В «Филадельфия икзэминер» я освещаю Голливуд. И это не так просто, как можно подумать, потому что Голливуд в Калифорнии, а я, увы, нет.
Однако я не сдаюсь. Пишу о трендах, сплетнях, брачных игрищах звезд и старлеток. Делаю обзоры и даже время от времени беру интервью у редких знаменитостей, когда те в рамках рекламного марш-броска снисходят до появления и на Восточном побережье.
Меня занесло в журналистику после окончания колледжа со степенью по английскому и без каких-либо планов на жизнь. Я хотела писать, а газеты были одним из немногих мест, где мне бы за это платили. Так вот, в сентябре после выпуска меня приняли на работу в крошечное издание Центральной Пенсильвании. Средний возраст репортера составлял двадцать два года. Стажа на всех нас в сумме было меньше двух лет и это ох как сказывалось.
В «Сентрал Вэлли таймс» я отвечала за пять школьных округов, пожары всех мастей, автомобильные аварии ну и все остальное, если удавалось выкроить время. За это мне платили солидные триста баксов в неделю при хорошем раскладе на жизнь хватало. Но, разумеется, хороший расклад выпадал весьма редко.
Далее меня перевели на свадьбы. «Сентрал Вэлли таймс» оставалась в числе последних газет в стране, где до сих пор бесплатно публиковались длинные описания церемоний и (горе мне, горе) платьев невест. Шов «принцесса», алансонское кружево, французская вышивка, украшения из бисера, сборчатый турнюр я набирала эти термины так часто, что запрограммировала под них клавиши быстрого доступа. Всего нажатие и в тексте целая фраза: «вышивка речным жемчугом» или «пуф из тафты цвета слоновой кости».
Однажды, когда я устало печатала очередные свадебные объявления и размышляла о несправедливости бытия, я наткнулась на слово, которое не могла разобрать. Многие наши невесты заполняли бланки от руки. Конкретно эта вывела слово с обилием завитушек, которое напоминало что-то вроде «мор-пеха».
Я показала бланк Раджи, еще одному репортеру-неофиту.
Что здесь написано?
Он сощурился на фиолетовые чернила.
Мор-пеха, прочитал он медленно. Как морская пехота?
А если речь про платье?..
Раджи пожал плечами. Он вырос в Нью-Йорке, отучился в Школе журналистики Колумбийского университета. Повадки жителей Центральной Пенсильвании были ему чужды. Я вернулась обратно за свой стол, а Раджи к мучительному набору школьного меню на целую неделю.
Картофельные шарики, услышала я его вздох. Вечно эти картофельные шарики.
И я опять осталась наедине с «мор-пеха». В графе «Контакты» невеста нацарапала домашний номер. Я взялась за телефон.
Алло? отозвался бодрый женский голос.
Здравствуйте, начала я, это Кэндис Шапиро из «Вэлли таймс». Мне нужна Сандра Гэрри
Сэнди у аппарата! прощебетала женщина.
Сэнди, я веду рубрику свадебных объявлений, читала ваш бланк и увидела слово «мор-пеха»?
Морская пена, быстро ответила Сэнди; на фоне слышались восклицания ребенка «Ма-а!» и, кажется, мыльная опера по телику. Цвет моего платья.
А-а, выдала я. Ну, это мне и нужно было узнать, спасибо
Правда, наверное а как вы думаете, люди знают, что такое морская пена? В смысле, вот какой цвет вам приходит на ум?
Зеленый? рискнула предположить я. Мне очень хотелось свернуть беседу. В багажнике машины ждали три корзины грязного белья. Не терпелось уже выйти из офиса, сходить в спортзал, постираться, купить молока. Пожалуй, даже бледно-зеленый.
А вот как бы и нет, вздохнула Сэнди. Я думаю, в нем больше синевы. Девушка в салоне «Брайдал барн» сказала, что цвет называется «морская пена», а это звучит как-то ближе к зеленому, как мне кажется.
Можем написать «синий», предложила я и снова услышала вздох. Голубой?
Понимаете, он не совсем синий. Когда говоришь синий или голубой, всем сразу представляется цвет неба или морской синий, а у меня он не темный, ну как сказать
Бледно-голубой? подкинула я вариант, перебирая весь диапазон синонимов, почерпнутых из объявлений. Ледяной? Аквамариновый?
Мне просто кажется, что все это не совсем подходит, чопорно настаивала Сэнди.
Хм. Тогда, может, вы еще подумаете, а потом перезвоните
И тут Сэнди заплакала. Из трубки доносились всхлипывания, заглушившие и мыльную оперу, и ноющего ребенка, который виделся мне с ушибленным пальцем и липкими щеками.
Я просто хочу, чтобы все прошло как надо, проговорила Сэнди между рыданиями. Знаете, я так долго ждала этого дня чтобы все прошло идеально а сама не могу даже назвать цвет своего платья
Ох, ну что вы, пробормотала я, чувствуя себя до смешного беспомощной. Не все так плохо
А может, вы сюда приедете? все еще плакала Сэнди. Вы же репортер, да? Посмотрели бы на мое платье и сказали как правильно.
Я подумала о грязном белье, о планах на вечер.
Пожалуйста? тихонечко взмолилась Сэнди.
Я вдохнула. Ну, стирка может и подождать, а мне уже было любопытно. Кто эта женщина и как человек, неспособный толком написать «морская пена», сумел найти любовь?
Я спросила, как добраться, мысленно прокляла себя за мягкотелость и пообещала явиться через час.
Сказать по правде, я ожидала, что окажусь в трейлерном парке. В Центральной Пенсильвании таких полно. Однако Сэнди жила в настоящем доме в стиле кейп-код маленьком, белом, с черными ставнями и пресловутым заборчиком из штакетника. На заднем дворе красовались новенькие качели, валялись оранжевый водяной бластер и забытый трехколесный велосипед. На подъездной дорожке блестел черный пикап. На пороге уже маячила Сэнди лет тридцати, с усталым лицом, но полными надежды огромными глазами василькового цвета. Словно куколка с тонкими, как ниточки сахарной ваты светлыми волосами и крошечным вздернутым носиком.
Я выбралась из машины с блокнотом в руке. Сэнди улыбнулась мне сквозь сетчатую дверь. Ногу женщины обхватили две маленькие ручонки, затем показалась и тут же скрылась детская мордашка.
Мебель в доме была дешевенькая, но кругом царила чистота и уют. На кофейном столике из шпона лежали стопки журналов об оружии, машинах, спорте. Пол в гостиной от стены до стены устилал светло-голубой ковер, а в кухне белый линолеум, сплошной пласт, с нанесенным в виде отдельных плиток рисунком.
Хотите газировки? Я как раз собиралась попить, застенчиво произнесла Сэнди.
Я не хотела газировки. Я хотела увидеть платье, определиться с цветом и в путь дорогу с миром, чтобы успеть к началу «Мелроуз Плейс». Но Сэнди пребывала в отчаянии, да и жажда меня все-таки мучила, так что я села за кухонный стол под висящей на стене вышивкой крестиком «Благослови этот дом!» и положила рядом блокнот.
Сэнди глотнула из стакана, тихонько рыгнула, прикрывшись ладошкой, закрыла глаза и покачала головой.
Простите, пожалуйста.
Нервничаете из-за свадьбы?
Нервничаю, повторила Сэнди и хохотнула. Милая моя, да я просто в ужасе!
Потому что Тут я ступала на зыбкую почву. Вам уже случалось переживать всю эту свадебную суматоху?
Сэнди покачала головой:
Не такую. Первый раз вышел тайным, с побегом. Это было, когда я узнала, что беременна Тревором. Поженились у мирового судьи в Болд-Игл. Я тогда надела платье с выпускного.
Оу, отозвалась я.
Второй раз, продолжила Сэнди, свадьбы вообще не было. С отцом Дилана мы, если можно так сказать, жили в гражданском браке. Семь лет.
Дилан это я! пропищал голосок из-под стола, следом высунулась мордочка. Мой папа в армии.
Все так, милый. Сэнди рассеянно взъерошила светлые волосики сына, потом веско на меня посмотрела и одними губами произнесла: «В тюрьме».
Оу, снова отозвалась я.
За угоны, прошептала Сэнди. Ничего слишком уж страшного. Ну и, собственно, я встретила Брайана, моего жениха, когда навещала отца Дилана.
А Брайан тогда я только начинала понимать, как ценно для репортера суметь в нужный момент выдержать паузу.
Выходит завтра по условно-досрочному. Сидел за мошенничество.
Судя по гордости в ее голосе по шкале крутости оное стояло на ступеньку выше кражи авто.
Так вы познакомились в тюрьме?
На самом деле, до этого мы какое-то время переписывались. Он дал объявление сейчас, я его сохранила!
Сэнди вскочила, отчего наши стаканы застучали по столу, и вернулась с ламинированным клочком бумаги, размером не больше почтовой марки. «Джентльмен-христианин, высокий, атлетически сложенный, Лев по гороскопу, ищет чуткую подругу для переписки, а может, и большего» гласил текст.
Он получил двенадцать ответов, сообщила Сэнди, сияя. Сказал, что мой понравился ему больше всего.
А что вы написали?
Чистую правду. Что я мать-одиночка. Что моим сыновьям нужен пример для подражания.
И вы думаете
Он будет хорошим отцом.
Сэнди снова села и уставилась в свой стакан, словно он содержал тайны веков, а не обычную выдохшуюся колу.
Я верю в любовь, твердо отчеканила Сэнди.
А ваши родители начала я.
Она помахала рукой, словно отгоняя саму мысль о них.
Отец ушел, когда мне было четыре, что ли. Осталась мама и череда ее бойфрендов. Папочка Рик, папочка Сэм, папочка Аарон. Я поклялась, что не стану такой же. И я не такая. Я думаю я знаю что на этот раз не ошиблась.
Мам!
Дилан, с красными от «Кул-эйда» губами, держал за руку брата. И если Дилан был низеньким, худеньким и светленьким, то второй мальчик судя по всему, Тревор отличался от него более крепким телосложением, темным цветом волос и задумчивостью на лице.
Сэнди встала и робко мне улыбнулась.
Вы подождите здесь, попросила она. Мальчики, а вы пойдемте со мной. Покажем леди репортеру мамочкино красивое платье!
После всего услышанного тюрьма, мужья, объявление от христианина я ожидала увидеть эдакий жуткий распродажный ширпотреб. «Брайдал барн» как раз таким и славился.
Но платье оказалось прекрасным. Облегающий лиф на косточках, как у сказочной принцессы, усыпанный крошечными кристалликами, на которых играл свет, глубокое декольте, открывающее гладкую кожу груди, волны шуршащего тюля. У Сэнди раскраснелись щеки, синие глаза сверкали. Она была похожа на фею-крестную Золушки, на добрую волшебницу Глинду. Тревор с важным видом завел мать на кухню, напевая марш Мендельсона, а Дилан реквизировал ее фату и нацепил себе на голову.
Сэнди встала на свету и покружилась. Подол юбки зашелестел над полом. Дилан рассмеялся, хлопая в ладошки, а Тревор восхищенно уставился на мать с распущенными волосами, ниспадающими на обнаженные плечи. А та все кружилась и кружилась, и сыновья глядели на нее, как зачарованные.
Так что думаете? спросила Сэнди.
Она совсем зарумянилась и запыхалась, и каждый тяжелый вздох заставлял грудь слегка выпирать из плотно подогнанного лифа. Сэнди еще разок повернулась, и я заметила вышитые по всей спине крошечные розовые бутончики, словно надутые младенческие губки.
Синее? Зеленое?
Я долго изучала Сэнди ее налившиеся румянцем щеки, молочную кожу, и восторг в глазах ее детей.
Вообще-то я не уверена, заключила я, но что-нибудь придумаю.
Срок сдачи материала я, разумеется, пропустила. Редактор отдела городских новостей ушел домой задолго до того, как я вернулась. Сэнди показала мне фотографии Брайана, рассказала все об их планах на медовый месяц, почитала сыновьям детскую книжку «Там, где живут чудовища» и расцеловала их в лоб и обе щеки перед сном, а потом плеснула нам в колу бурбона себе на палец, а мне вполовину меньше. «Брайан хороший человек», мечтательно говорила Сэнди. Кончик ее зажженной сигареты порхал в кухне, будто светлячок.
Мне оставили всего семь-восемь сантиметров газетного пространства под нечетким снимком улыбающейся Сэнди. Я села за компьютер, чувствуя легкое головокружение, открыла стандартную форму с пробелами для заполнения: имя невесты, имя жениха, имена свидетелей, описание платья. Затем зажала клавишу «Ecs», стерла все, глубоко вздохнула и набрала следующее:
Завтра в церкви Девы Марии Милосердной на Олд-Коллелд-роуд Сандра Луиз Гэрри выйдет замуж за Брайана Перро. Невеста пройдет к алтарю с волосами, заколотыми антикварными гребнями из горного хрусталя, и пообещает любить, почитать и лелеять Брайана, чьи письма она хранит под подушкой и перечитывает так часто, что они стали тоньше крыла бабочки.
«Я верю в любовь», говорит она, хотя циник приведет все основания, что делать этого ей не стоит. Первый муж ее бросил, второй сидит в тюрьме той же, где она встретила Брайана, чье УДО начинается за два дня до свадьбы. В своих письмах он зовет Сандру своей голубкой, ангелом совершенства. На кухне, держа в руке последнюю из трех сигарет, которые Сандра позволяет себе каждый вечер, она говорит, что Брайан принц.
Невесту поведут к алтарю ее сыновья, Дилан и Тревор. Цвет ее платья морская пена, идеальное сочетание самого светлого синего и самого светлого зеленого. Не белое, цвета невинности, девушки-подростка, голова которой забита сахарной романтикой, не слоновой кости, где белизна смешивается со смирением. Это платье цвета грез.
Что ж, слегка вычурно, малость претенциозно и перегружено. Платье цвета грез? Да там пробу «недавняя выпускница курса писательского мастерства» ставить негде. Следующим утром, придя на работу, я увидела на клавиатуре копию страницы и обведенный жирным красным карандашом неформатный фрагмент. «ЗАЙДИ» гласила пометка из одного слова на полях, сделанная, вне всяких сомнений, нашим главредом Крисом, рассеянным южанином, которого заманили в Пенсильванию перспективой перехода в более крупное издание (и бесподобной ловли форели). Я робко постучала в дверь его кабинета. Крис знаком разрешил мне войти. На его столе тоже лежала копия моей заметки.
Вот это. Тощий палец ткнул в лист. Это что такое было?
Я пожала плечами:
Просто ну, я встретилась с этой женщиной. Набирала ее объявление, но не смогла разобрать слово, поэтому позвонила, а потом приехала к ней и Я умолкла. Подумала, что выйдет неплохой сюжет.
Крис поднял на меня взгляд:
Правильно подумала. Хочешь продолжить?
И вот звезда родилась ну, вроде того. Раз в две недели я находила невесту и печатала о ней короткую колонку кто она такая, какое будет платье, церковь, музыка и последующая вечеринка. Но прежде всего я писала о том, как мои невесты приходили к решению выйти замуж, что побуждало их встать перед священником, раввином или мирским судьей и связать себя навек.
Я встречала молодых невест и старых, слепых и глухих, девочек-подростков, приносивших клятвы первой любви, и циничных двадцатилетних женщин, идущих под венец с мужчинами, которых они назвали отцами своих детей. Я посещала свадьбы, которые были в жизни невест первыми, вторыми, третьими, четвертыми, а однажды даже пятой. Я видела феерию на восемьсот гостей свадьбу гуляли ортодоксальные евреи, мужчины и женщины танцевали в отдельных залах, и присутствовало аж восемь раввинов (к концу вечера все они щеголяли в сверкающих париках а-ля Тина Тернер). Я видела пару, которая женилась на соседних больничных койках после автомобильной аварии, оставившей женщину парализованной. Я видела, как невесту бросили у алтаря, как ее лицо скривилось, когда шафер, бледный и серьезный, пересек церковь и что-то прошептал сначала на ухо ее матери, а потом и ей.
Какая ирония, понимала я уже тогда. Пока мои сверстники вели модные, полные сарказма колонки от первого лица для зарождающихся онлайн-журналов о жизни одиночек в больших городах, я вкалывала в крошечной провинциальной газетенке, которая в цепочке эволюции СМИ была динозавром глубоко на грани вымирания, да еще и прорабатывала не что-нибудь, а свадьбы. Как старомодно! Как очаровательно!