Рагнхильд осмотрела хозяйственные постройки старую будку для хранения инвентаря, дворовый туалет, дровяной сарай. Везде один хлам. Все, что имело хоть какую-то ценность, давно вывезено так называемыми «друзьями Хенри».
Перед домом стоял снегоход. Квадроцикл и лодку они тоже оставили, потому что иначе Хенри не смог бы ездить в магазин за алкоголем. Но трактор, бензопилы, комбайн давно пропиты. К дворовому туалету прислонен отслуживший свое телевизор. На него капает с крыши.
Рагнхильд устала это видеть, жалеть, сокрушаться. Плюс яркое солнце, на котором невозможно долго держать глаза открытыми. «Мне нужно прилечь», подумала она. Но где здесь можно прилечь? Рагнхильд подумала о матрасах наверху. Никакая смертельная усталость не заставила бы ее даже коснуться ложа грязных собутыльников Хенри. Уж лучше в сарае, где-нибудь на груде тряпья
«Сарай, да, вспомнила Рагнхильд. Там должна быть какая-нибудь лопата. Я обязательно позвоню Улле, но сначала крыса».
Открыть сарай не получилось перед дверью с крыш нападало много снега, и он затвердел, как бетон. Рагнхильд прислонилась к стене, пнула сугроб и замерла на полудвижении. С той стороны что-то зашевелилось, заскреблось. Рагнхильд пнула ледяную кучу еще раз, так, что на ноге заболели пальцы. Сменила ногу.
Это Улле, старший брат, уговорил родителей передать Хенри маленькое земельное хозяйство. Хенри попал в плохую компанию. Вечеринки каждый день в Тарендё, Пайале, Кируне. Домой приходил только за деньгами и категорически отказывался помогать по хозяйству. «Я к вам в работники не нанимался», повторял он, выставляя средний палец.
У Хенри ни к кому не было уважения. У него вообще ничего не было ни школы, ни церкви с пастором, ни работы, ни собственности, ни родственников, так откуда было взяться уважению? Он и отца стал называть непочтительно faari, папаша.
Хенри почувствует ответственность, когда у него будет хозяйство, убеждал родителей старший брат Улле.
Родителей мучила совесть, как только речь заходила о Хенри. В детстве он переболел ушной инфекцией. В самый разгар сенокоса, поэтому к врачу обратились слишком поздно. С тех пор у Хенри нарушился слух, и он жаловался на непрекращающийся шум в голове. Школьный учитель оказался человеком черствым и нередко отвешивал Хенри оплеухи, когда тот не слушал.
У Улле все сложилось удачнее. В двадцать лет его назначили бригадиром на шахте в Кируне. Он и отца взялся туда устроить: «В веревочной мастерской нужны ловкие ребята, вроде тебя». И папа согласился. Он дошел до края с Хенри. Ни побои, ни угрозы ничего не помогало. А выгнать Хенри не мог, потому что тому действительно некуда было идти. Время от времени и Хенри находили место, но он нигде не задерживался.
А у отца нога уже тогда давала о себе знать. Вот и он принял решение.
«Думал, так будет лучше, вспоминала Рагнхильд. Зарплата, отпуск, жилье»
Вирпи исполнилось семь лет, и она грезила игровой площадкой, какие бывают в городах возле многоэтажных домов. По ее словам выходило, это что-то вроде сказочного замка. Хотя сама Вирпи на такой площадке ни разу не играла. В общем, плакала и сопротивлялась одна Рагнхильд, и мать, наконец, тоже сдалась.
Прекрати немедленно, оборвала она хнычущую Рагнхильд. Отец давно не мальчик и не справляется с хозяйством. В городе нам всем будет лучше. И у тебя, наконец, появятся друзья.
Как только позволил лед, они взяли лодку. Листочки на ветках торчали, как зеленые мышиные ушки. Коров впервые выгнали на пастбище. В Кируне ждала готовая меблированная квартира.
Подождите
Рагнхильд убежала в лес с собакой Виллой.
Лес на острове небольшой. Рагнхильд слышала, как Вирпи плачет и зовет ее с лодки, но ей было все равно. Они с Виллой спрятались под большой елью. Но тут пришел отец, решительный и нетерпеливый. И когда он позвал Рагнхильд, Вилла радостно залаяла и выдала их укрытие.
Отец взял Рагнхильд за руку и потащил, как она ни плакала и ни упиралась. Вилла шла за ними до самого берега. Ей не разрешили прыгнуть в лодку она осталась на мостике и долго смотрела вслед. Потом легла, выразив тем самым намерение дожидаться их возвращения
Очнувшись от воспоминаний, Рагнхильд обнаружила, что разбросала весь лед перед сараем. Он лежал у ее ног, как битое стекло. Оставалось вставить грубый ключ в замочную скважину и отпереть дверь.
Вилла, тихо позвала Рагнхильд.
Она не знала, как зовут собаку Хенри, но какая разница.
* * *
Когда глаза привыкли к темноте, Рагнхильд увидела, что и здесь ничего не изменилось. Вон там большое стойло для лошади, а здесь пять поменьше для горных коров. Рагнхильд принюхалась. После стольких-то лет, как здесь мог сохраниться запахи животных? Но стоило втянуть в себя воздух, как они появились. С безрогими головами, умными карими глазами и кудрявыми хвостиками. Майрос, Пунакорва, Мансикка, Вирранкукка и Шёна. Последняя лошадь Люнникке ушла в заоблачные луга, когда Рагнхильд исполнилось девять лет. Но коровы оставались и после того, как семья переехала.
И вот теперь они почти вернулись, жуют свою жвачку. Струя молока, звеня, брызжет в ведро. Рагнхильд чувствует их теплое дыхание на коже, слышит, как стучит сепаратор.
Что-то задвигалось в углу, в телячьем загоне. Собака.
Сверкнули черные глаза. Она выглядела в точности как Вилла, как такое возможно? Местная разновидность, нечто с примесью етмландской лайки или норвежского элкхунда. Острые уши оторочены черной каймой. Белый нагрудник, переходящий внизу в звезду. Совсем как у Виллы.
Тьё, тьё позвала Рагнхильд. Так окликали всех собак в ее детстве.
Но эта не подошла.
Рагнхильд сделала несколько шагов в ее сторону.
При ее приближении собака издала угрожающий гортанный звук и забилась в угол. А затем зарычала хвост поджат, уши прижаты к голове. Рагнхильд остановилась у входа в загон.
«Ее били, поняла она. Эта собака больше не доверяет людям».
Рагнхильд огляделась в поисках отверстия, через которое собака могла сюда проникнуть, ведь дверь была заперта. Тут увидела старый люк для навоза, открытый, но заваленный снегом. И на снегу следы когтей. Похоже, через него она и пробралась в сарай. Снег, который собака потом безуспешно пыталась раскопать, обрушился с крыши и заблокировал выход. Может, это ее обычное убежище, когда Хенри бывал особенно пьян? Снег вместо воды, мыши полевки вместо корма.
Послушай, обратилась к собаке Рагнхильд, я добрая, с животными точно. Сняла перчатку, присела на корточки, протянула руку к блестящему носу и позвала еще ласковее: Вилла
Но собака вскочила и укусила Рагнхильд за руку, а потом выбежала во двор через открытую дверь.
Рагнхильд выругалась. Крови на руке не было, боли она тоже не чувствовала. Ей стало стыдно. Загнать собаку в угол это какой же дурой надо быть
«Но я тебя понимаю, мысленно обратилась к собаке Рагнхильд. Я ведь и сама такая».
Она вышла во двор и прищурилась на слепящее солнце. Собака исчезла. Нужно срочно раздобыть что-нибудь вкусненькое. Что-нибудь такое, перед чем Вилла не сможет устоять; не обычный сухой корм.
Рагнхильд вспомнились три морозильные камеры в гостиной. Как это похоже на Хенри Они, конечно, забиты лесной дичью и лосятиной плата «приятелей» за то, что они охотились на его земле. Сам Хенри питался полуфабрикатами из магазина, потому что некому было готовить.
Рагнхильд вернулась в дом, прошла в гостиную и невольно вздрогнула при виде Хенри на диване. Как могла она забыть, что он лежит здесь мертвый? «Все-таки я и в самом деле немного странная», подумала она.
Нужно срочно звонить в похоронное бюро. Но как они заберут его, если лед не держит? И Улле, с ним тоже давно пора связаться Но сначала все-таки собака. Что, если она попытается убежать с острова и утонет в реке? Или задохнется в сугробе? Она такая слабая, что запросто может стать добычей воронов или других хищных птиц. Нет, Виллу нужно срочно найти и поймать.
Рагнхильд открыла морозильник. Допотопная модель; удивительно, как она вообще еще работает. Внутри наросло столько льда, что, кроме него, ничего не видно. Стенки покрывал толстый слой инея. Рагнхильд протянула руку, порылась и выудила пустую упаковку из-под рыбы в панировке, тоже очень старую. Далее пошли другие упаковки из-под гамбургеров, фрикаделек, черничного пирога. Рагнхильд бросала их на пол. А когда вытащила бутылку из-под кетчупа, остановилась.
Какого черта, Хенри?
Она повернулась к брату, как будто тот мог ответить. Похоже, Хенри использовал морозильную камеру как мусорное ведро. Рагнхильд заглянула вовнутрь. Тогда зачем он держал ее включенной?
Она сняла рукой иней и увидела клетчатую ткань, которая при ближайшем рассмотрении оказалась рукавом рубашки. Неужели Хенри и одежду хранил в морозилке? Может, был не в своем уме? Страдал под старость деменцией или белой горячкой?
Рука болела от холода, и Рагнхильд сунула ее под мышку, чтобы согреть. Потом положила пальцы в рот. Вспомнила о брошенной в сарае рукавице, пожалела.
Отошла в сторону, чтобы не загораживать свет потолочной лампы. Но в следующий момент поняла, что рыться в морозилке и дальше ей не придется. Потому что в рукаве была рука. Которая заканчивалась кистью со скрюченными пальцами.
Рагнхильд не закричала, не рухнула в обморок. Вынула пальцы изо рта и стала ждать приступ тошноты, который так и не случился. Успела ли она дотронуться до этой руки, прежде чем сунула в рот пальцы? Рагнхильд сплюнула на пол, потом еще и еще
Набрала 112. Объяснила ситуацию. Что находится в доме на острове посреди Турнеэльвен с двумя трупами в одной комнате. Да, они всё поняли верно. Один мертвец на диване, другой в морозильной камере.
Рагнхильд и самой казалось подозрительным, как спокойно она об этом говорила. Должно быть, это прозвучало совершенно безумно, раз ей не поверили. Поэтому под конец, чтобы доказать, что она в своем уме, Рагнхильд выпалила следующее:
Если будете звонить в полицию Кируны, попросите позвать Ребекку Мартинссон. Потому что тот, который лежит на диване, Хенри Пеккари, ее дядя по матери. А я ее тетя.
Сказала и тут же пожалела.
Простите, ответил диспетчер службы спасения, я не расслышал, кого нужно позвать?
Нет, никого спешно поправилась Рагнхильд. Забудьте об этом.
Девочку Вирпи, конечно, придется известить. Но Рагнхильд действительно не желает иметь ничего общего с Ребеккой Мартинссон.
* * *
Окружной прокурор Ребекка Мартинссон стояла за своим письменным столом с регулируемой высотой, когда инспектор Томми Рантакюрё заглянул к ней в кабинет.
Боже, какой тяжкий вздох, улыбнулся он.
Ребекка улыбнулась в ответ. Она и не заметила, как вздохнула.
Это возраст. Я становлюсь как моя бабушка. Она все время вздыхала «когда, наконец, явится Господь и освободит меня из этого мира?»
Томми Рантакюрё рассмеялся и поставил на стол бумажный пакет.
Послеобеденный кофе, провозгласил он. Сырные шарики, булочки с лакрицей и корицей. Лучшее лекарство от вздохов.
В самом деле? Тогда Господу лучше не торопиться с моим освобождением.
Не раньше чем через час, во всяком случае.
Ребекка сунула нос в пакет и с наслаждением втянула вкусный запах специально для Томми. Два месяца назад от Томми съехала его девушка, и вся его забота оказалась направленной на коллег. Томми вообще был добрый, и Ребекка старалась платить ему тем же.
В группе его по-прежнему держали за младшего. Было что-то грустное в том, что Томми никак не может повзрослеть. Но с тех пор как девушка съехала, а Свен-Эрик вышел на пенсию, Томми стал бывать в прокуратуре чаще и задерживаться дольше. Не раз Ребекке приходилось выпроваживать его под благовидным предлогом вроде срочной работы.
Ну как баланс?
Томми кивнул на кипу бумаг на столе.
Ребекка издала еще один вздох и воздела руки, взывая к высшим силам. Томми вздохнул еще громче, и оба рассмеялись шутке, которую сами только что придумали.
Начальник Ребекки Альф Бьёрнфут взял заблаговременно сэкономленный отпуск, добавил два месяца за свой счет и уехал на Аляску с дочерью. Ловить лосося и выслеживать в лесу медведей отпуск мечты. Теперь обязанности начальника временно исполнял коллега Ребекки Карл фон Пост. В последний день работы Бьёрнфут зашел к Ребекке в кабинет и прилепил желтую бумажку на стенку с объявлениями «Не ругаться!» Если это была шутка, то она имела под собой самые серьезные основания.
Живите с Калле дружно, напутствовал Ребекку Бьёрнфут. Знаю, что ты его недолюбливаешь, но у Калле больше опыта, поэтому я вынужден оставить заместителем его, а не тебя. И я не хочу, чтобы мне звонили на Аляску и портили отпуск жалобами.
Мне никогда не придет в голову звонить тебе и жаловаться, возразила Ребекка. А эту бумажку ты бы лучше повесил у него в кабинете.
Знаю, ответил Бьёрнфут. Но Калле бумажками не убедишь, скорее раздразнишь. Поэтому я и прошу: если он придет ругаться с тобой, не поддавайся на провокации. Иначе он тут же кинется искать меня, а я буду в лесах, на Диком Западе. Так что давайте не доводить до этого, ладно?
С этими словами Бьёрнфут сжал одну руку в другой в знак того, что нужно держаться, и покинул здание.
Не успела входная дверь захлопнуться за его спиной, как фон Пост как исполняющий обязанности главного прокурора тут же завалил Ребекку работой. А именно выложил на ее стол кипу всех завершенных предварительных расследований. Больше ста пятидесяти дел, большинство которых связаны с мошенничеством, кражами в магазинах и вождением в нетрезвом состоянии. Ребекке предоставлялось решать, кого из этих людей стоит преследовать в судебном порядке. «Подвести баланс» так это называлось. Убийственно тоскливая и однообразная работа.
Ну так что там с балансом? Томми кивнул на кипу.
Ребекка сжала губы. Вот уже три недели как она прикована к этому столу, не готовая к такому одиночеству. Фон Пост не только возложил на нее баланс готовых полицейских расследований, но и забрал текущие дела. Якобы чтобы дать Ребекке возможность «сосредоточиться на балансе». И она не протестовала. Желтая бумажка Бьёрнфута, как божья заповедь, освещала ей путь.
И поскольку собственных расследований у Ребекки теперь не было, никто из полицейских не стучался к ней в кабинет обсудить дальнейшие шаги в рамках текущих следственных действий. И у нее тоже не было повода беспокоить полицейских своими прокурорскими директивами. Телефон молчал.
«Я должна быть благодарна Томми, подумала Ребекка. Ему одному есть до меня хоть какое-то дело. Почему мы всегда недооцениваем тех, кто действительно о нас заботится?»
Скоро я буду плакать, ответила она на вопрос Томми. Начну с понедельника. Можете считать это мелким хулиганством.
Хорошо для статистики. Томми Рантакюрё кивнул.
«Для статистики фон Поста», мысленно поправила она.
И не успела подумать о новом начальнике, как услышала его шаги по коридору. В следующую секунду в дверях возникла фигура фон Поста. Взъерошенная мальчишеская шевелюра, тщательно выглаженная рубашка и ни намека на живот.
Привет, Томми. Фон Пост по-приятельски похлопал инспектора по спине. Как дела, Мартинссон?
Ребекка застыла на месте. В этом заключалось различие между ней и фон Постом, или людьми так называемого «высшего света». Он был как ведущий эстрадной программы, одинаково приветлив со всеми, без различения врагов и союзников. Ей же с трудом давалось скрывать свои истинные чувства. Вот и сейчас мышцы шеи затвердели от напряжения, губы сжались. Ребекка не могла смотреть в глаза тем, кого недолюбливала, и ненавидела себя за это. Похоже, она неудачница от природы.