Раз за разом мои оппоненты, в особенности сенатор Айрон, подавляли имеющих силу потому что они сами хотят эту силу. Санстар говорит нежно, как мать, рассказывающая сказку на ночь. Никто не отрицает, что сенатор пережил чудовищную трагедию, потеряв жену и сына. Но ошибки немногих не перевешивают жизни всех. Я хотела бы жить обычной жизнью матери, которую волнуют родительские собрания, а не глобальные вопросы. Жизнью жены, поддерживающей любовь в семье, а не защищающей страну. Но я небожитель и хочу, чтобы такие, как я, были в безопасности и процветали. Я не могу сидеть и ждать, когда кто-то другой сделает работу, которую я не хочу делать сама.
Санстар подходит к краю сцены.
Я чувствовала, что утратила надежду, что во тьме нет ни единого луча света. Но пусть я его не вижу я верю, что он есть, и все благодаря вам. Посмотрите на своих соседей. Вы не одиноки в своей надежде. Вы пришли сюда, потому что вы верите. Она поднимает кулак. Мы не позволим тьме победить. Звезды должны сиять в небе!
Золотой свет вспыхивает в ее руке и взрывается фейерверком под Венценосным мечтателем.
Все аплодируют, когда к Санстар присоединяются муж Эш Гиперион и дочь Проксима. Если они окажутся в Белом доме, это будет настоящее чудо. Люди ломятся на сцену, но когда Лорэ фотографируются вместе с семьей Санстар, я не выдерживаю и ухожу.
Сегодня у меня появилась цель: превзойти Лорэ крутостью и известностью. Если мне не суждено стать небожителем, пусть меня запомнят как величайшего из смертных.
Эмиль и Пруденция тащатся за мной, пока я болтаю с народом, выясняя, что они думают о Санстар и мире в целом. Группка девушек заразительно скандирует «Звезды должны сиять», и я их снимаю. Провожу интервью с синеволосой небожительницей, которая рассказывает, что даже несмотря на то, что она умеет создавать щит вокруг всего тела, она все равно не чувствует себя в безопасности рядом с инспекторами. Мы привлекаем внимание других небожителей, например пожилой женщины, которая уверенно говорит, что жестокость инспекторов не бывала такой тягостной с самого ее детства примерно тогда, шестьдесят с лишним лет назад, появились призраки. Больше всех возмущается мужчина со светящимися кулаками, которые потрескивают молниями, стоит ему соединить руки. Он обещает, что, если инспектор направит на него жезл, он не задумываясь нападет первым.
Сожги эту пленку, говорит Эмиль, когда мужчина уходит, перебрасывая молнии из ладони в ладонь.
Обязательно.
Мои ролики никогда не будут использованы для возбуждения исков против небожителей. Жизнью клянусь.
Мое внимание привлекают четверо молодых людей у озера. Двое сжали кулаки и примериваются друг к другу, будто собираются драться, третий снимает это на телефон, а последний смеется и держит в руках сумку-холодильник.
Гляньте.
Они же не будут просто смотреть, как эти двое друг друга убивают? возмущается Пруденция и бросается вперед. Эй, хватит!
Я превращу тебя в пепел, говорит покрытый веснушками подросток. Колдун
Я оттаскиваю Пруденцию, пока она не пострадала. Венценосный мечтатель действительно морочит голову, раз уж мы сейчас увидим вторую схватку за неделю.
Да я тебя раньше сдую! отвечает парень, у которого под спортивной курткой бугрятся мышцы.
Веснушка открывает рот и щурится, но огня нет. Может, Качок сгорает изнутри? Но он поднимает кулак к небу и поворачивает его, как будто пытаясь закружить из воздуха торнадо. Чувак с холодильником ржет и держится за живот. По-моему, единственное, что здесь смешного это жуткий пучок у него на макушке. Люди, которые дерутся, притворяясь, что у них есть сила, не смешны, а отвратительны.
Осторожно подходит Эмиль.
Что тут происходит?
Может, они кино снимают, а эффекты наложат на монтаже, пожимаю я плечами.
В моих любимых инди-фильмах раньше снимались небожители, использующие свои настоящие силы, но в Голливуде предпочитают спецэффекты: так безопаснее для декораций.
Но мы попали в кадр, а им все равно, говорит Пруденция.
Веснушка и Качок тяжело дышат и снова повторяют свои жесты. Никогда в жизни не видел ничего более странного. Мы с Эмилем сражались так в детстве, но мы же были мелкие! А эти двое слишком взрослые для подобных игр. Оба пошатываются и быстро моргают, но потом приходят в себя.
Круто! Веснушка бьет кулаком в кулак Качка. Так реально!
Я тебя за деревья закинул, смеется Качок.
Они уходят, а Пучок орет им вслед, чтобы они не забыли рассказать друзьям.
И что это было? спрашиваю я.
Последний парень перестает снимать и убирает телефон.
Бизнес.
Что за бизнес? интересуется Эмиль.
Парень удивленно смотрит на Эмиля, потом молча разглядывает нас.
Это называется Варево, говорит Пучок и достает из своего холодильника фиал, заполненный светлой золотой жидкостью, похожей на шампанское. Никогда о таком не слышал. Мы используем кровь иллюзионистов для создания галлюцинаторных зелий. Тот, кто их выпьет, почувствует, что у него есть сила. Недешево, но зато очень реалистично. Помогает выпускать пар.
Я однажды играл в виртуальную реальность за небожителя, но всегда осознавал, что это игра. Однако эта штука звучит убедительнее.
И почем такая бутылочка? Денег с собой (да и вообще) у меня не так много, но мне до смерти хочется попробовать зелье.
Триста.
Предвкушение, заполнившее грудь, тут же сдувается. Я в минусе, потому что не продал мерч, а на рекламе в роликах я не могу зарабатывать, так как их смотрит мало народу.
Могу дать двести, только к банкомату нужно сбегать.
Джеймс, мы делаем скидки? спрашивает Пучок.
Никаких скидок, Ортон.
Ортон опускает фиал обратно в холодильник.
Погоди.
Эмиль пытается оттащить меня в сторону.
У тебя нет денег. Идем домой.
Я не обращаю на него внимания.
Я автор канала «Небожители Нью-Йорка». Знаете такой?
Они смотрят на меня так, как будто я спросил их о смысле жизни.
Я снимаю людей, которые рассказывают о своих силах. Я могу разрекламировать ваше Варево. Заключим сделку. Вы мне зелье, я вам рекламу. Вы свою кровь используете?
Я круче небожителей, ухмыляется Ортон. На мгновение глаза его вспыхивают нездешним светом, но быстро становятся нормальными. И круче других призраков.
Невероятная возможность. То, что нужно, чтобы возродить канал. Совсем особая история.
Я никогда раньше не делал интервью с призраками.
И не надо, говорит Пруденция. Это часть государственной проблемы.
Ты не знаешь мою историю, отвечает Ортон.
Ну так расскажи. Я поднимаю камеру. Я хочу понять, как ты пришел к алхимии крови, как выбрал тварь, где нашел надежного алхимика, когда получил силы.
И все?
Мы не даем интервью, вмешивается Джеймс. Он ниже Ортона и вообще явно на вторых ролях, хотя говорит очень уверенно.
Десять минут. Максимум пятнадцать.
Призраки почти никогда не делают ничего хорошего, шепчет мне Пруденция. Не смей их рекламировать: они недостойны этого.
Я просто хочу их понять!
Нет, ты хочешь узнать, как самому стать призраком.
Я потрясен этим обвинением, но не теряю достоинства.
Мой отец умер от алхимии крови. Я никогда не стану делать этого с собой. А даже если бы и решил Вот Батиста был призраком, но он собрал величайшую команду нью-йоркских героев. Почему все об этом забыли?
Он дилер, Брайтон. Пруденция тычет в Ортона. Не герой!
Кстати, у меня тоже есть чувства, замечает Ортон.
Как и у твари, которую ты изувечил, говорит Эмиль, не поднимая глаз.
Ортон не обращает на него внимания.
Я помогаю исполнять мечты.
Тебе нужно разобраться со своей жизнью. Пока! Пруденция сжимает кулаки и убегает. Я следую за ней, хоть и теряю уникальную возможность.
Ты должен был меня поддержать, Брайтон, говорит она.
Я хотел снять интервью.
Ты просто одержимый
Я хотел понять, что движет человеком, который рискует жизнью ради силы, ведь алхимия крови смертельно опасна. Помнишь, что случилось с отцом
Ребята, перебивает меня Эмиль паническим тоном. Хуже, чем при виде инспекторов. За нами гонится призрак.
Семь. Золотой и серый. Эмиль
Это один из редких случаев, когда я жалею, что не обладаю способностями. Сейчас бы не бежал в метро, а просто телепортировался вместе с Брайтоном и Пруденцией. Впрочем, меня бы устроили и защитные силы: создал бы вокруг нас щит, например. Я не верю, что на нас реально могут напасть, и не представляю, какими силами владеет Ортон. Пронзит, как василиск? Сожжет, как феникс? Парализует иллюзиями, как дух?
Валим, валим, говорю я, когда приезжает поезд и мы втискиваемся в переполненный вагон.
Двери закрываются до того, как Ортон и Джеймс успевают влезть. Ортон ухмыляется нам вслед. Я перевожу дыхание и смотрю на Брайтона.
Ты не мог бы в следующий раз не общаться с безумными эгоистами?
Все было в порядке, пока вы на него не накинулись.
Только не сваливай все на нас, говорит Пруденция.
Я документирую человеческие жизни! Его история могла бы многим раскрыть глаза.
Тут Брайтон понимает, что наш спор привлекает внимание других пассажиров, и замолкает. Кто-то на другом конце вагона залез на сиденье и снимает нас. Я уже хочу крикнуть ему, чтобы он отвалил, как внезапно через межвагонные двери заходят Ортон с Джеймсом.
Сердце громко колотится. Это невозможно, поезд же уехал!
Не оглядывайтесь. Они здесь, говорю я.
Брайтон, идиот несчастный, тут же оглядывается.
А что я говорил?
Как они сюда попали? спрашивает Пруденция.
Какая разница, отвечает Брайтон. Не волнуйтесь, они ничего не сделают. Тут слишком много людей.
Я ему не верю. Если нас так долго преследуют, им все равно, сколько здесь народу. Если мы сумеем выбраться из поезда и дойти до дома, я больше никогда не выйду из комнаты. Я не хочу пополнять чертову статистику убитых сумасшедшими призраками. Я злюсь на Брайтона, но, когда Ортон начинает проталкиваться к нам, у Брайтона просыпается комплекс героя, и он закрывает собой меня и Пруденцию.
Не успели попрощаться, говорит Ортон.
Вы вообще нормальные? Пруденция трясет головой.
Успокойся, Пру, говорю я.
Конечно, многие бы полезли в драку, но лично я предпочитаю оставаться в живых.
Твой друг хотел узнать мою историю. Я устал быть мальчиком для битья, так что стал богом.
Но мы тут не за этим. Джеймс тянет Ортона за руку.
Небожители уже рождаются с силами, но настоящая смелость проявляется, когда отбираешь способности. Многие пытаются и погибают. Я не такой, как они. Ортон сжимает кулаки.
Ортон может сколько угодно болтать о том, какой он крутой, но, чтобы справиться с тремя подростками без сил, много ума не надо. В конце концов я впадаю в панику и прошу о помощи. Только пара человек кричат на Ортона, чтобы он к нам не приставал, остальные достают телефоны и готовятся снимать. Может, будь я их любимым сериалом, который собирались бы закрыть, они бы заволновались. Но вместо этого я рискую попасть в новости, которые они видят вживую.
И хоть в меня стреляли инспекторы, сейчас ужас стискивает меня все сильнее. В той схватке я был сторонним наблюдателем, безымянным человеком без лица, который теряется в толпе и становится случайной жертвой или выжившим с историей. Теперь же я стал мишенью.
А ну полегче, говорит Брайтон.
Ортон подходит вплотную к Брайтону, чуть не касаясь его лица.
Я втискиваюсь между ними, потому что никто не смеет подходить так близко к моему брату. Ничего не понимаю в биологии, но даже я знаю, что сердце не должно биться так сильно и быстро.
Ты победил. Ты бог. Мы заткнемся.
Ортон усмехается и протягивает руку.
Договорились.
Я вижу у него на предплечье два глубоких свежих шрама, почти хирургических, даже чище. Я протягиваю ему руку, потому что мне страшно, ладно?
Ортон убирает руку.
Вы собирались использовать силу.
Нет, что ты, качаю я головой. У нас нет никаких сил, не бойся
Я осекаюсь, но уже поздно. Призрак мрачно ухмыляется. Я попал. Надо было соврать, потому что от правды толку нет. Ортон кричит, что мы должны склониться перед ним.
Он хватает меня за руку и кидает к двери поезда. Я бьюсь головой о поручень наверняка выскочит шишка. Влетаю лицом в лужу холодного кофе и сплевываю на пол. Пытаюсь вдохнуть поглубже, подняться, но дышать не получается. Вокруг все плывет, никак не могу отдышаться, из глаз льются слезы. Моего плеча касается рука, я дергаюсь, думая, что это снова Ортон, но это Пруденция, которая спрашивает, как я.
В вагоне нарастает хаос.
Брайтон кидается на Ортона, потому что, хоть это и глупо, мы всегда друг за друга, но каким-то образом пролетает сквозь тело призрака. Как будто Ортон голограмма. Бред какой-то. Проходить сквозь твердые предметы способность небожителей, а призраки не умеют красть их силы.
Я встаю. Спина болит. Вот бы кто-нибудь в этом поезде хоть что-нибудь сделал, вместо того чтобы снимать, как нас валяют по всему вагону. Пруденция заносит руку, будто хочет дать Ортону пощечину, но он пинает ее в живот, и она падает на меня.
Ты как? спрашиваю я.
Пруденция тычет рукой в Брайтона. Он поднимается, красный и помятый, и кидается на призрака сзади. Ортон разворачивается, хватает Брайтона за горло и тащит за собой. Просачивается через дверь, собираясь скинуть Брайтона с поезда.
Брайтон!
Я весь дрожу, как будто у меня лихорадка. Зубы ноют, голова кружится, горло пересохло, разбитая губа распухла. Я слишком молод для изжоги, но по-другому описать огонь в груди не могу. Перед глазами туманится, словно я иду сквозь облако пара, и вой внутри меня нарастает, превращаясь в рев. И тут все заканчивается.
Не представляю, как сильно меня ударили. Может быть, адреналин не дает ощутить боль в полной мере. Но когда я вижу, что этот маньяк сейчас выкинет брата из поезда, то понимаю, что, если я немедленно не доберусь до него, в следующий раз увижу Брайтона уже на рельсах, мертвым и неузнаваемым. Так страшно мне еще никогда не было.
Мой кулак вспыхивает.
Пламя золотое и серое, живое и тяжелое, оно обжигает меня так, как никогда не обжигало солнце, но кожа не обгорает. Я в порядке. Более или менее.
Вспышка привлекает всеобщее внимание, все замирают, даже призрак, который отступает на шаг и смотрит на меня в ужасе.
Брайтон тяжело дышит. Хотя на кону его жизнь, в глазах у него удивление. Он встряхивается и бьет Ортона локтем в живот, освобождаясь от захвата. Белое пламя охватывает руку Ортона так же горела рука другого призрака позавчера. Они явно работают вместе. Он бросается вперед. Я принимаю защитную стойку, готовясь обороняться. Только бы продержаться до следующей станции потом мы выскочим из поезда и позовем на помощь. Хоть я и дрищ и в драках никогда не побеждал, я все равно замахиваюсь на призрака. Огонь слетает с руки шестью горящими стрелками, быстрыми и маленькими. Впиваясь призраку в плечо и живот, они скрежещут. Ортон теряет равновесие, врезается в дверь и, как я и думал, просачивается сквозь нее и падает на платформу.
Пассажиры радостно вопят. Я застываю на месте.
Я же не
Я же не убил Ортона?
Плохой он или нет, но жизнь это жизнь, и я не собирался ее отнимать. Я не хочу быть таким только из-за того, что обрел силу.
Но как? Откуда, черт возьми, она взялась? Или это ведь не розыгрыш?
Мой кулак все еще пылает бесстыдно ярким серо-золотым факелом. Я встряхиваю рукой, задувая его, как свечу. Пламя затихает и гаснет.
Все в безопасности. Брайтон и Пруденция смотрят на меня как на незнакомца, который упал с неба и спас их.
Я чувствую вкус крови. Все тело ноет, как будто по мне топталась целая банда, а не один призрак. В холодном душе мало приятного, но сейчас я готов нырнуть в ванну, до краев заполненную льдом. Брайтон наверняка чувствует то же самое. Кожа зудит и горит, и я вспоминаю, как пару лет назад мы с Брайтоном готовили для родителей завтрак в честь годовщины свадьбы, и я взялся голой рукой за раскаленную сковородку.