Он осёкся, давясь вдохом, глядя в широко распахнутые глаза. Сорвался, а ведь обещал себе ни слова упрёка она от него не услышит. Перемалывал всё внутри, варился в собственном соку, не давал понять, как тяжело. Откуда она могла узнать, как догадаться?.. Но знакомое чувство вины тут же погасло, стоило ей заговорить.
Хочешь сказать, я не пыталась? Не пыталась с тобой поговорить, узнать, поддержать? Ты же всё время отшучивался! Ты никогда не пытался быть серьёзным, когда говорил о работе, никогда! Все эти твои «ничего страшного, Света», «всё в порядке, Света», «тебе показалось, я не устал» Каждый раз я натыкалась на стену из отговорок! Твою мать, порой мне казалось, что даже Марк мог быть более многословен!
Пожалуй, тебе с самого начала надо было уйти к Марку. Уверен, сейчас у вас была бы счастливая, крепкая семья! Никита выплюнул это с неожиданным для себя сарказмом, буквально подавился ядом. Сердце грохотало, адреналин нёсся по венам, смешиваясь с чистой обидой, вплеснувшейся наконец наружу. Она опять его не слышала, а он, видимо, не слышал её. Когда они начали разговаривать на разных языках?..
Может быть, Света прищурилась. Что ж, по крайней мере сейчас я ясно вижу, что приняла правильное решение.
Взгляд Никиты скользнул по её руке, зацепился за бледный ободок незагорелой кожи на безымянном пальце. Губы дрогнули, пришлось сжать их, стиснуть челюсть крепко, хрустнув зубами.
Я рад, что хоть кто-то из нас поступает правильно, сухо бросил он. Вновь отвернулся к окну, спросил холодно: Ты уже сказала детям?
Сегодня вечером скажу, в груди стало так горячо, что подумалось можно не напрягаться, чтобы сжечь его огненным облаком.
Хорошо. Это всё?
Света вздрогнула, два слова хлёсткий удар, крепче пощёчины по сердцу. Молча кивнула и вышла, прикрыв за собой дверь. Не глядя на застывших сотрудников, мимо Сергея, сидевшего на ближайшем подоконнике. Дальше от офиса, от его тени, от всего, что он у неё отнял и продолжает отнимать. Сможет она вернуть хотя бы часть, хотя бы возможность просто нормально общаться с Никитой без желания ранить больнее, желательно смертельно, чтобы он чувствовал то же, чтобы так же задыхался, глядя на неё? По пути Света достала телефон позвонить маме. Она просто не сможет сегодня ничего сказать детям, завтра. Пусть всё будет завтра, а сегодня вернуться в пустоту родного дома, свернуться клубком под одеялом и развалиться на части.
Глава 5
Оставшись один, Никита не шелохнулся, глядя на улицу внизу, но как только Света вышла из здания, отпрянул, будто она могла его увидеть. Попятился, упираясь в стол, машинально потёр грудь, надеясь прогнать назойливую боль за рёбрами. Плечи опустились слишком тяжело вдруг стало держать их прямо. Согнулись позвонки, искривляя спину в вопросе почему? Почему и что он всё-таки сделал не так? Ставшая неподъёмной голова склонилась вниз, непреодолимое желание лечь, сжаться в комок, скрыться ото всех задрожало в мышцах. Никита прерывисто вздохнул и с силой потёр глаза, выпрямился за секунду до того, как вошёл Сергей.
Там Лёша пришёл, тихо сказал он.
Не хотел подслушивать, но надо быть глухим, чтобы не расслышать каждое слово. Сейчас, глядя на Никиту, он понимал его так отчётливо, что это даже пугало. Собственные скандалы, уже давно ставшие привычными, показались чем-то обыденным, напрягающим, да, но не настолько болезненным. Тамара никогда не отличалась кротким нравом, порой Сергею казалось, что он специально выбрал женщину, настолько похожую характером на его мать. Взрывная восточная принцесса с кошачьим взглядом постоянно сводила с ума: своим умением устраивать ссоры на пустом месте и тут же мириться так горячо, что хотелось поссориться снова. Поначалу это увлекало, притягивало, держало так крепко, что Сергей не сразу понял привык. Привык и даже не заметил, как сильно напрягают такие качели. Что порой хочет прийти домой и просто посидеть в тишине, а не выслушивать несуществующие упрёки по выдуманным причинам. Глядя на склонённую над столом голову Никиты Сергей тоскливо подумал что будет с ним, с его семьей, если они не перестанут жить так, в вечном напряжении? Такое же одиночество, неизбежное и болезненное расставание? Он любил жену, но разве Никита не любит Свету? Твёрдо решив, что обязательно подумает над этой проблемой и найдёт решение до того, как его брак пойдёт на дно, Сергей повернулся к вошедшему Лёше.
Город переливался внизу всеми цветами радуги. Высокие дома, яркие огни неоновых вывесок, грохот колёс, когда поезд проезжал по мосту Никита смотрел на него, не чувствуя злых порывов ветра, налетавшего с гор. Стоя на смотровой площадке, он отхлёбывал из бутылки терпкий виски подарок одного из партнёров, больше года пылившийся в ящике стола. Полы длинного чёрного пальто хлопали, подхваченные ветром, шарф развевался белой птицей. Если присмотреться, он мог бы назвать каждое здание, каждую улицу, отстроенную заново. Каждую школу, высокий кадетский корпус, новенькие спортивные площадки. Там, внизу, он создал целую жизнь для каждого. Помогал, вникал, спорил и строил, подписывал и запрещал, выбивал и уговаривал. Сколько раз приходилось срывать голос до хрипоты, доказывая, что провести новую железнодорожную ветку важнее, чем направить деньги на развитие речного транспорта. Что лес нельзя трогать, а долину вдоль реки нужно и можно благоустроить, и сделать удобную набережную. Что
Новый глоток обжёг, виски хлынул не в то горло, заставляя закашляться. Смахнув выступившие слёзы, Никита шмыгнул носом и запил собственную гордость. Как оказалось, гордиться ему как раз нечем. Где-то там, внизу, в темноте квартала одинаковых особняков, стоял его дом. Где-то там Света сейчас пыталась объяснить детям, почему папа больше не живёт с ними. И Никита даже не пытался представить этот разговор слишком больно. Какие бы он нашёл слова, чтобы объяснить, почему семья вдруг развалилась на две неравные половины?
Слова Светы жгли кости он слышал их раньше. Слышал много раз, порой отшучивался, реже кричал. А сегодня они будто пробились сквозь стену и достигли самого дна сердца: все эти годы в должности главного архитектора города ничего, ничего для неё не значили. То, чем он гордился, оказалось неважным, ненужным. Виски забулькал в бутылке, опустошённой больше, чем наполовину. Хотелось опьянеть, но холод, проникавший под одежду, разгонял любой хмель, оставлял лишь дубовое мягкое послевкусие на губах.
Любуешься?
Генка сел рядом, молча потянулся к бутылке. Никита так же молча её отдал, дождался, когда друг сделает пару глотков, и забрал обратно.
Думаешь, мне есть чем гордиться? голос Никиты смешался с завыванием ветра. Как считаешь, я был хорошим начальником?
Что за мысли перед отставкой? Генка хмыкнул, склонился, заглядывая в его лицо, нахмурился. Если тебе это важно услышать, я считаю, ты был одним из лучших. Уже то, что уходишь в отставку, а не умираешь на посту, достижение.
Никита беззвучно хмыкнул и выпил. С сожалением поболтал в воздухе бутылкой, глядя на плескавшийся на дне виски.
Что-то случилось?
Нет хотя Никита криво улыбнулся. Да, случилось. Света сказала, что хочет пожить одна. Точнее, не одна. Хм. Без меня.
Давно?
Позавчера.
Напугал, Генка рассмеялся. Я уж подумал, что всё серьёзно!
Всё серьёзно, пожал плечами Никита, вливая в себя остатки виски.
И что ты собираешься делать? Генка поднялся следом за Никитой, ежась под пронзительным ветром.
Делать? Конкретно сейчас вернуться домой и выпить.
Тебе составить компанию?
Давай не сегодня. Слабо улыбнувшись, Никита кивнул другу и ушёл.
Наверное, стоило принять предложение: Генка всегда мог и выслушать, и помолчать, когда надо, и поддержать. Служба в армии превратила их в лучших друзей, ближе не найти. Весёлый, остроумный, Генка покорял девушек хитрым прищуром зелёных глаз и улыбкой уличного кота. В противовес серьёзному, часто молчаливому Никите, чей образ девушки находили жутко романтичным. Романтичным. Никита горько хмыкнул, устраиваясь на заднем сиденье служебного автомобиля. Никакой романтики в нём нет. А если судить по словам Светы, в нём вообще не осталось ничего, кроме пустоты.
Пить накануне было плохой идеей: вместо блаженного забвения алкоголь погрузил в кишащую сожалениями и упрёками тьму. Никита ворочался на кровати, и каждое слово, сказанное Светой, впивалось под кожу, крутило кости. Хотелось выбросить их из головы, заполнить её другими воспоминаниями, светлыми, счастливыми, но ни одного не получалось вспомнить. Только холодность её взгляда, поджатые губы, неспособность его понять и влезть в его шкуру. Обида никуда не ушла, копилась под рёбрами, сбиваясь в тугой ком. Глядя на тёмный ободок обручального кольца, он снова и снова думал сняла. Уже не считает его своим мужем? Уже начинает думать о будущем? Что, если рядом совсем скоро появится другой, у его детей другой отец, в её постели другой мужчина? При мысли об этом сердце сжималось в уже привычный, пульсирующий болью узел. Хотелось пожелать ей счастья, хотелось, но не получалось. Никита понимал: это низко, жалко представлять, что ей также больно, как и ему. Представлять, как она появится на его пороге и скажет, что пора возвращаться. Ещё ни разу в жизни он не чувствовал себя таким раздавленным, и морально, и физически. Буквально неспособным сделать хоть что-то, чтобы остановить обрушение собственной жизни.
К утру он наконец забылся тревожным, поверхностным сном, и проснулся с первыми же лучами солнца и головной болью, пульсирующей в висках. Не открывая глаз, повернулся набок, шевельнулась вялая мысль: надо попросить Свету принести таблетку. Наверняка она будет опять ворчать, что надо было меньше пить. Никита даже протянул руку, чтобы коснуться её плеча, и только тогда проснулся окончательно. Кожи коснулась холодная простыня, взгляд упёрся в пустой подоконник. Когда-то здесь стояла фотография его армейских друзей, сейчас не осталось даже её: всё теперь принадлежало Свете. Можно было прийти и забрать: свои фотографии, свои вещи, мелочи, которые скопились за годы. Но Никита не мог заставить себя сделать это, поставить окончательную точку и убить слабую, ещё трепыхающуюся надежду.
Глава 6
Что Света сказала детям, как они приняли эту новость весь день он мог думать только об этом, и когда понял, что сосредоточиться не получается, со вздохом отложил бумаги и посмотрел на Сергея.
Мне надо уйти. Справишься сам?
Скоро придёт Лёша, Сергей покосился на висящие на стене часы, так что идите.
Он наблюдал за Никитой с самого утра: на то, как застывает его взгляд, упираясь в невидимую точку, как он пытается не вздыхать так явно, как трёт покрасневшие глаза и нервными, безотчётными жестами разглаживает листы на столе. Делал вид, что не замечает, но мысленно постоянно сравнивал его с собой, пытаясь представить: что делал бы сам, реши Тамара уйти.
Вчера он шёл домой, представляя, как обнимет её и скажет, что любит. Пытался вспомнить, когда вообще в последний раз это говорил, и с каждым шагом, приближающим к дому, понимал, что не может найти даже отголосок трепета, которым всегда наполнялся, стоило подумать о ней. Внутри всё молчало, словно Тамара не любимая, а, скорее, сестра. Член семьи, которого надо любить, к которому надо что-то чувствовать. Она не ждала. Не обернулась даже, когда он вошёл на кухню. Только раздражённо повела плечом, почувствовав его руки на своей талии. Сергей мягко поцеловал её в висок, потёрся носом о щёку и прошептал:
Я соскучился.
У меня сейчас всё пригорит. Тамара выпуталась из его объятий и продолжила помешивать овощи на сковородке. Покорно отступив, Сергей прислонился к столу и сложил руки на груди. Округлые бёдра, едва прикрытые короткой юбкой, тонкая сетка бриджей, изгиб спины и задорные чёрные хвостики, подрагивающие в такт её движениям до крохотной мелочи родное, знакомое, домашнее. Он снова шагнул к ней, потянул узел, на который был завязан кухонный фартук, игриво поцеловал в плечо.
Том, я же вижу, что уже всё готово, хватит делать вид, что занята.
Притянув её к себе, он нырнул подмышки, накрыл грудь, мягко сжал и прихватил губами ухо.
Скоро Даня вернётся. Тамара попыталась вырваться, но Сергей потянулся, выключил газ под сковородкой и пробормотал, скользя губами по шее:
Он остался с ночёвкой у Славки. Звонил час назад отпроситься.
А мне он, значит, сказать об этом не смог! раздражённо фыркнула Тамара, сбросив его руки. Боялся, что не отпущу, и правильно делал: с его оценками только гулять!
Пусть отдохнёт, великодушно махнул рукой Сергей и притянул её к себе одной рукой. Нам тоже не помешает немного расслабиться.
Ты умеешь думать о чём-нибудь другом? Тамара наконец улыбнулась, обвивая его шею.
Когда мы одни нет.
Сергей не стал дожидаться перемены в её настроении, просто посадил на стол и впился в губы, гася в зародыше все возможные возражения. Тамара слабо ахнула ему в рот, обвила ногами и расстегнула пиджак, рваными движениями стаскивая его с плеч. Но стоило Сергею начать выцеловывать линию её челюсти, спускаясь к шее, как она застыла, взяла его лицо в ладони и заставила посмотреть на себя.
Может, для начала примешь душ?
От меня чем-то воняет?
Нет, просто Тамара усмехнулась, ты весь день провёл на работе, не мешало бы освежиться.
Я хотел освежиться с тобой. Потом. Сергей раздражённо вздохнул и потёр подбородок весь настрой куда-то пропал, как не было. Когда-то тебя могло остановить только землетрясение, а сейчас смущает то, что я в последний раз принимал душ утром.
Семейная жизнь сплошная скука, Тамара потянулась к его губам, но он отпрянул.
Ты права, лучше и правда помыться. Но сначала покурю. Он слабо улыбнулся.
Только на балконе перевёл дух дышал через раз всё это время. Тряхнул пачку, вытащил сигарету и щёлкнул зажигалкой, делая первую затяжку. Раньше не обращал внимание, но сейчас понял отчётливо, ясно: с его браком давно всё неладно. Десять лет назад мог ли подумать, что предел мечтаний жить с кем-то, давно ставшим чужим, жить, плывя по течению, не пытаясь что-то изменить? Такая жизнь была у отца? Того ли хотел он для себя? Прикрыв глаза, Сергей медленно выдохнул, глядя, как дым рассеивается в свете от окна. Нет. Не хотел, но был ли смысл трепыхаться? Он уже завяз в этом, не понял даже как, но проваливался долго, и теперь уж точно навсегда. Чувствовала ли Тамара то же, что и он? Сожалела ли, или, может, не замечала? И что вообще плохого в происходящем, ведь оба вполне довольны жизнью. Они хорошая, крепкая семья, для посторонних уж точно. Порой любят друг друга, порой ненавидят это нормально. А развод или попытки решить, куда двигаться дальше это слишком проблематично. В последний раз глубоко затянувшись, Сергей сжал окурок в пальцах и выбросил в пепельницу. Принял душ, поужинал и лёг, не дожидаясь Тамары: она решила посмотреть какой-то фильм в гостиной. Его жизнь была простой и понятной, ни к чему усложнять
Но сейчас, вновь глядя на Сергея и смятение, которое тот пытался скрыть, вчерашние мысли вернулись, вызывая безотчётный страх.
Занятия в кадетском корпусе подходили к концу, когда Никита остановился перед зданием, высматривая детей. Лёву заметил сразу его макушка мелькнула в толпе, и вскоре он, не замечая ничего вокруг, умчался с друзьями в противоположную сторону. Алина появилась через несколько минут, в окружении друзей, что-то доказывая и размахивая руками: её школа стояла напротив. Никита смотрел на неё, задыхаясь от тепла, распиравшего грудь.