Она медленно выдохнула и, чуть приоткрыв глаза, начала выводить на золотой коже какие-то знаки.
Ворожейное ремесло, пояснила она между энергичными вдохами, подразумевает движение тела. Совершая определенные жесты, мы призываем магию ту, что скрыта внутри нас, и ту, что нас окружает.
Она поднялась со стула и, оплетя руками протез, принялась раскачиваться, выписывая собственным телом почти такие же узоры, что покрывали поверхность артефакта. Женщина словно исполняла какой-то ритуальный военный танец.
Если мне удастся убедить металл, что он не является частью тебя если я смогу вытянуть аклумеру, проникшую в твое тело, и вернуть ее обратно в руку
На лице Долин выступили капельки пота. Она крепко сжала челюсти и склонила голову набок. Локти задрожали. Пальцы заскользили по огромному протезу, шершавые ладони обхватили его и потянули вниз
И тут Аннев вздрогнул, почувствовав, как глубоко внутри предплечья, даже не в плоти и костях, а где-то намного глубже, произошло движение словно дернули за оголенный нерв, и его мгновенно накрыла волна чудовищной боли, как будто саму его душу рвали на части пылающие огненные когти. И в этой агонии ему привиделось нечто невероятное: будто он стоит на краю какого-то поля, а вокруг беснуется целая армия уродливых монстров. На другом краю он видит молодого человека, в руках которого сияет серебряный посох. Вдруг из посоха вырвалась молния. Она вонзилась в Аннева, а следом на него обрушилась волна ревущего огня. Рыча от боли и отчаяния, Аннев поглотил магию и попытался ударить ею по своим врагам
Вдруг картинка перед глазами снова резко переменилась, и от увиденного у Аннева чуть не остановилось сердце. Из его золотой руки вылетела кроваво-красная молния и, врезавшись в Долин, отбросила ее к стене. Раскаленный воздух наполнился запахом жареного мяса.
Боги! вскрикнул Шраон и бросился к Долин. Гвен, ты жива?
Орванийка, дрожа всем телом, медленно встала на ноги. Она дышала хрипло, урывками, но в целом, казалось, не пострадала.
Однако, когда Долин подняла руки, Аннев понял, что это не так. Грубые ладони покрывали ожоги в виде хитроумных узоров и таинственных слов, что украшали Длань Кеоса. На одной из ладоней чернели контуры боевого молота, парящего над наковальней, от которого все еще поднимались тоненькие струйки дыма; на второй оказалась выжжена надпись, и, несмотря на то что буквы отпечатались на коже в зеркальном отражении, Аннев без труда разобрал слова: «MEMENTO SEMPER. NUMQUAM OBLIVISCI».
П-прости, заикаясь пробормотал Аннев. Я не хотел
Долин выставила вперед обожженные ладони, делая ему знак умолкнуть.
Я сама виновата, произнесла она, и лицо ее сморщилось от боли. Я нащупала связующую вас нить и потянула за нее. Эта связь я еще никогда не встречала ничего подобного. Она все время ускользала из-под пальцев, я никак не могла за нее ухватиться. Да, эта рука выкована из аклумеры, но вот ее дух это нечто совершенно иное. Нечто дикое, необузданное
Долин опустила взгляд на дрожащие ладони.
И невыразимо прекрасное, тихо, почти шепотом, произнесла она. Непостоянное, как огонь, и нежное, как шелк, но тверже, чем сталь.
Плечи женщины затряслись. Она закрыла глаза, и по щекам ее заструились слезы.
Мне очень жаль, наконец произнесла она, подняв на Аннева заплаканное лицо. Я ничем не могу тебе помочь.
Глава 5
Ученица Тени крадучись пробиралась сквозь залитую солнцем Чащу. Она была напряжена, как натянутая струна; зеленые глаза на скрытом под золотой маской лице горели холодным огнем.
Когда уже мы отправимся в путь? прорычала Маюн, скрипя зубами от нестерпимой боли.
Ойру приподнял бровь:
Зачем нам уходить?
Маюн, часто дыша, сжала кулаки; на шее проступили вздувшиеся вены.
Затем чтобы прикончить этого ублюдка Айнневога! Отомстить за смерть моего отца! Я требую крови, кретин. Крови, которую ты мне обещал!
Но ты еще никого не убила, невозмутимым тоном возразил Ойру. Зловоние смерти еще не пропитало твою душу. Ты не имеешь никакого опыта.
Ничего подобного! Ты сам видел, как я убила тех тварей под землей!
Ойру отступил глубже в тень деревьев. Полумрак его успокаивал.
Я видел, как ты убила двух неразумных созданий, а третьему позволила уйти. До тебя моими учениками становились лишь опытные убийцы. Он пожал плечами. Вершить месть ты еще не готова.
В зеленых глазах полыхнула ярость.
Хочешь, докажу?
«И почему я так быстро забываю, что маска любовницы Гевула превращает женщину в невыносимую стерву?» подумал Ойру. Он бы, наверное, рассмеялся, а может, выругался или просто устало вздохнул но это потребовало бы эмоций, которых у Ойру уже давным-давно не имелось.
«Нужно ее усмирить. Прежде чем кусок стали станет клинком, его нужно закалить в огне и подвергнуть тысяче ударов».
Почему бы и нет.
С этими словами Ойру поднял руку и, коснувшись царства теней, соткал из энергии пустоты тончайший обоюдоострый кинжал.
Это сгусток тени, пояснил он, небрежно поигрывая кинжалом. Физическое проявление иного плана существования. Того, что пересекается с этим миром, однако лежит в ином измерении реальности. Я привлек его в этот мир призвал его из небытия, но он нестабилен.
Ойру высоко подбросил клинок, тот описал дугу и, медленно вращаясь, полетел вниз. Ойру вытянул руку, будто готовясь его поймать, но не успел он коснуться лезвия, как оно превратилось в облачко дыма и растаяло в воздухе.
Маюн это зрелище ничуть не впечатлило.
Тогда какой от него прок, жалкий ты колдунишко?
Она со злостью сплюнула на сапоги Ойру, но сделала хуже лишь себе: комок слюны остался на внутренней стороне маски.
Я научу тебя, как найти добычу, своим обычным бесцветным голосом произнес Ойру. Научу, как выследить ее, поймать и убить. Но ты должна меня слушаться. Если хочешь убивать при свете дня для начала научись сеять смерть под покровом ночи не хуже, чем я сам.
Маюн захохотала, и каждая нота ее страшного, без намека на веселость, смеха острой иглой впивалась Ойру в череп.
Ты научишь меня? отсмеявшись, фыркнула девушка. Чему, демон? Я обучалась у величайших бойцов Даритской империи. Я настоящий воин.
Вот как? равнодушно спросил Ойру.
Уж поверь.
Ойру молниеносным движением вскинул руку; из раскрытой ладони, оставляя в воздухе тонкие полосы черной дымки, вылетела четырехконечная металлическая звезда и вонзилась Маюн в плечо.
Ах ты, поганый урод! взвыла девушка, хватаясь за рану. Зачем ты это сделал?
Но ведь ты настоящий воин, разве не так?
Ойру повел рукой, и черная звезда испарилась.
Ты меня ранил!
Вместо ответа в нее полетели три черных кинжала.
На этот раз Маюн была готова. Она увернулась и бросилась на землю. Мгновение спустя еще два кинжала вонзились в листву рядом с ней, а последний угодил в лодыжку. Маюн закричала.
Боги! Ты совсем рехнулся? Хочешь убить меня?
Если бы я хотел тебя убить, ты уже была бы мертва. Тебя действительно кое-чему обучили, но до воина тебе еще далеко.
Зря ты меня недооцениваешь, прохрипела Маюн. Моими учителями были мастера и знающие жены Шаенбалу.
Хвастаться тут нечем, если учесть, что эти самые мастера и знающие не сумели справиться даже с феурогами.
Пять кинжалов рассеялись в воздухе, шестой же, торчащий из лодыжки, остался на месте. Из груди Маюн вырвалось сдавленное рыдание.
Зачем ты так со мной? Чему это должно меня научить? Как мне теперь нагнать Аннева?
Шмыгнув носом, она подняла голову: в зеленых глазах стояли слезы. Ассасин невольно шагнул к ней.
«Возможно ли, изумленно подумал он, чтобы я в ней ошибся? Неужели она и вправду настолько беспомощна?»
Он опустился на колени перед своей ученицей и протянул руку, чтобы извлечь из раны кусок металла. Не успел Ойру коснуться его, как Маюн сама выдернула кинжал, выскользнула из-под нависшей над ней фигуры ассасина и, оказавшись позади него, вогнала лезвие ему под левое колено. Потом провернула кинжал в ране и рванула на себя.
Ойру опомниться не успел, а кинжал уже вонзился ему в спину, причем не один, а целых три раза подряд. После третьего удара рука Маюн мелькнула у него перед лицом и лезвие вошло в шею.
Ойру закашлялся, изо рта с бульканьем потекла кровь. Над ухом раздался злобный шепот:
Сказала же: я умею убивать.
Ассасин схватился за горло. Его затянутая в черную перчатку ладонь дотронулась до пальцев Маюн, и девушка, резко отдернув руку, отползла в сторону. Не обращая внимания на хлещущую из раны кровь, Ойру спокойно вытащил кинжал из шеи. Клинок тут же превратился в завиток дыма и растаял, вернувшись в царство теней. Ойру повернулся к остолбеневшей Маюн, и его окровавленный рот растянулся в улыбке. Он знал, что видит его ученица: как вокруг него сгущаются тени, как серая масса вливается в его тело и чудовищные раны, от которых любой смертный уже давно умер бы на месте, затягиваются на глазах. Он снова закашлялся, но на сей раз вместо кровавых брызг из его легких вырвалось облако какой-то черной массы, плотнее и тяжелее воздуха.
Да что же ты такое? воскликнула Маюн. Голос девушки дрожал от ужаса и отвращения.
Я твой наставник.
Так скажи, чья я теперь ученица? Владыки теней? Самого Кеоса? Маюн вздрогнула и добавила, не скрывая презрения: Значит, ты такое же мерзкое порождение зла, как и тот, кого я преследую.
Не сомневаюсь, что я намного хуже.
С чего ты взял, что я буду тебе служить?
Ты уже мне служишь. И ты точно так же испорчена магией, как и я. К тому же Он на секунду умолк. К тому же это не я убил твоего отца. И не я тебя предал.
В изумрудных глазах полыхнул яростный огонь.
Он врал мне. Обольстил меня. Проклятый кеокум! Ненавижу его. Он лишил меня отца. Отнял у меня красоту, мое лицо, саму мою жизнь. Он забрал все. Маюн затрясло от гнева. Аннев должен умереть. Хоть смерть и слишком милостивая кара для него.
Ойру изучающе глядел на молодую женщину перед собой. Ее звенящий от ненависти голос и грубые слова, вылетавшие из ее уст, совершенно не соответствовали мягким, соблазнительным линиям золотой маски на ее лице. И даже следы от кровавых слез, навсегда застывшие на идеально очерченных скулах, придавали облику девушки не угрожающий, а печальный вид.
Ойру тряхнул головой: маска-артефакт могла ввести в заблуждение даже Возрожденную Тень. На деле же девчонка, что скрывается под ней, чертовски опасна, а ярость и вовсе превращает ее в кровожадного хищника. В ее глазах читается коварство, ее движения невероятно быстры да, Маюн не напрасно назвала себя воином. Ее действительно научили убивать, и, пусть опыта у нее почти никакого, в ней чувствуется такой потенциал, какого не имела ни одна из его учениц. Прошло уже более двадцати лет с тех пор, как он последний раз получил удар ножом от своей подопечной
Ларисса дан Карли. Когда срок ее обучения уже почти истек.
А Маюн он еще даже не начал обучать. Что ж, инстинкты у девчонки отличные, с этим не поспоришь.
Она напомнила ему Ораки.
Если ты заметила, ты двигалась быстрее, когда уворачивалась от кинжалов, и еще быстрее когда напала на меня. Так действует магия этого артефакта, он называется «маска любовницы Гевула». Он питается твоей болью, а в ответ дает тебе силы. Поэтому когда ты ранена действуешь быстрее, когда тебе больно твои удары смертоноснее. И нет опаснее тебя существа, когда твои страдания становятся невыносимыми. Кроме того, маска залечивает твои раны, но это не главное ее свойство. Она не может сделать тебя неуязвимой однако может дать тебе ощущение неуязвимости, к тому же, пока тебя не разорвет на части, любое увечье будет делать тебя сильнее.
Ойру поднялся на ноги и навис над девушкой.
Вот тебе первый урок. Прими свою боль. Отныне агония твой союзник, страдание твой верный меч.
С этими словами он ударил Маюн по лицу. Раздался звон металла. Маюн опрокинулась на спину, съежившись от нового взрыва боли в оставленных призрачным оружием ранах.
А это второй урок, продолжал Ойру как ни в чем не бывало. Я тебе не друг. Я не на твоей стороне. Я твой учитель, а ты моя ученица. Мой слуга. И ты будешь беспрекословно выполнять все, что я тебе прикажу. Скажу: вонзи кинжал себе в грудь и ты даже не пикнешь. Скажу: ступай в самое сердце пекла и ты подчинишься. Ты поняла меня?
Маюн кое-как поднялась с земли.
Значит, теперь я твоя рабыня? прошипела она. Девочка для битья, вынужденная терпеть все прихоти твоей больной фантазии?
Да. Если я того пожелаю.
Маюн застонала. Раненая нога подогнулась, не выдержав ее веса, и девушка снова рухнула на землю.
Но ведь ты поможешь мне расквитаться с тем, кто предал меня и убил моего отца? спросила она. Обещай, что поможешь найти и прикончить этого демона, что называет себя Айнневогом.
Обещаю.
Маюн кивнула, ее прерывистое дыхание стало более ровным.
Тогда оно того стоит. Скажи мне, где этот кеокум, и я его убью.
Ты еще не готова. Ойру поднял палец, не давая Маюн возразить. Когда время придет я дам тебе знать. Твоя подготовка вкупе с магией артефакта дает неплохой результат, но пока он далек от совершенства. Ты не смогла перехватить оружие в воздухе и атаковать им меня, не говоря уже о твоих жалких попытках увернуться.
Маюн глухо заворчала:
Ты застал меня врасплох. И ранил меня дважды в плечо и ногу. Я же ударила тебя ножом пять раз, три из которых прикончили бы тебя, не будь ты призраком из поганого Кеосова племени!
Она была права. Да, он не собирался убивать ее, к тому же девчонка тоже застала его врасплох, но он ведь действительно был уверен, что она беспомощна! Непростительное легкомыслие, которое Ойру позволил себе лишь потому, что не чувствовал реальной угрозы!
После покорности всех предыдущих по-овечьему безропотных учениц откровенный бунт Маюн был сродни дуновению свежего ветра в разгар удушающего летнего зноя. Он дал ей лазейку и девчонка не стала долго думать: тут же поймала его на крючок и, не дав опомниться, выпотрошила, как рыбу.
С ней нужно держать ухо востро. Ведь, если начистоту, на этот раз Маюн его превзошла.
Согласен, произнес он наконец. Тебе удалось меня удивить, а это уже кое-что.
Со сколькими он уже это проделывал? Ойру давно сбился со счета. Имена и лица стерлись из памяти, была только эта золотая маска, глядя на которую Ойру видел лишь одно лицо и вспоминал одно-единственное имя.
Ораки.
Так странно, что мысли о ней не будят больше никаких чувств. Ни боли, ни гнева; ни печали, ни сожаления; ни томления, ни любви. Это заслуга времени. Ему неподвластно «все раны до единой залечить», как любил утверждать в своих поэмах Нилантеска, но только время даровало ему долгожданное облегчение, которое он не мог найти ни в вине и женщинах, ни в чужой крови и самобичевании, ни даже в собственной смерти. Время являлось для него единственным лекарством, но даже это чудодейственное средство было несовершенно, в нем не хватало еще одного ингредиента, чтобы раз и навсегда утолить эту неизбывную тоску.
И Ойру стал одержимым. Он не мог вернуть Ораки, как и последовать за ней, зато в его силах было создать новую Ораки. Каждую из своих учениц он лепил по ее образу и подобию, стараясь, чтобы копия превзошла оригинал. А если терпел неудачу если его творение оказывалось слишком убогим или переставало его радовать, ломал его и принимался за новое. На его счету были сотни попыток, и с каждым разом ему становилось все легче, а его чувства притуплялись все больше. Как будто вместе с очередной ученицей умирала и часть его самого. Наконец он омертвел настолько, что временами ему стоило неимоверных усилий преодолевать собственную меланхолию и следовать приказу своего хозяина.
Найди сосуд. Принеси его мне. Он должен быть живым.