Анджела забралась обратно в гондолу.
Почти поймала, сказала она. После стольких переживаний и нервов ее голос заметно дрожал. В следующий раз я его изловлю уже наверняка. Надо будет набросить на него пальто. Она замолчала и принялась задумчиво жевать спаржу. Ее взгляд был рассеян, мысли блуждали где-то далеко, и я видел, что этот котенок никак не идет у нее из головы. Чужое страдание всегда причиняло Анджеле боль, вплоть до физического недомогания. Я уже пожалел о затее с поездкой на остров: это будет не первый пикник, не задавшийся на Подоло.
Я вот что подумала, внезапно проговорила Анджела. Если я не сумею его поймать, я его убью. Это будет несложно. Надо просто прибить его камнем. Тут много тяжелых камней. Она рассказала о своем плане Марио, и тот пришел в ужас. У него были другие понятия, другие принципы. Его совершенно не возмущало, что животное умирает мучительной смертью от голода, таков естественный ход вещей. Но чтобы умышленно лишить его жизни!
Poveretto![6] За что его так?! Он никому не сделал зла! воскликнул наш гондольер с искренним негодованием. Однако я подозреваю, что это была не единственная причина его недовольства. Венеция наводнена кошками, главным образом потому, что, по мнению местных жителей, убивать кошек к несчастью. Если кошка упадет в воду и захлебнется, туда ей и дорога, но горе тому, кто специально утопит животное.
Я разъяснил Анджеле точку зрения гондольера, но она лишь пожала плечами.
Разумеется, я и не жду, чтобы он этим занялся. И ты тоже, если не хочешь. Я прекрасно управлюсь сама. Дело, конечно, не из приятных, но все закончится быстро. Бедненький, он в таком состоянии Что у него есть хорошего в жизни? Чем так жить, лучше и не жить вовсе.
Этого мы не знаем, возразил я, категорически не расположенный к какому бы то ни было кровопролитию. Если бы он мог говорить, возможно, он бы сказал, что ему хочется жить любой ценой.
Но Анджелу было не убедить. Она уже все решила.
Давайте пройдемся по острову, а потом искупаемся, предложила она. К тому времени котик оправится от испуга, снова проголодается, и я сумею его изловить. Я обещаю, что убью его лишь в крайнем случае.
Слово «убью» оставило неприятный осадок в моей душе и постоянно вертелось у меня в голове, пока мы гуляли по острову, подходившему для этого как нельзя лучше. Во время войны на Подоло располагалась зенитная батарея. Бетонированная площадка размером с теннисный корт сохранилась и по сей день, хотя давно раскрошилась под действием объединенных усилий природы и непогоды, и теперь в некогда цельных бетонных плитах зияли черные ямы, куда запросто мог бы провалиться взрослый человек. Они были словно расщелины в леднике, только их маскировали густые заросли зелени, а не снег. Даже при ярком солнечном свете нам приходилось ступать осторожно и все время смотреть под ноги.
Может быть, у него где-то здесь логово, у кота. Может быть, прямо тут, сказал я, указав пальцем на темный провал с неровными, зазубренными краями. Наверное, его глаза светятся в темноте.
Анджела легла на бетон и заглянула в дыру.
Кажется, я что-то слышала, пробормотала она. Но он может быть где угодно в этих кроличьих лабиринтах.
Купание вышло весьма приятным. Вода была теплой, как парное молоко. Единственное, что слегка удручало, так это липкая прибрежная грязь, в которой Анджела испачкала свои белые купальные туфли. Поднялся ветерок, но мы укрылись за земляным валом и сели курить. Я взглянул на часы и с удивлением обнаружил, что уже шестой час.
Пора собираться домой, сказал я. Мы обещали отправить гондолу, чтобы Уолтера встретили на вокзале.
Хорошо, согласилась Анджела. Но сначала я все же попробую поймать котика. Давай положим еду (мы взяли с собой кое-что из остатков обеда) в том месте, где мы его видели в последний раз, и подождем.
Долго ждать не пришлось, котенок практически сразу вынырнул из-под бетонной плиты и набросился на еду. Мы с Анджелой подкрались к нему сзади, но я нечаянно задел ногой камень, тот покатился, шурша по траве, и котенок мгновенно удрал. Анджела одарила меня укоризненным взглядом.
Может быть, без меня ты управишься лучше? предложил я.
Анджела со мной согласилась. Я отошел подальше, но котенок, похоже, почуял ловушку и не желал выходить из укрытия.
Анджела легла на бетон.
Я его вижу, пробормотала она. Сейчас я придумаю, как мне снова завоевать его доверие. Дай мне три минуты, и я его изловлю.
Три минуты прошли. Я беспокоился за Анджелу. Ее роскошные волосы растрепались, нависая над темной ямой, лицо, насколько я мог видеть с такого ракурса, слегка раскраснелось. С приближением вечера заметно похолодало.
Слушай, сказал я. Я подожду тебя в гондоле. Когда поймаешь его, кричи, и мы с Марио тебя встретим.
Анджела молча кивнула: она не решалась заговорить, чтобы не спугнуть добычу.
Я вернулся в гондолу. Теперь я различал лишь очертания ее плеч лица, разумеется, видно не было. Марио встал в полный рост, с жадностью наблюдая за происходящим на берегу.
Она так сильно его полюбила, что хочет убить, сказал он.
Мне вспомнился афоризм Оскара Уайльда, отчего на душе стало тревожно, и все-таки, зная Анджелу, я не сомневался, что в ее отношении к котенку нет и намека на корысть.
Нам пора возвращаться, предупредил гондольер. Синьор будет ждать на вокзале и волноваться, почему его не встречают.
А как же Уолтер? крикнул я Анджеле. Его надо встретить!
Она рассеянно проговорила, явно думая о чем-то другом:
Он сам в состоянии добраться до дома.
Прошло еще несколько минут. Гондольер улыбнулся.
Ох, эти женщины! С ними нужно терпение, сказал он. Много терпения.
Я попытался еще раз:
Если отправимся прямо сейчас, мы еще можем успеть.
Она не ответила. Вскоре я снова ее окликнул:
Как успехи, Анджела? Есть надежда его изловить?
На этот раз она все же ответила, после долгой паузы, странным, сдавленным голосом:
Я уже не пытаюсь его изловить.
Необходимость спешить с отъездом отпала сама собой, поскольку уже было ясно, что мы окончательно опоздали на встречу с Уолтером. Напряжение сменилось приятной расслабленностью; я плотнее завернулся в плед, спасаясь от предательски прохладного сирокко, и задремал. Мне приснился сон. В этом сне была ночь. Наша гондола торопливо скользила по глади лагуны, мы пытались успеть на вокзал к поезду Уолтера. Вокруг было темно, так темно, что я различал только бледное зарево огней Венеции прямо по курсу и слышал лишь плеск воды под веслом. Внезапно я перестал грести и огляделся по сторонам. Сиденье у меня за спиной, кажется, пустовало. Я воскликнул: «Анджела!»
Она не ответила. Мне стало страшно.
«Марио! закричал я. Где синьора? Мы забыли ее на острове! Надо вернуться за ней! Сейчас же!»
Гондольер тоже перестал грести и подошел ко мне. В темноте я едва различал его лицо, но меня поразили его глаза, дикие и блестящие.
«Она здесь, синьор», сказал он.
«Но где? Ее нет на сиденье!»
«Она бы там не усидела», сказал гондольер.
А потом, как это часто бывает в снах, я понял, что он скажет дальше. Предугадал каждое слово еще до того, как они прозвучали.
«Мы любили ее, и поэтому нам пришлось ее убить».
Меня разбудил приступ паники. Облегчение от возвращения в действительность было поистине несказанным. Я вернулся из темного сновидения в явь, освещенную солнцем. По крайней мере, так мне показалось в первый миг пробуждения. Но уже в следующую секунду меня взяло сомнение, и в душе вновь шевельнулась тревога, чем-то похожая на начало кошмарного сна. Я открыл глаза навстречу дневному свету, но увидел лишь темноту. Поначалу я не поверил своим глазам: у меня даже мелькнула мысль, уж не теряю ли я сознание. Однако все объяснилось, стоило посмотреть на часы. Был уже восьмой час. Я проспал все короткие сумерки, и на лагуну спустилась ночь, хотя в небе над Фузиной еще виднелись отблески заката.
Марио не было видно. Я поднялся на ноги и огляделся по сторонам. А вот и он, спит, свернувшись калачиком, на корме. Не успел я его окликнуть, как он открыл глаза, словно пес под пристальным взглядом хозяина.
Синьор, сказал он. Вы уснули, я тоже уснул.
Сон в неурочное время считается делом курьезным, и мы оба расхохотались.
А где синьора? спросил Марио. Она тоже спит? Или все еще ловит кота?
Мы вгляделись в глубь острова, который был гораздо темнее, чем окружавшее его небо.
Она была там. Марио показал пальцем. Но теперь я ее не вижу.
Я крикнул:
Анджела!
Ответа не было. Ни звука, ни шороха. Только легкие волны тихонько плескались о борта гондолы.
Мы с Марио переглянулись.
Будем надеяться, с ней ничего не случилось, сказал он. В его голосе явственно слышались нотки тревоги. Этот кот был довольно свирепым. Хотя он же мелкий, он ничего ей не сделает, да?
Конечно нет, ответил я. Хотя он мог ее поцарапать, когда она заглянула в одну из тех ям.
Она собиралась его убить? спросил Марио.
Я молча кивнул.
Ha fatto male[7], произнес он. В этой стране кошек не убивают.
Позови ее ты, Марио, раздраженно проговорил я. У тебя голос громче.
Марио послушно окликнул Анджелу его мощный вопль мог бы поднять мертвецов из могил. Но ответа по-прежнему не было.
Ладно, проговорил я с преувеличенной бодростью, пытаясь скрыть нарастающее беспокойство. Пойдем ее искать. Надо поторопиться, иначе мы опоздаем к ужину и синьор будет волноваться. Надо же, как она крепко спит!
Марио не ответил.
Avanti! сказал я. Andiamo! Coraggio![8]
Я не понимал, почему Марио, всегда выполнявший любой приказ без промедления, даже не сдвинулся с места. Он смотрел прямо перед собой.
Там на острове кто-то есть, сказал он, помедлив. И это не синьора.
Надо сказать, к нашей чести, мы не медлили ни секунды и уже через пару минут высадились на берег. К моему удивлению, Марио взял с собой весло.
У меня есть складной нож, сказал он. Но лезвие маленькое. Вот такое. Он оттопырил мизинец.
Это был человек? спросил я.
Голова вроде бы человеческая.
Но ты не уверен?
Нет, не уверен. Он передвигался не как человек.
А как?
Марио наклонился и прикоснулся свободной рукой к земле. Я подумал, что это странно. С чего бы вдруг человеку передвигаться на четвереньках? Разве что он не хотел, чтобы его кто-то увидел.
Наверное, он приехал, пока мы спали, сказал я. Причалил с другой стороны. Там наверняка будет лодка. Потом сходим, посмотрим. Но сначала поищем синьору.
Мы подошли к месту, где в последний раз видели Анджелу. Трава была истоптана и примята. Анджела оставила на земле носовой платок, словно хотела отметить место. Других следов не было.
Ладно, пойдем посмотрим на его лодку, предложил я.
Мы вскарабкались на земляной вал и двинулись вдоль изогнутой линии берега, спотыкаясь о кочки, невидимые в темноте.
Здесь нет, здесь нет, бормотал Марио.
С вершины насыпи нам были видны россыпи огоньков, мерцающих над лагуной: Фузина в трех-четырех милях слева, Маламокко в трех-четырех милях справа, а впереди Венеция, плывущая на воде, словно рой светлячков. Но никакой лодки у берега не было. Мы с Марио озадаченно переглянулись.
Значит, он прибыл не по воде, наконец заключил Марио. Значит, он был здесь все время.
Я спросил:
Ты уверен, что это была не синьора? Может, ты не разглядел в темноте?
Синьора была в белом платье, сказал Марио. А этот весь в черном. Или, может, он сам чернокожий.
Поэтому мы его и не видим.
Да, мы не видим. Но он-то нас видит.
У меня по спине пробежал холодок.
Марио, сказал я, он наверняка ее видел. Возможно, он как-то связан с ее исчезновением?
Марио не ответил.
Странно, что он с нами не заговорил.
Может быть, он не умеет говорить.
Но ты сказал, это был человек Ладно, нас двое, а он один. Пойдем. Ты идешь справа, я слева.
Вскоре мы потеряли друг друга из виду в густой темноте, но пару раз я услышал, как Марио чертыхался, поцарапавшись о колючие ветки акаций. Мои поиски оказались гораздо успешнее, чем я ожидал. В дальнем конце острова, почти у самой воды, я наткнулся на одну купальную туфлю Анджелы: вероятно, она сбросила ее второпях, потому что пуговка была оторвана. Чуть дальше меня поджидала уже совсем жуткая находка мертвый котенок с раздробленной головой. Этот жалкий комочек шерсти никогда больше не будет страдать от голода. Анджела сдержала свое обещание.
Я уже собирался окликнуть Марио, но тут кто-то набросился на меня, вылетев из кустов. Меня сбили с ног и потащили куда-то на такой скорости, что я даже не понимал, что происходит. Следующее, что я помню: меня швырнули в гондолу, и она закачалась подо мной.
Марио! выдохнул я. А потом задал вопрос, совершенно дурацкий в сложившихся обстоятельствах: Где твое весло?
Лицо гондольера, склонившегося надо мной, было белым, как мел.
Весло? Я его бросил. От него все равно не было толку, синьор. Я пытался Но тут нужен был пулемет.
Он схватил мое весло и принялся лихорадочно грести; мы удалялись от острова.
Я воскликнул:
Нам нельзя уезжать!
Гондольер ничего не сказал и продолжал грести изо всех сил. Потом я услышал, как он что-то бормочет себе под нос, но разобрал лишь одну фразу:
Кстати, хорошее было весло.
Внезапно он сорвался со своего места на корме, сел рядом со мной и прошептал:
Когда я ее нашел, она была еще не совсем мертвой.
Я открыл рот, но он поднял руку, не давая мне заговорить.
Она попросила ее убить.
Но, Марио!
«Пока он не вернулся, сказала она. Он тоже голодный и ждать не будет» Это были ее слова. Марио наклонился еще ближе ко мне, но его шепот звучал слишком тихо.
Говори громче! воскликнул я, но почти сразу же попросил его замолчать.
Марио перебрался обратно на корму.
Вы уже не хотите вернуться на остров, синьор?
Нет, нет. Едем домой.
Я оглянулся. Прозрачный сумрак окутал лагуну, и только на горизонте темнело густое пятно черноты. Подоло
Трое-четверо на ужин[9]
Это было в Венеции, в последние дни июля, когда держалась удушающая жара. Открытые окна бара отеля «Сан-Джорджо» выходили на Большой канал. Но это не приносило свежести. К шести часам поднялся легкий бриз, слабый отголосок полуденного сирокко, но и он выдохся в течение часа.
Один из молодых людей встал с высокого табурета и на нетвердых ногах подошел к окну.
Будет тихо, порядок, сказал он. Думаю, поплывем в гондоле. Я вижу, она на месте, пришвартована, где обычно.
Как пожелаешь, Дики, отозвался его друг с другого табурета.
Их голоса не оставляли сомнений в том, что они англичане, как и в том, что они ценные клиенты данного заведения.
Джузеппе! позвал человек у окна, переводя взгляд от Санта-Мария-делла-Салюте с ее широкими ступенями, мощным порталом и парящим в небе куполом обратно к барной стойке, за которой выстроились разноцветные бутылки. За сколько мы догребем до Лидо?
Сэр?
Разве ты не говорил, что жил в Англии, Джузеппе?
Да, сэр, восемь лет в отеле «Метрополь».
Тогда почему
Вмешался его друг-миротворец, пояснив на итальянском:
Он хочет знать, долго ли плыть до Лидо?
Бармен ответил с облегчением в голосе:
Это смотря одно у вас весло или два.
Два.
Если хотите знать мое мнение, сказал Дики, возвращаясь на свой табурет, я не думаю, что этот Анджелино, или как его чертово имя, сильно помогает. Это парень на носу делает всю работу.
Да, сэр, услужливо поддакнул бармен. Но человек сзади направляй лодка, он давать направление.
Что ж, согласился Дики, если он знает, как добраться до Лидо Нам надо быть в «Сплендиде» к восьми. Это реально?
Легко, сэр, у вас целый час.
При отсутствии несчастных случаев.
У нас, в Венеции, не бывает несчастный случай, заявил бармен с истинно итальянским оптимизмом.
Еще по одной, Фил?
Мне уже хватит, Дики.
Да ладно, будь мужчиной.
Они выпили.
Ты, похоже, много знаешь, сказал Дики бармену, уже более дружелюбно. Можешь нам что-нибудь рассказать о парне, который ужинает с нами, Джо О'Келли или как там его?