Сумерки опустились на сельву и на протоку, выводящую к основному руслу реки. Десять человек в аквалангах и костюмах для подводного плавания, укрываясь за кустами, направлялись по берегу протоки к реке. Внезапно идущий впереди Темур Медаев предостерегающе поднял руку, и все бросились на землю.
С протоки донеслись приглушенные голоса и плеск воды. Ратников осторожно раздвинул ветви кустов. Картина, представшая его взору, мягко говоря, его удивила: две студентки сидели по горло в воде, одна стирала, а еще одна, длинноногая, делала на берегу гимнастику. При виде черной фигуры, появившейся из зарослей, «гимнастка» закричала, но Ратников успел зажать ей рот рукой.
Завтра вас выпорю за самоволку! сказал он ей на ухо. Гусанос вот-вот будут здесь, поняла, Афродита?! Забирай своих подружек и немедленно дуй в лагерь!.. Поняла?
Ратников отнял руку от лица девушки.
Поняла, кивнула она. Только я не Афродита, а Рита! сказала «гимнастка» и, спохватившись, прикрыла наготу руками.
На их голоса из-за кустов выглянули остальные студентки.
Брысь в лагерь, поганки! крикнул Ратников. Подхватив одежду, студентки скрылись в сумерках сельвы. Обшарив биноклем протоку и противоположный берег реки и не заметив ничего подозрительного, Ратников махнул рукой. Десять черных фигур бесшумно погрузились в воду
Широкие лопасти вентилятора гнали в лицо лежащего на топчане Ратникова горячий воздух. В комнату, откинув противомоскитную сетку, проскользнула высокая молодая женщина в белом халате, выгодно подчеркивающем ладную, стройную фигуру.
Доброе утро! сказала она и улыбнулась полными чувственными губами.
Где это я? спросил Ратников, оглядывая убогую комнату.
Все там же В Никарагуа, проверяя у него пульс, ответила женщина. Студентов вчера отправили на Кубу, а твоих завтра
Какое сегодня число?.. заподозрив неладное, спросил Ратников.
Двадцать пятое. Ты был без сознания неделю. Шансов, признаться, у тебя было не слишком много. Когда тебя приволокли, акваланг был полон крови. Просто повезло, что осколок не задел артерию!.. Хорошо еще, что у меня оказалась та же, что и у тебя, группа крови.
Вы мне дали свою кровь? отчего-то покрываясь краской, спросил капитан.
Учти, она у меня бешеная! засмеялась молодая женщина.
Может, скажете хоть, как вас зовут?
Афродита-Рита. Ты еще обещал меня выпороть, помнишь?! откинув с лица белокурые волосы, она шепотом спросила: Это вы в ту ночь у них погром за рекой устроили, да?
У кого у них? с деланным видом переспросил Ратников.
Ну, на том берегу. Пожар был до небес, и громыхало так, что в нашей общаге стекла чуть не повылетали!
Не-е, мы тут ни при чем. Мы тогда на кайманов охотились.
Зачем вам кайманы? недоверчиво улыбнулась она.
Для зоопарка. Попросили
Почему вы не улетели со всеми на Кубу? спросил Ратников.
Тебе может снова понадобиться моя кровь, ответила она и, набрав из ампулы в шприц жидкость, скомандовала: Ваше мягкое место, сударь!
Может, лучше позвать военврача!..
Военврач и санитар погибли три дня назад, а я все же как-никак учусь в медицинском.
Что, был налет?..
Да, кивнула Рита. Эти гады лезли, как из-под земли. Какие-то озверевшие Твоими командовал грузин.
Осетин. Сколько погибших?
Трое и семь раненых. Их отправили в Союз, а тебя переводят в Манагуа. Я буду тебя сопровождать, сообщила она и решительно откинула простыню.
Появившиеся в дверном проеме Медаев, Коваль и Бурков тут же закрыли дверь с другой стороны, откуда до слуха Ратникова донеслись их приглушенные голоса, а затем громкий смех.
Сделав укол, Рита осторожно провела дрожащими пальцами по его груди, а потом, оглянувшись на дверь, за которой по-прежнему был слышен гул голосов, приникла к нему своими жаркими губами
Большой, выстроенный в колониальном стиле дом с многочисленными антеннами на крыше стоял на берегу океана в окружении высоких пальм. Рядом расположились различные хозяйственные постройки, окруженные колючим кустарником.
Территория вокруг обнесена металлическим забором, который в подобном месте выглядел очень нелепо. На площадку перед домом опустился вертолет. Из него вышел Олег Александрович.
Ратников сидел на веранде в плетеном шезлонге. Увидев пожаловавшего незваного гостя, он сообщил хлопочущей вокруг него Рите:
Это по мою грешную душу!.. Что ж, пойду встречать.
Но едва он открыл дверь, как его остановила жесткая команда людей в штатском, стоящих за дверью:
Даме покинуть помещение, вам оставаться на месте!
Уходя, Рита показала им язык, и Ратников, не выдержав, рассмеялся. Легкая улыбка тронула и лица парней в штатском, но служебный долг победил их чувства, и они опять приняли серьезный и грозный вид. Вскоре в конце длинного коридора появился грузный человек, сошедший несколькими минутами ранее с вертолета.
Когда Олег Александрович вошел в комнату, Ратников спросил:
Чем могу быть полезен?
Тот несколько мгновений внимательно разглядывал капитана, а затем ворчливо сказал:
Ты им, понимаешь, курорты устраиваешь, а они даже сесть не предложат!
Прошу вас!.. галантно придвинул стул Ратников.
Да уж ладно, постою!.. Отчет, надеюсь, написал?..
Отчет? Какой отчет?.. принимая обескураженный вид, переспросил Ратников.
Человек наклонился к его уху и произнес шепотом:
О полном уничтожении пункта дислокации «зеленых беретов».
Я не понимаю вас! отстранился капитан.
Может, скажешь, что ты и меня не знаешь?..
Извините, но и вас я вижу в первый раз, глазом не моргнув, ответил капитан.
Да?.. усмехнулся генерал. Ну, я тебе скажу, ты и фрукт!.. Генерал снова испытующе посмотрел на него, потом в сторону двери:
Пожалуй, ты прав, парень, что так себя ведешь!.. Выйдем-ка на воздух!
Разбиваясь о прибрежные камни, пенистые океанские волны чередой катились к ногам Ратникова и генерала. Они некоторое время стояли и молча смотрели на океанский простор на бесконечные волны и галдящих беспокойных чаек. Наконец Олег Александрович с сожалением оторвался от созерцания стихии и, переведя взгляд на Ратникова, спросил:
Говоришь, что в первый раз меня видишь, майор?
Так точно! ответил Ратников и поправил генерала: Извините, капитан
Усмехнувшись, человек протянул ему сверток. Капитан осторожно развернул плотную оберточную бумагу. В руках у него оказались новенькие майорские погоны.
Не мой род войск! сказал Ратников и протянул погоны обратно.
Был не твой. А теперь твоим будет. Мы тебя забираем к себе, майор
Без моего согласия?
Почему же? Забыл, как ты сам когда-то просился и подписку дал. Тогда не получилось А сейчас заслужил Поэтому есть у нас такое право. Пока ты выздоравливал в приятном обществе, мы уже оформили твой перевод. На первых порах квартира в Москве не ахти какая, но тебе редко придется в ней ночевать
Что я должен буду делать у вас?
Выполнять спецзадания по защите государственных интересов страны за ее пределами. Значит, так, майор, отныне вам придется быть осторожнее в связях Лучше, чтобы о них мы узнавали от вас.
Это тоже относится к специфике моей новой работы? поинтересовался Ратников.
Да, коротко ответил генерал.
Вы имеете в виду
Голова садовая, ты хоть знаешь, кто она? Кто ее отец?
Во время переливания крови несколько неудобно выяснять биографию донора.
Ладно, все равно завтра все закончится, устало сказал Олег Александрович.
Почему? мгновенно насторожился Ратников.
Потому что завтра вы улетаете в Москву, но она на пассажирском «Боинге», а ты на транспортном «Иле», улавливаешь разницу?..
Каждый едет в своем классе?..
Вот именно, майор, каждый в своем! И дальше тоже в своем. Под вечер со стороны океана снова пришел тропический ливень с грозой. Прибрежные пальмы качались и клонились к земле. Их контуры четко прорисовывались в частых вспышках ярких молний, полосующих небо над океаном, по которому неслись к берегу и с грохотом разбивались о него гигантские черные волны.
Ратников стоял у окна, не в силах оторваться от разбушевавшейся стихии. Когда его шею обвили горячие, ласковые женские руки, он от неожиданности вздрогнул.
«Море ловит стрелы молний и в своей пучине гасит» вдруг тихо сказала она. Классики всегда точны
Он отвернулся от окна и, притянув Риту к себе, стал покрывать поцелуями ее плечи, шею, лицо. Потом отстранился и пристально посмотрел в ее кажущиеся в сумерках черными глаза в них отражались полосующие небо молнии.
Сказка кончилась, Афродита-Рита, завтра я улетаю в Манагуа!
Знаю! кивнула она. Увидела Олега Александровича и все поняла. Но у нас еще есть последняя ночь, и никто не сможет отобрать ее
Их тела сплелись в единое целое. Будто разбуженная буйством природы за окном, их страсть вспыхнула с такой же неистовой силой.
Когда первые сполохи занимающегося утра заглянули в окно комнаты, она, не стесняясь своей наготы, подошла к двери, ведущей на веранду, и распахнула ее. Гроза, ярившаяся всю ночь, прекратилась, лишь глухие стоны грома еще доносились откуда-то из сельвы да капли, падающие с крыши веранды, отбивали монотонный печальный ритм.
Ты любишь меня? спросил он.
Она рухнула на кровать и покачала головой:
Таких, как ты, не любят. К счастью или к несчастью моему, в таких сгорают Да только все равно ведь ты меня не позовешь. У тебя война твоя любимая, вместо женщины. «Наши жены пушки заряжены!» Так? Ты, небось, лежишь со мной, а сам думаешь: «Навязалась на мою шею!» Молчи, молчи, знаю, что не права. И права в то же время! Она смотрела на него огромными глазами, из которых уже готовы были брызнуть слезы. И не зови, не надо, набиваться не буду. Ведь мне же, как каждой бабе, дом нужен, семья, дети. Так что моя дорожка определена.
Что значит определена? глухо спросил он, может быть, впервые в жизни не зная, что делать, что сказать.
От беззвучных рыданий вздрогнули ее плечи, и она совсем тихо сказала:
Я же замужем. Он служит у Олега Александровича Ладыченко. «Сам я, конечно, в войне не участвовал, но был ранен» вспомнил вдруг Ратников слова незабвенного капитана Бардака, который, гоняя его в учебке, учил еще и другой мудрости: «Если баба замужем отвали».
И пока он мучился и приходил в себя от услышанного, не зная, что должен сказать, Рита вдруг склонилась над ним и, глядя прямо в глаза, сказала:
Что бы ни случилось с нами, помни мы с тобой одной крови. Одной помни!
Две черные «Волги» к подъезду седьмого корпуса санатория «Барвиха» подкатили почти одновременно.
Рад встрече, Николай Степанович, рад! поприветствовал генерал Ладыченко вышедшего из автомобиля пожилого человека с седыми волосами, постриженными ежиком, в очках, за золотой оправой которых прятались не по возрасту молодые, отливающие стальным блеском глаза. Вижу, вы не один И надолго пожаловали?
Приветствую, приветствую вас, Олег Александрович Давненько не виделись Думаю недельки две здесь пробыть. Немного подшаманюсь и опять в строй С Ритой вы знакомы. А вот это радость моя на старости лет внук! улыбаясь, показал он на стоящего рядом с дочерью вихрастого малыша.
Ну и я тоже на две недели. Больше служба не позволяет. Так что очень рад, что мы с вами, как раньше говорили, в один заезд попали А тебя как же зовут, молодой человек? спросил Олег Александрович, подходя к малышу.
Тошка! ответил тот, заливаясь смехом.
Тошка это Антошка, выходит!
Что-то в лице ребенка привлекло внимание генерала, и он взял его на руки и отстранил на вытянутых руках, чтобы получше рассмотреть Вглядевшись в него, он, не в силах скрыть изумления, перевел внимательный взгляд на Риту.
Встретив этот взгляд, женщина гордо вскинула голову и еле слышно, но твердо произнесла:
Да!.. Антон Анодин! вдруг серьезно доложил мальчуган.
А Ну да, Анодин
Николай Степанович взял пацана за руку, и они пошли в здание. Ладыченко и Рита чуть отстали.
Да, Никарагуа задумчиво сказал генерал. Шесть лет прошло
Семь, спокойно поправила его Рита. Тошке седьмой год пошел, скоро в школу собираться
Быстро они растут, не угонишься Какое-то время они молчали.
Ну, я пошла Рита спокойно посмотрела на генерала. И вдруг с усилием, как что-то очень, может, даже самое важное сказала: А Никарагуа я не забыла. И не забуду. Никогда
Ну, иди, дочка. Сына береги. Хорошей он у тебя породы Что он, генерал Ладыченко, мог сказать ей еще? Добавить разве что ратниковской породы Но зачем? Ведь Ратников не так давно сгинул без вести, не вернулся с задания, выполнять которое послал его он генерал Ладыченко. А не послать не мог
1997 г.
Вернуться, чтобы уйти
Когда, в 1975-м, их забросили в Конго. Неделю просидели взаперти в ангаре из гофрированного алюминия сотня солдат в одних майках, которые не просыхали на теле целый день. Веселей стало, когда разрешили выходить на свежий воздух сначала вечерами, потом и днем.
Конголезцы в те годы жили весело. Революция подарила им четырехчасовой рабочий день, остальное время уходило на митинги с красными транспарантами, с обязательной пляской под зажигательный барабан. И все же веселей нашим солдатам было убирать помидоры, когда заканчивался рабочий день, чем сутки напролет просиживать взаперти.
Вечерами веселые конголезцы приходили к ящикам с помидорами, подготовленными к отгрузке, и отбирали себе килограммов по десять. Расплачивались какой-то рафией пивом или вином из пальмового сока. Помидоры пропадали на плантациях, их никто не охранял приходи да бери, лишь бы добро не сгнило. Но веселые конголезцы упорно носили рафию ребятам, чтобы отобрать помидоры из ящиков, подготовленных к отправке.
Потом завязались знакомства. Как ни лютовал капитан в цветастой рубашонке нараспашку и сандалетах на босу ногу, бойцы убегали из душного ангара в чуть более прохладную ночь к еле видимым во тьме черным девчонкам. Рафия дурила голову, если выпить литра два.
Вот и очнулся однажды Егор Жигарев посреди широкой реки Конго в весельной лодке со связанными руками и ногами и тяжелой головой.
Запаса французских слов, полученного в учебке перед вылетом, не хватило, чтобы рассказать о себе белому офицеру в хаки среди черных полуголых людей то ли солдат, то ли бандитов.
Это русский, сказал офицер, которого звали Матис Жакобе, босоногому сержанту с оторванным ухом. Я вернусь за ним через месяц. Если останется живой, заберу с собой. Не забывайте его кормить и давайте по черпачку вот этого лекарства перед сном.
Жакобе оставил им для Жигарева двухлитровую аптечную бутыль со спиртом. Негры исполнили приказание и не потому, что боялись хозяина. Как потом увидел Егор, по всей Африке аптечный спирт считался ядовитым снадобьем. Зато по части еды не оплошали за три дня опустошили весь запас консервов, которые предназначались для Жигарева, а потом кормили пресным варевом из кукурузной муки и сушеной тапиоки. Без масла, соли и перца.
На прощание Матис чиркнул ножом по лицу Егора от виска до подбородка. Такова была его личная метка для пленных. И одновременно испытание на живучесть глубокий порез не у каждого белого зарастет во влажных джунглях.
Жакобе вернулся только через три месяца в сухой сезон. На Жигареве не держались брюки, спирт был выпит, но малярии не было. Глубокая рана на лице зарубцевалась в белый шрам.
Тавро на месте, похлопал Жигарева по тонкой шее Жакобе. Жеребчик еще поскачет.
Специально для Жигарева в деревне, что была рядом с лагерем, закололи козу. Сначала Матис отпаивал его свежей кровью, затем откармливал мясом, сырым, потом вареным.
Жигарева рвало и поносило, от боли в животе он катался по земле, но через пять дней твердо встал на ноги. По-французски он уже говорил и понимал сносно. Матис вел с ним долгие беседы с глазу на глаз: