Вроде того. То есть ситуация не идеальна, но я вроде как уже привыкаю.
Ну и хорошо. Доктор захлопнул папку. Дело вот в чем, Кэндис.
Кэнни, поправила его я. Меня называют Кэндис, только если я вляпалась.
Кэнни, согласился он. Мы проводим годовое испытание препарата сибутрамин, сродни фен-фену. Вы когда-нибудь принимали фен-фен?
Нет, но в приемной сидит женщина, которой его ужасно не хватает.
Доктор снова улыбнулся. И я заметила у него на левой щеке ямочку.
Предупрежден значит вооружен. Так вот, сибутрамин гораздо мягче фен-фена, но действует ровно так же, то есть, по сути, обманывает мозг и заставляет его считать, что вы сыты дольше. Положительный момент этот препарат не вызывает побочных эффектов, как фен-фен. Нас интересуют женщины, чей вес как минимум на тридцать процентов превышает идеальный
и рады мне сообщить, что я как раз подхожу, кисло закончила я.
И опять доктор улыбнулся:
Так вот, уже проведенные исследования показывают, что пациенты теряют от пяти до десяти процентов массы тела за год.
Я быстро подсчитала. Десять процентов и близко не поможет мне достичь желаемого веса.
Вы разочарованы?
Он что, шутил? Да у меня руки опускались от обиды! Современная наука пересаживала сердца, отправляла старперов на луну и возвращала им эрекцию, а как мне, так жалкие десять процентов?!
Все лучше, чем ничего.
Десять процентов это гораздо лучше, чем ничего, серьезно проговорил доктор. Исследования показывают, что потеря даже каких-то трех-четырех килограммов способна оказать существенное влияние на давление и уровень холестерина.
Мне двадцать восемь. Давление и холестерин у меня в порядке. На здоровье не жалуюсь. Я как со стороны услышала, что повысила голос. Я хочу похудеть. Мне нужно похудеть.
Кэндис Кэнни
Я глубоко вздохнула и уткнулась лицом в ладони.
Простите.
Доктор положил руку мне на предплечье. Приятное ощущение. Наверное, в мединституте научили: если пациентка впадает в истерику, услышав, что похудеет на какие-то крохи, ласково коснитесь ее предплечья Я отодвинулась.
Послушайте, произнес доктор. Посмотрим на ситуацию трезво: с вашей наследственностью и фигурой вы и не должны быть худой. И это не конец света.
Я не подняла головы.
Ой ли?
Вы здоровы. Вас не мучают боли
Я закусила губу. Ему-то откуда знать. Помню, как в четырнадцать или около, во время летних каникул где-то на побережье я гуляла с худышкой-сестрой Люси. Мы были в бейсболках, в купальниках, шортах и шлепанцах. И мы ели мороженое. Я могла закрыть глаза и как наяву увидеть свои загорелые ноги на фоне белых шорт, ощутить сладость на языке. К нам, улыбаясь, подошла седая, добренькая на вид старушка. Я думала, она скажет, что мы напоминаем ей внучек или что скучает по собственной сестре, по их детским играм. А она кивнула Люси, остановилась передо мной и указала на мороженое: «Брось-ка ты его, голубушка. Тебе бы на диету». У меня много таких воспоминаний. Крошечные обиды, которые все копились, налипали комьями, которые я повсюду за собой носила, как зашитые в карманы камни. Вот она, цена бытия ПЫШНОЙ ДАМОЙ. Не мучают боли. Каков шутник.
Доктор кашлянул:
Побеседуем о мотивации.
О, этого добра хоть отбавляй. Я подняла голову и выдавила кривую улыбку. Что, не видно?
Он улыбнулся в ответ и скрестил руки.
Мы также ищем людей с правильной мотивацией. Вы, наверное, и сами уже знаете: люди, которые добиваются наибольшего долгосрочного успеха в управлении весом, приходят к этому решению ради себя. Не ради супругов, родителей, грядущей встречи выпускников или стыда, оттого что кто-то там что-то написал.
Мы молча уставились друг на друга.
Я хотел бы проверить, продолжил доктор, сумеете ли вы назвать иные причины похудеть, помимо того, что сейчас вы расстроены и сердитесь.
Я не сержусь, сердито возразила я.
На сей раз он остался серьезен.
Так что насчет иных причин?
Я жалкая, выпалила я. Мне одиноко. А с такой никто не станет встречаться. Я умру в одиночестве, и моя собака обглодает мне лицо, и никто нас не найдет, пока из-за двери не начнет вонять.
Крайне маловероятно, заметил доктор с улыбкой.
Это вы мою собаку не знаете, отозвалась я. Так что, я принята? Дадут лекарство? А можно прямо сейчас?
И снова улыбка.
Мы с вами свяжемся.
Я встала. Доктор снял с шеи стетоскоп и похлопал по столу для осмотра.
Перед уходом у вас возьмут анализ крови. А сейчас я бы хотел послушать ваше сердце. Присядьте-ка, пожалуйста.
Я села на мятую одноразовую простыню и закрыла глаза, чувствуя, как по моей спине скользнули руки. Меня касался мужчина, с хоть каким-то намеком на участие или любезность впервые со времен Брюса. От этой мысли подступили слезы. «А ну не смей, сурово одернула я себя, а ну не реви».
Вдох, спокойно сказал доктор Кей. Если он и догадывался о происходящем со мной, то не подал виду. Хороший глубокий вдох задержите и выдох.
Ну как, на месте? поинтересовалась я, глядя на склоненную голову доктора, пока тот втискивал стетоскоп под мою левую грудь, и добавила, не успев прикусить язык: Или таки разбилось?
Он с улыбкой выпрямился.
На месте. Не разбилось. Более того, сильное и здоровое. Доктор протянул руку. Думаю, все будет хорошо. Мы с вами свяжемся.
Снаружи, в приемной, Лили с вышитыми на груди маргаритками все так же сидела в своем кресле, а на колене у нее балансировала половинка бейгла.
Ну как?
Говорят, свяжутся, ответила я.
В руках Лили держала лист бумаги. Я даже не удивилась, поняв, что это ксерокопия статьи Брюса Губермана.
Читали? спросила Лили.
Я кивнула.
Прекрасная статья. Очень понимающий парень. Лили поерзала, насколько позволило кресло, и встретилась со мной взглядом. Представляете, это ж какой надо быть идиоткой, чтобы такого упустить?
4
Я считаю, что каждый одинокий человек должен завести собаку. Прямо на государственном уровне должно быть прописано: если ты не в браке и не в отношениях, и неважно, брошен ли, или разведен, или овдовел, или еще что, тебя должны обязать немедленно проследовать в ближайший приют и выбрать четвероногого друга.
Они задают твоим дням ритм и цель. Когда от тебя зависит собака, нельзя спать допоздна, нельзя где-то пропадать сутки напролет.
Каждое утро, и неважно что я пила, чем занималась, разбито у меня сердце или нет, Нифкин меня будил, осторожно прикладывая нос к моим векам. Удивительно понимающий маленький песик, готовый терпеливо сидеть на диване, изящно скрестив перед собой лапки, пока я подпеваю мюзиклу «Моя прекрасная леди» или вырезаю рецепты из журнала «Круг семьи», хотя у меня, как я любила шутить, ни семьи, ни круга.
Нифкин маленький ладный рэт-терьер [5], белый с черными пятнами и коричневыми отметинами на длинных тощих лапках. Он весит ровно четыре с половиной килограмма и выглядит как страдающий анорексией ужасно нервный джек-рассел с ушками добермана, вечно стоящими торчком. Он мне достался «подержанным», от коллег, троицы спортивных журналистов из моей первой газеты. Они арендовали дом и решили, что теперь им необходима собака. Вот и взяли из приюта Нифкина в полной уверенности, что вырастет доберман. А он, разумеется, был даже никакой не щенок а вполне себе взрослый крысиный терьер с огромными ушами. По правде говоря, его как будто сшили из разных собак, просто шутки ради. А еще он постоянно ухмыляется как Элвис якобы от того, что в щенячестве его укусила мать. Но в присутствии мальчика я не упоминаю его недостатки. Он очень трепетно относится к своей внешности. Прямо как хозяйка.
«Спортсмены» на протяжении полугода то окружали Нифкина вниманием и угощали пивом из миски для воды, то запирали на кухне и напрочь про него забывали, и все ждали, когда же он станет настоящим доберманом. Потом одного пригласили на работу в газету Форт-Лодердейла, а двое других решили разъехаться по отдельным квартирам. И никто не хотел забирать с собой беспокойного малыша Нифкина, ничуть не похожего на добермана.
Сотрудники имели право размещать объявления бесплатно, и их объявление «Собака, маленькая, пятнистая, бесплатно в добрые руки» печаталось две недели кряду. Желающих не находилось. «Спортсмены», которые уже внесли залог за новое жилье и сидели на чемоданах, в отчаянии насели на меня в кафетерии.
Или ты, или обратно в приют, заявили они.
Дома не гадит?
Парни беспокойно переглянулись.
Типа того, ответил первый.
По большей части, добавил второй.
Вещи не грызет?
Опять переглянулись.
Он любит грызть собачьи лакомства, проговорил первый.
Второй как воды в рот набрал, из чего я сделала вывод, что Нифкин, пожалуй, не откажется и от туфель, ремней, кошельков в общем, что попадется.
Научился ходить на поводке или до сих пор рвется? И как думаете, будет откликаться на что-нибудь кроме Нифкина?
И снова гляделки.
Слушай, Кэнни, наконец произнес один, ты ведь знаешь, каково собакам в приютах Разве что кто-нибудь еще поверит, что он доберман. А это вряд ли.
Я забрала его к себе. И, разумеется, первые месяцы нашего совместного проживания Нифкин тайком гадил в углу гостиной, прогрызал дыру в диване и метался, как припадочный кролик, стоило прицепить к ошейнику поводок. Перебравшись в Филадельфию, я решила, что отныне все будет иначе. Я установила Нифкину жесткий распорядок: выгул в семь тридцать утра, затем еще один в четыре часа дня (за это я платила соседскому мальчишке двадцать баксов в неделю) и коротенький моцион перед сном. Спустя полгода муштры Нифкин почти перестал грызть все вокруг, справлял нужду исключительно на улице и вполне чинно трусил на поводке, отвлекаясь разве что на белку или скейтбордиста. За такие успехи я разрешила ему запрыгивать на мебель он сидел со мной на диване, когда я смотрела телик, и каждую ночь спал на подушке рядом с моей головой.
Ты любишь пса больше, чем меня, жаловался Брюс.
И это правда, я страшно балую Нифкина всевозможными игрушками, флисовыми свитерочками, косточками и деликатесами. И, стыдно признаться, у него есть даже обтянутый такой же джинсовой тканью, что и у меня, маленький диванчик, где он спит, пока я на работе. А еще надо заметить, что Брюс терпеть не мог Нифкина и никогда не удосуживался его выгулять. Я возвращалась домой после тренажерного зала, катания на велосипеде, долгого рабочего дня и видела, как Брюс валяется у меня на диване (часто с бонгом под рукой), а Нифкин гнездится на подушке с таким видом, будто вот-вот лопнет.
Он гулял? спрашивала я, и Брюс стыдливо пожимал плечами. После дюжины подобных случаев я просто перестала спрашивать.
Фото Нифкина стоит на заставке моего рабочего компьютера, и я подписалась на онлайн-рассылку «Вестник крысолова», но воздержалась от того, чтобы отправить им его снимки. Пока что.
Лежа в постели, мы с Брюсом часто сочиняли истории из жизни Нифкина. Я считала, что он родился в зажиточном английском семействе, однако отец от него отрекся, застав на сеновале с конюхом в недвусмысленной позе, и сослал в Америку.
Может, он работал оформителем витрин, размышлял Брюс, обнимая меня одной рукой.
Голубая богема, проворковала я и прижалась теснее. Держу пари, тусовался в «Студии 54» [6].
Наверное, знал Трумэна [7].
И ходил в сшитых на заказ костюмах, с тростью в руке.
Нифкин смотрел на нас как на чокнутых, потом уходил в гостиную. Я тянулась за поцелуем, и мы с Брюсом вновь пускались вскачь.
Если я спасла Нифкина от «спортсменов», объявлений и приюта, он в той же степени спасал и меня от одиночества, давал мне причину вставать по утрам, и он меня любил. Хотя бы за наличие больших пальцев и умение открывать ему консервы. Да и неважно. Вполне достаточно того, как он по ночам укладывал рядом с моей головой мордочку, вздыхал и закрывал глазки.
Утром после посещения клиники я прицепила к ошейнику Нифкина его поводок-рулетку, сунула в правый карман полиэтиленовый пакет из супермаркета, а в левый четыре собачьих печенюшки и теннисный мячик. Нифкин уже скакал как бешеный, сигал с моего дивана на свою лежанку, с реактивной скоростью несся по коридору в спальню и обратно, лишь изредка замирая для того, чтобы лизнуть меня в нос. Каждое утро было для него праздником. «Ура! казалось, радовался Нифкин. Уже утро! Обожаю утро! Утро! Пошли гулять!» Я наконец вывела его за дверь, но он все равно продолжал гарцевать, мешая мне выудить из кармана очки от солнца и нацепить на нос. И мы зашагали по улице: Нифкин едва ли не танцевал, а я тащилась сзади.
Парк почти пустовал. Лишь два золотистых ретривера обнюхивали кусты, а на углу маячил надменный кокер-спаниель. Я спустила Нифкина с поводка, и пес вдруг безо всякого повода с истошным лаем ринулся прямиком на спаниеля.
Нифкин! заорала я, зная, что как только до чужой собаки останется полметра, он замрет, фыркнет со всем презрением, гавкнет еще пару раз, а потом оставит цель в покое. Я это прекрасно понимала, и Нифкин тоже, и даже, скорее всего, сам спаниель. По своему опыту скажу, что собаки обычно игнорируют Нифа в боевом запале, ведь он крохотный и совсем не грозный, хоть и старается. А вот хозяин поднапрягся, увидев несущийся на его любимца пятнистый, скалящий зубы снаряд.
Нифкин! снова позвала я, и пес, в кои-то веки меня послушав, остановился как вкопанный. Я поспешила к псу, стараясь держаться с достоинством, подхватила его на руки, взяла за шкирку и по заветам «Коррекции поведения», глядя в глаза, несколько раз повторила: Нельзя! Фу!
Ниф взвизгнул, недовольный тем, что его забаву прервали. Спаниель робко вильнул хвостом, а на лице хозяина спаниеля отразилось изумление.
Нифкин? переспросил он.
По глазам видно, готовился задать следующий вопрос. Интересно, хватит смелости? Я поспорила сама с собой, что да.
Вы знаете, что такое нифкин?
Счет один ноль в пользу Кэнни. Нифкин, как мне поведали студенческие друзья моего братца, это область между мошонкой и анусом. Вот как песеля обозвали спортивные журналисты.
Я старательно изобразила недоумение:
А? Это его кличка. А она что-то означает?
Парень весь вспыхнул.
Э-э да. Это э-э сленговое слово.
И что же оно значит? старательно изобразила невинность я.
Он переступил с ноги на ногу. Я выжидающе на него смотрела. Нифкин тоже.
Эм начал парень и умолк.
Я таки решила сжалиться.
Да знаю я, что такое «нифкин». Пес достался мне от первых хозяев, и я выдала сокращенную версию его истории. А когда поняла, что это за кличка, было уже поздно. Я пыталась называть его Нифти и Напкин и Рипкен в общем, на что фантазии хватало. А он отзывается только на одно.
Жесть, рассмеялся парень. Я Стив.
Я Кэнни. А как зовут вашу собаку?
Санни.
Нифкин и Санни осторожно друг друга обнюхали, мы со Стивом обменялись рукопожатием.
Только перебрался сюда из Нью-Йорка, сказал он. Я инженер
К семье?
Нет. Я холост.
Мне понравились его ноги. Загорелые, умеренно волосатые. И эти дурацкие сандалии на липучках, которые в то лето носил каждый первый. Шорты цвета хаки, серая футболка. Симпатичный.
Не хотите как-нибудь выпить пива? предложил он.
Симпатичный и очевидно не испытывающий отвращения к потной женщине в теле.
Да, конечно. Было бы здорово.
Из-под козырька бейсболки мелькнула улыбка. Я оставила ему свой номер телефона, стараясь не строить особых иллюзий, но тем не менее довольная собой.
Дома я насыпала Нифкину его корм, сама поела хлопьев, почистила зубы и устроила себе небольшую дыхательную гимнастику, чтобы успокоиться перед интервью с Джейн Слоун, выдающейся женщиной-режиссером, о которой я буду писать статью для следующего воскресного выпуска. В знак уважения к ее славе и потому что мы встречались в шикарном ресторане «Четыре сезона», я подошла к вопросу наряда особенно тщательно и с трудом, но втиснулась сразу в утягивающее белье и колготки с утягивающим верхом. Разобравшись с животом, натянула льдисто-голубую юбку, такого же цвета жакет со стильными пуговицами в форме звездочек и массивные черные лоферы, обязательный хипстерский атрибут. Помолилась о силе и самообладании, а еще чтобы Брюс переломал пальцы в какой-нибудь странной производственной аварии, чтобы он точно больше никогда ничего не написал. Потом я вызвала такси, схватила блокнот и отправилась в «Четыре сезона».