямляется весенняя, стойкая травинка под кабаньим копытом. Потому что Марат знал что-то особенное о громком процессе, больше напоминающем судилище или незамысловатую игру в поддавки.
Моё имя Марат! громко сказал барсук. Мне перед вами скрывать нечего. Да!.. я шпион, я агент Москвы и не жалею о своём выборе! Мой рыжий друг тоже служит Москве. И можете не сомневаться, и знайте все!.. мы делали свою работу лучше других шпионов. Мы принесли много пользы своей стране. Нам просто не повезло в тот день
Черепанов заметно удивился. Обычно во время выступления обвиняемых кабаны в зале топали башмаками, пихали в пасть толстые пальцы и свистели, словно на свинохоккее. Сегодня же было непривычно тихо, потому что барсук и не думал юлить, оправдывая себя. Он сознался так быстро, что свиньям стало вообще неинтересно переживать за тех, кого к утру кокнут, пустив пулю в лоб. Многим кабанам хотелось ещё послушать свидетелей и попытаться разгадать шпионскую загадку, тем более что в зале находилась одна примечательная свидетельница.
Формы её виделись кабанам грандиозными. Она сидела где-то в середине зала. Её сарафан с блестящей медалью на лямке сообщал зрителям, что Шалайя готова сказать такое, какое не знает никто в холодной стране и в жаркой державе, между прочим, тоже.
Сегодняшний суд казался бледным и скучным. Но как бы судья ни спешил закончить заседание точно к полднику потому что уже заказал у кондитера пышные пирожные с варёной сгущёнкой, он всё-таки вызвал важного свидетеля, и на трибуну взобрался волк Гомвуль.
По залу пробежал трепетный шёпот. Первые ряды елозили по лавкам, видя, как одет их коллега в звании старшего лейтенанта.
Костюм Гомвуля пошит портными из людей, потому лацканы пиджака были ровными, острыми и отглаженными как у порядочного человека, а начищенные до блеска туфли ослепляли лощёными формами, зачаровывали прошивкой добротной нити и тонкими шнурками из настоящей кожи. Таких туфель не было ни у одного волка в Сибири, только у Гомвуля. Волк шёл к трибуне, сверкая золотыми запонками, словно он не полицейский, а зажиточный фабрикант. Чёрную шляпу он элегантно держал на уровне живота. Выше из-под расстёгнутой белоснежной рубахи сексуально выглядывал волчий мех. Если бы в зале сидели антропоморфные волчицы, они завыли бы от вспыхнувшей страсти. Вид брутального красавца мог свести с ума самую изысканную красотку волчьего племени.
Прокурор Солёный сыпал вопросами, пытался подловить Гомвуля и расспрашивал: знаком ли полицейский с Маратом, а если знаком, то на какие темы он с ним общался? Его интересовало мнение волка: заметил ли он что-нибудь подозрительное, когда вместе с рыжим Барсом выполнял дипломатическую миссию в Стране Китай? И каково его личное мнение в отношении судебного вердикта: надобно ли шпионов расстрелять из пулемёта или усадить на электрический стул?
Весь зал боялся прокурора. Свиньи потирали вспотевшие ладони, волки энергично хмурились, а Гомвуль отвечал с расстановкой и говорил, что с первой встречи не доверял рыжему коту, заподозрив в нём скрытого врага. Он так же нелицеприятно отозвался и о Марате, назвав барсука негодяем и проходимцем Волк вовсе не выгораживал Барса, и это могло показаться странным, поскольку Гомвуль обещал кошачьей братве спасти их незадачливого друга.
Прокурор Солёный самодовольно сложил лапы на груди, когда судья вызвал следующего свидетеля.
Зал снова затаился, оттого что на трибуну взобралась Шалайя в своём неподражаемом сарафане. Кто-то из хряков знал эту даму лично, некоторые только по слухам, но на суде присутствовал один кабан, который был близок с матерью-героиней и даже проживал с ней гражданским браком.
Капитан Ахлес полюбил её за прямоту и за какую-то редкую, не кабанью силу духа. Шалайя слыла настоящим лидером. Когда она говорила свои пламенные речи, а говорить она любила, особенно когда выпивала то Ахлес, не отрывая глаз от её бородки и самобытной причудливости усов, вслушивался её в резкие слова о подлых людях и глупых свиньях. Капитан Ахлес влюбился в могучую женщину, отчётливо осознавая, почему отец выбрал именно её на роль любовницы и верного революционного товарища.
Боевой кабан сидел в зале с друзьями. Недавно он познакомился с майором Чуки и капитаном Сычом. Парни оказались боевитыми и опытными офицерами. К тому же эти кабаны принимали участие в неудачном штурме дворца и выжили после трагедии. Сегодня они все вместе пришли поддержать выдающуюся женщину, а по совместительству новую любовницу капитана Ахлеса.
Шалайя обвиняла рыжего кота в бунте. Она уверяла, что точно знает, кто науськивал отставного генерала Репо поднять восстание А рыжий только шевелил ушами, понимая, что суд будет непреклонен. Хотя какой из него шпион? То ли дело Марат, который замыслил прикончить самого императора Сибири.
Но почему-то Роберта Варакина даже не вспоминали. Все, включая Гомвуля, несли какую-то чушь о мятеже в Якутске и о проблемах на фронте. Свидетели будто специально лепили из обвиняемых злодейских преступников. Но разве Барс и Марат готовили восстание кабанов? Марат во время бунта квасил капусту в Алдане, а рыжий так тот вообще со Шмалем спасал императора.
«Интересно, а где сейчас чёрный босс?» вспомнил о друге Барс.
***
В сумке что-то тревожно пищало. Абрамяу причмокнул, пряча морду в подмышке. Валяться в снегу на морозном воздухе в минус тридцать пять занятие, не приносящее огромной радости, а царапающий душу звук из глубин белоснежной сумки, мешал наслаждаться свободной минуткой.
Но вдруг Абрамяу подскочил и нервно сунул лапу в сумку. Пошарив там, наткнулся на контейнер с сосисками, потом поправил термос с чаем и лишь затем достал рацию.
Сокол у аппарата! Приём! выкрикнул Абрамяу, демонстрируя бодреньким голосом, что он и не думал спать а не думал, значит, и не спал.
Тьфу ты!.. решил, что у тебя батарейка села! возмущался на той стороне Шмаль. Это быстрый мустанг у аппарата. Как у тебя дела? Что нового, сокол? Приём
Абрамяу приложил к глазам бинокль, всмотрелся вниз.
Два автозака стояли на прежнем месте. Рядом пристроился грузовик с будкой, тот, что привёз Барса и Марата. Кабаны в форме крутились возле машин, курили и что-то пили из фляги.