Мужчина с любопытством взглянул на Гурова.
А я муж, представился Лев Иванович, протягивая руку. Строев моя фамилия.
Маша слегка толкнула супруга плечом. Мужчина в светло-сером костюме пожал Гурову руку и отступил на шаг назад.
Немирович Вячеслав Иванович, объявил он. Директор школы.
Это вы мне звонили! воскликнула Маша. Как мило.
Каждого приглашал лично, подтвердил Немирович. Только так. Не рассылкой же по электронной почте людей заманивать.
Действительно.
Гуров, услышав шум подъезжающей машины, взглянул в окно и заметил паркующийся недалеко от въездных ворот полицейский «Форд».
Охрана прибыла, заметив интерес Гурова, пояснил Немирович. Теперь только так с полицией, по всем правилам. Вы позволите?
Он вышел на улицу. Гуров саркастически сказал:
Какой душка.
Перестань, пожалуйста, одернула мужа Маша. И куда нам теперь идти? Ладно, сама решу, если уж нам ничего не объяснили.
Она смело пошла вперед. Слева показалась лестница, ведущая на второй этаж. На самом верху она раздваивалась, а в самом центре лестничной площадки стояла женщина, которая, несомненно, тоже работала в этой школе, потому что именно так выглядели учителя в юные годы самого сыщика. Широкая шерстяная юбка, вишневая водолазка и непременно бусы. Вот хоть убей, но бусы! Круглые такие бомбошки, чтобы «под янтарь». А еще растрепанная прическа, сооруженная в начале дня, но не дожившая до его финала.
Тамара Георгиевна! обрадовалась Маша и пошла вверх по лестнице. Тамара Георгиевна, боже мой!
Гуров не торопился следом, смысла в этом не было. Маша встретила кого-то из своих учителей. Значит, сейчас минут пять будут объятия, хватания за руки, ощупывания и вопросы, ответы на которые забудутся через секунду.
Учительница русского языка и литературы, Лева! продолжала радоваться Маша. Тамара Георгиевна была первым человеком, который сказал, что когда я читаю вслух, то она мне верит. По Станиславскому.
Маша, Машенька, чуть не плакала, расчувствовавшись, учительница. А я сразу узнала тебя. Совершенно такая же. Абсолютно! Только под руку с мужчиной! И взгляд такой осмысленный.
Это мой муж, Лев Иванович, представила Гурова жена. Да, вы правы, Тамара Георгиевна. Уже сколько лет я держу его под руку.
И не сосчитать, тактично кашлянул Гуров.
Я так рада вас видеть, учительница неловкими движениями принялась заталкивать обратно в прическу выбившиеся пряди. Простите за мой вид, я тут с утра, а еще выпускной.
Вы совершенно не изменились, уверила ее Маша. О, ну не надо.
Тамара Георгиевна, шмыгнув острым носом, приложила пальцы к глазам. Маша поймала взгляд Гурова и подала знак уйти. С огромным облегчением Гуров послушался ее и, выдавив из себя вежливое «Еще увидимся», немедленно поднялся на второй этаж.
Здание вовсю готовилось к сносу. Снаружи это было совершенно незаметно, но изнутри все выглядело грустно. Под потолком торчали оборванные провода, а сам потолок покрывали серо-желтые пятна многочисленных протечек. Напольные плинтуса уже были сняты, вдоль стен были небрежно сложены старые немодные школьные парты и стулья.
Здание доживает последние дни, раздался за спиной Гурова чей-то голос, а в следующее мгновение его обладатель оказался рядом. Финита ля комедиа. Других слов просто нет.
Подошедший приходился Гурову ровесником или что-то около того, но ростом был выше на целую голову и легче килограммов на десять. Высокий и худощавый, одетый не празднично, а в старые джинсы и выцветшую серую футболку. Но самым удивительным оказалось то, что на плечи он набросил свитер, который при нынешней жаре выглядел совсем неуместно. На родителя он не тянул. Но к школе имел отношение и, скорее всего, прямое, потому что выглядел Гуров потом не раз вспоминал это ощущение на своем месте точнее нельзя было и выразиться.
Вы отец? повернул голову в сторону Гурова незнакомец.
Нет.
Выпить хотите?
Вы же шутите?
Лев Иванович растерялся. Мало того, что он всего ничего провел в этом месте, но сколько событий! Дюже радостный мужик в нелепом костюме, напоминающая пыльную мумию учительница русского и литературы, а теперь еще и алкаш, который выполз невесть откуда. В том, что у человека, предложившего ему выпить, были крепкие отношения с алкоголем, Гуров заметил сразу по характерному запаху изо рта и красноватым белкам небольших серых глаз.
Гуров, протянул руку Лев Иванович.
Шлицман, тут же подал свою ладонь мужчина. Учитель истории. Краевед. Любитель прошлого. Консерватор в каком-то смысле. Все современное принимаю с трудом, так как вынужден.
Полковник. Уголовный розыск, представился Гуров. Вы не похожи на учителя.
Да неужели? восхитился историк.
Уже отмечаете? Гуров выразительно провел пальцем по горлу.
Еще и не начинал, холодно улыбнулся Шлицман. Но стоило бы.
Будете скучать? спросил Лев Иванович, решив, что понимает, в каком состоянии находится новый знакомый.
Вот по этому? Шлицман крутанул шеей, отчего его голова описала полукруг. А по чему здесь скучать-то? Вы видите здесь что-то такое, без чего будет сложно прожить?
Гуров не знал, что ответить. Появление Маши спасло бы его от разговора, которого он совсем не желал. Что он мог знать про школу? Только то, о чем поведала жена. Старое здание, скоро снесут. Все.
И вы из тех, кому, конечно же, не наплевать, да? ехидно прищурился Шлицман. Понимаю. Нет, правда. Умирает не эпоха, как это принято говорить. Умираем мы. Вот прямо здесь и сейчас.
«Интересно, его кто-то уже видел в таком состоянии? мелькнула в голове Гурова мысль. Или мне стоит сообщить о нем директору?»
Задав себе эти вопросы, Гуров поморщился. Он тут гость. Не его дело. Но предупредить кое-кого все-таки стоило бы.
Прошу меня простить, улыбнулся он и развернулся, чтобы уйти, но новый знакомый быстрым движением руки коснулся его плеча. Гуров обернулся.
Не бойтесь, произнес Шлицман. То, что вы увидели, никого не удивит. Я, так сказать, начал панихиду раньше других.
Уверены, что проблем не будет?
Даю слово, поднял руку учитель и прислушался.
Гуров сделал то же самое. Негромкий голос Маши заставил его вопросительно взглянуть на историка.
Заместитель директора, констатировал Шлицман. Хорошая женщина. Прекрасный педагог, но как психолог просто никакая.
Она еще и психолог?
Каждый из нас психолог. Каждый считает себя специалистом по чужим ощущениям и уверен, что смог бы приручить любого внутреннего демона. А своих демонов считает самыми страшными. Так что, не решились?
Шлицман завел руку за спину и показал Гурову четвертушку коньяка «Старый Кенигсберг».
Прекрасно влезает в задний карман, усмехнулся он. Хотя, если честно, прятаться мне не от кого. На этом этаже только я. А само торжество будет проходить на третьем. Это выше.
Я так и понял, ответил Гуров.
Шлицман отвинтил с бутылки крышку и, запрокинув голову, отпил. Коньяк булькнул, а Шлицман, пожевав мокрыми губами, вернул пробку на место и снова спрятал бутылочку в задний карман своих потрепанных джинсов.
Удивительный момент Гурову понравился этот человек. Чувствовалось, что он далеко неглуп, совершенно не агрессивен, как это часто бывает с теми, кто был застукан на месте преступления, но главное, что Шлицман не гнул пальцы. Он принял Гурова за своего, опять же, не по причине того, что искал собутыльника, а исходя из умения остаться вежливым в сложной для него ситуации. «Воспитанный, отметил Лев Иванович. Жаль, если заметут. А ведь так и будет. Он уже нетрезв, а впереди еще долгая ночь в компании других».
На лестнице послышались шаги. Маша с учительницей поднимались по ней и вскоре зашли на второй этаж. Тамара Георгиевна, увидев учителя истории, резко остановилась и с осуждением качнула лохматой головой.
Олег Алексеевич? понизив голос, угрожающе произнесла она.
Тамара Георгиевна? широко улыбнулся в ответ Шлицман.
Вы уже закончили тут?
Еще нет.
Ну так давайте же.
Непременно.
А что еще осталось?
Карты и атласы. Кинопроектор, бобины с пленками. Диафильмы, которые мне приказали выбросить, но я отказался это делать. Портреты, книги.
Помощь не нужна?
Упаси боже. Все сам сделаю.
Делайте, Олег Алексеевич, заключила заместитель директора. Я попозже зайду.
Гуров понял: то, что он посчитал за чужой секрет, давно таковым не являлось. Зря Шлицман назвал замдиректора плохим психологом. Плохой психолог сейчас бы поспешно увел гостей подальше от поддатого коллеги, отвлек бы от него внимание любым способом, что выглядело бы хоть и объяснимо, но вызвало бы у посторонних ненужный интерес, но заместитель директора встретила опасность с открытым забралом. Она задала коллеге абсолютно будничные вопросы, тем самым показывая, что ситуация не требует проявления повышенного внимания, потому не все в курсе, что здесь происходит. Иными словами, не происходит ничего из ряда вон выходящего.
Шлицман скользнул взглядом по лицу Маши и пошел к повороту за угол туда, где, по-видимому, располагался коридор. Сворачивая, он обернулся, снова посмотрел на Машу и остановился.
Не помню вас, с вызовом сказал он. Как ваша фамилия?
Она вам ничего не скажет, тут же нашлась Маша. Я выпустилась раньше, а вы пришли сюда работать уже потом. Я вас тоже не помню.
Олег Алексеевич сменил Инну Яковлевну, заместитель директора тут же взяла нить разговора в свои руки. Маша, ты должна ее помнить.
Конечно, улыбнулась Маша. Это ее вечное «Как можно не знать, когда родился кардинал Ришелье?!» Она просто бредила Францией.
Он родился девятого сентября одна тысяча пятьсот восемьдесят пятого года, все так же стоя вдалеке, произнес Шлицман. Интересные дела: он правил в следующем веке, уже в семнадцатом. Начал в двадцать четвертом году, а закончил в сорок втором.
После этих слов он скрылся из вида. Маша вытаращилась на историка. Гуров тоже молча внимал происходящему. И только замдиректора быстрее всех пришла в себя. Она подхватила Машу под руку и потянула ее в сторону лестницы.
Актовый зал этажом выше, это не здесь, а здесь все уже разобрано, вы же сами видите, мы просто не успели убрать, столько дел, но директор решил, что это не имеет значения, тут ведь все свои будут
Она старалась заговорить их и увести туда, где все пристойно и в лучших традициях. Гуров посмотрел на то место, где только что стоял учитель истории, и последовал вслед за супругой.
Интересное начало. Живое и многообещающее.
Глава 2
Заместитель директора вскоре оставила Гурова и Машу вдвоем. Ей кто-то позвонил, и она умчалась по своим делам, извинившись и пообещав увидеться в скором будущем.
Маша, оставшись с мужем наедине, заметно оживилась. Она схватила его за руку и потащила к первой попавшейся открытой двери.
Здесь нам преподавали алгебру и геометрию. А дальше будет непонятная комната. Помню, что в ней то ли совет дружины собирался, то ли в комсомол принимали. У нас был старший пионервожатый, Костя его звали. Всегда ходил с таким лицом, словно под стенами Мавзолея стоял. Я была классе в пятом, когда он приходил к нам в класс и втирал всякое такое про пионерию, Ленина, революцию и остальное. Мы его боялись, он как будто бы неземным был. Ну знаешь, каким-то как не от мира сего. Не в том смысле, что странным, а в том, что возвышался над нами во всех смыслах. Не поверишь, но даже у учителей, когда они с ним разговаривали, менялось выражение лица.
Гуров помнил то время. Он был старше жены на несколько лет, но разница в возрасте позволяла им иметь общие воспоминания. Особенно школьные.
И у нас был такой человек в школе, вспомнил Лев Иванович. Только эту должность занимала девушка, которая уже окончила школу. Светлана. Надо же, как сейчас помню.
Они медленно шли по коридору, попутно заглядывая в каждое помещение. Здесь, на третьем этаже, все пока что было цело и не разобрано. В кабинетах стояла мебель, на полу не валялись обрезки проводов. В самом конце коридора виднелись распахнутые двери, откуда доносился гул голосов. Гуров понял, что это и есть актовый зал, где уже вовсю готовятся к проведению выпускного. Маша тут же подтвердила его догадки.
Нам туда, произнесла она и подхватила мужа под руку.
Может, домой? взмолился Гуров. Скажем потом, что не нашли актовый зал и ушли.
Я обещала, извиняющимся тоном произнесла Маша. Осталось потерпеть совсем недолго. А потом, когда вся эта лабуда с торжественной частью закончится, можно будет расслабиться. Да брось, Лева, все будет нормально.
Они зашли через широкий проход в актовый зал, который оказался большим. В его пространство вписали сцену, довольно широкую, украшенную воздушными шарами и плакатами с блестящими надписями: «Спасибо всем, кто нас учил!», «Наши учителя лучшие!», «Не забудем нашу школу!» Похожие лозунги можно было обнаружить на каждой стене.
Выпускников и гостей более старшего возраста к этому часу набралось прилично. Актовый зал был уставлен стульями, многие места были заняты. Недавние школьники выделялись яркими и смелыми нарядами и вели себя довольно раскованно, а вот взрослые стеснялись. Гуров и сам, оказавшись посреди чужого праздника жизни, почувствовал себя неловко, тем более что Маша, едва войдя в зал, практически сразу же потянула его в дальний угол, где под окнами сидела компания женщин и мужчин.
Это мои, Лева. Мои! бросила Маша Гурову. Ой, господи. Мои же!
Гуров был вынужден отпустить руку жены, и она тут же о нем забыла. Придерживая подол платья одной рукой, другой она уже вовсю махала бывшим одноклассникам, которые ее сразу же узнали. Маша обняла каждого, затем представила Гурова как любимого супруга, а потом снова о нем забыла. Странно, но Машу встретили не как звездную персону, а наоборот, приземлили, и ей это определенно нравилось. Она и сама, как было известно Гурову, была рада тому, что у нее никто не просит автограф и не одаривает елейными улыбками, а запросто называет Машкой и отпускает шутки по поводу ее известности.
Видел тебя в сериальчике, довольно ухмыляясь, заметил один из тех, кто учился с актрисой Строевой в одном классе. Ты там в желтом купальнике на катере рассекала.
Вот только начни, Миронов. Только начни, пригрозила ему Маша.
Ну а что? делано удивился тот.
Я весь класс, конечно, не ждала, но почему-то думала, что нас будет больше, перевела тему разговора Маша. Миронов, чего сидишь? Мое место занял.
Прости, рассмеялся тот и уступил Маше место.
Знакомясь, Гуров пожимал многочисленное количество рук и вскоре уже запутался в именах и фамилиях. Он присел на подоконник и еще раз осмотрелся, теперь уже более внимательно.
Вдоль задней стены тянулись столы, выстроенные в длинный «шведский стол». Подле них сновали взволнованные женщины, видимо, из родительского комитета. Они то и дело поправляли и без того идеально уложенные на тарелках фрукты и без конца пересчитывали пирамидки из пластиковых стаканчиков.
Из ресторана все привезут часам к десяти, услышал Гуров сообщение одной из женщин. Спиртное тогда же принесем из кабинета директора. А для детей я еще пиццу заказала
«Пиццу я бы съел, подумал Лев Иванович. Но не дадут ведь, ибо вырос давным-давно».
Лева! позвала мужа Маша.
Да? очнулся Гуров.
Она протягивала ему свой мобильный телефон. Удивленный Гуров взял его и поспешил в коридор, чтобы можно было хоть что-то расслышать.
Звонил Стас, решивший напомнить ему про ключи от сейфа.
Ты чего Машке-то названиваешь? насторожился Гуров. Почему не мне?