Что? Мой голос звучит изумленно, и я быстро опускаю руку, а противоречивые чувства захлестывают меня как ливень.
Ревингер не обращает внимания на капитана и стражников, склонивших головы, и смотрит на меня зелеными глазами. Сила сворачивается вокруг него спиралью, как туман, повисший над залитым рассветом полем, и я облизываю внезапно пересохшие губы.
Я могу тебе чем-то помочь? дразнящим тоном спрашивает он.
Мои щеки заливает румянец по многим причинам, коих не сосчитать. Я почти а потом он
Какого черта я собиралась сделать?
От вмешательства Ревингера капитан как будто с облегчением вздыхает и, явно обеспокоенный, пользуется случаем, чтобы уйти.
Прошу меня извинить, Ваше Величество. Мне нужно вернуться к службе. Он снова чопорно кланяется, а потом бросает в мою сторону взгляд. Затем поворачивается и уходит так быстро, что я не удивлена, как он не сорвался на бег.
Ревингер ухмыляется вслед капитану и снова поворачивается, смерив меня взглядом. Великие боги, что за ухмылка. Грубая щетина на его лице вытягивается вместе с тонкими, будто бумага, линиями его силы, обвивающими подбородок. Обсидиановые волосы слегка взъерошены ветром. Он одет во все черное, его безупречно пошитые брюки и туника подчеркивают скрывающиеся под тканью мускулы.
Он красив. Слишком красив.
Ревингер опускает взгляд на свои сапоги, и, проследив за его взглядом, чувствую, как от унижения покрываюсь румянцем, когда вижу, как одна из моих лент обвилась вокруг его ноги.
Нахмурившись, заставляю ленту отпустить его, а потом убираю ее за спину. Ревингер улыбается еще шире.
Друзьями обзаводишься? вкрадчивым тоном интересуется он.
Я наклоняюсь, чтобы подцепить упавшую перчатку, и надеваю ее обратно на дрожащую руку.
Я усвоила, что любые друзья, которыми могла бы надеяться обзавестись, не оправдывают ожиданий.
От моих слов ухмылка с его лица исчезает.
И почему ты пришла к такому печальному выводу?
И хотя внутри меня бурный хаос, я уверенно встречаюсь с ним взглядом.
Каждый человек, проявлявший ко мне дружелюбие, только и делал что разочаровывал меня.
Черты лица Ревингера заостряются.
Прискорбно.
Я пожимаю плечом.
Уже привыкла.
Когда у него на скулах начинают ходить желваки, я понимаю, что разозлила его. Что хорошо, потому что тогда я могу сосредоточиться на том, чтобы вывести его из себя, а не на том, что только что чуть не натворила.
Я вытягиваю перед собой руки, и мой жест меня выдает Ревингер переводит взгляд на мой разорванный корсаж.
Проблемы с корсажем? Ему снова становится весело.
Да, проблема в том, что корсажи это глупо.
Ревингер хмыкает, и от этого звука я выпускаю воздух, который застрял в горле. Ревингер медленно проводит по мне взглядом, и меня злит, что коже становится тепло, а сердце стучит быстрее.
Приятно видеть вас в добром здравии, леди Аурен. Я волновался, что возвращение к вашему золотому царю наложило некоторые ограничения.
На подобранные им слова я щурюсь.
Все хорошо, король Ревингер. Благодарю за то, что вы так великодушно меня освободили, омерзительно елейным голоском говорю я.
Он наклоняет голову, не сводя с моего лица своих мшисто-зеленых глаз.
Разве кому-нибудь нужно освобождать Золотую птаху? Или она сделает это сама?
Я открываю рот, но ответ не идет на ум.
Он приподнимает густую черную бровь, и в этом жесте я тут же вижу Рипа, и у меня сводит живот. Потом в знак уважения он легонько склоняет голову.
Приятного вам дня, леди Аурен.
Повернувшись, он удаляется уверенной походкой, а я смотрю ему вслед и с трудом пытаюсь осмыслить все, что только что случилось.
Миледи.
От неожиданности я подпрыгиваю и резко оборачиваюсь на голос Скофилда.
Вот зараза! Я забыла, что вы стоите за мной.
На мою брань он переминается с ноги на ногу и переглядывается с Лоу.
Теперь нам и правда нужно возвращаться в замок.
Его голос и тревога в карих глазах вынуждают меня уступить. Я киваю и начинаю спуск по лестнице, слыша резкое перешептывание между моими стражниками.
Из-за отголосков случившегося мой шаг нетвердый, а мысли спутаны. Потому что накал чувств, это темное желание наказать я никогда прежде не чувствовала ничего подобного.
Гнев, как я поняла, на вкус как подслащенное пламя. И прожив целую жизнь, полную холодной горечи, отчасти я хотела предаться этому огню, хотела расцвести в его обжигающих объятиях.
Не знаю, что именно произошло, но кажется, во мне проросла тьма, вывелась из беспощадной почвы, в которой меня оставили вянуть.
Я чувствовала себя могущественной. Непобедимой.
И мне понравилось.
Человек, которого я обвинила в том, что он был беспечным убийцей, стал тем, кто не дал мне стать такой же.
«Вижу, ты проснулась, Золотая пташка».
О богини, этот его невозмутимый тихий голос. Кажется, он говорил не только о том, что я встала с постели. Одно предложение и Ревингер опустил меня на землю притяжением. Его голос пробился сквозь зловещий голос моего подсознания и утянул обратно.
Но на обратном пути в замок меня, будто призрак, преследует один вопрос, обливающий омерзительно холодной водой мой подавленный дух.
Как бы я поступила, если бы он не вмешался?
Сомневаюсь, что готова узнать ответ.
Глава 7
Аурен
Я наблюдаю за снегопадом через стеклянные балконные двери и напеваю кабацкую песню, которая прочно засела у меня в голове. Это старая мелодия тех времен, когда я жила в Третьем королевстве, и текста целиком не помню, но припев всегда вызывает у меня смех.
Я усмехаюсь и лезу в карман, нащупывая трубку, которую умыкнула. На обратном пути в свои покои я заметила торчащую из кобуры мимо проходящего стражника тонкую деревянную рукоятку. Украсть ее было слишком легко. Похоже, некоторые из тех навыков карманных краж, которым я научилась у Закира, полезны.
Улыбаясь, я отпускаю трубку, и все же улыбка снова слетает с лица, стоит мне вспомнить о диалоге с капитаном на той стене. Я никогда не чувствовала, чтобы во мне поднималась такая неукротимая тьма. Вот что бывает с запертыми в клетке питомцами, когда они наконец вырываются на свободу.
Жажда расправы напевала у меня в груди, как хищная птица, кружащаяся и готовая пикировать на жертву. То была вселяющая страх поэма о темной потребности. И как же соблазнительно напевала эта коварная песнь.
Если бы не появился Ревингер, я бы позволила проявиться этой ярости? Мои облекающие в золото руки осквернила бы кровь другого человека?
И все же несмотря на то, что это чудище снова смолкло, я чувствую, как оно наблюдает. Как некое неиспользуемое создание, готовое взвиться ввысь.
Я замираю от этой мысли, и всплывает еще одно старое воспоминание.
Подави слабость, и возрастет сила.
В последнее время этот совет из далекого прошлого часто всплывал в моих воспоминаниях, но теперь вернулся в полную силу, словно поджидал подходящий момент.
От моих волос разит рыбой и духами. Этот запах никогда не выветрится, и нечего пытаться. Завтра я вернусь сюда, погребенная ловушкой соломенного тюфяка и мужского тела.
Повернув голову направо, вижу гавань через заляпанное окно «Уединения». Кровать проседает, и сухая солома потрескивает, угрожая порвать шерстяные простыни. На мгновение вид мне загораживает волосатая рука, но я не отвожу взгляда, пытаясь рассмотреть те плывущие корабли, даже когда мужчина бросает монету на тумбу и раздается звон металла.
Это тебе, прелестница. Передам Закиру Уэсту, что ты была хорошей девочкой.
Спину щиплет, кожу между лопатками покалывает. Но я не протягиваю руку, чтобы ее почесать. И мужчине не отвечаю. Однако губы сжимаются в тонкую линию, пока мужчина не проявляет порядочность и не перестает загораживать мне вид.
Я слышу, как он возится, надевая брюки и рубаху. Волосы, зажатые между подушкой и моей щекой, щекочут мне нос. С каждым вдохом я чувствую рыбу и духи, вонь такая сильная, что почти ощущается во рту.
На прощание он что-то говорит, но я не слышу. Мне плевать. Когда я наконец остаюсь одна, пощипывание в спине прекращается, и я поднимаюсь с кровати, чтобы надеть платье.
Оно темно-зеленого цвета, который напоминает мох, устилающий камни у лагуны в Эннвине, куда я однажды тайком сбежала. Цвет напоминает о летней траве на холмах, где паслись лошади моей матери. Напоминает деревья, простирающиеся к небу на улицах Бриоля.
Цвет напоминает мне о доме.
По щеке стекает слеза, когда я натягиваю чулки и заляпанные грязью сапоги. Я подхожу к окну и опираюсь руками о шероховатый деревянный подоконник, и в ту же минуту дверь за мной распахивается.
Пора уходить. Нашла на ночь еще одного клиента.
Я поворачиваюсь и смотрю на полногрудую хозяйку таверны, которая подходит к кровати и начинает снимать простыни.
Вам нужна помощь?
Натия смотрит на меня из-под пучка густых черных волос, усыпанных серебристыми прядями. Эта женщина прямолинейна, всегда резко и без угрызений совести говорит то, что думает, но на ее желтоватом лице появляются морщинки, когда она улыбается.
Нет, девочка, это мой трактир, и мне им заниматься. К тому же непохоже, что ты умеешь заправлять постель.
Я неуверенно ей улыбаюсь.
Вы правы, отвечаю я. Я не называю ей причину у меня никогда не было постели.
Сдернув простыни с другой стороны, Натия кивает на стол.
Здесь для тебя монета. Не забудь.
По спине ползут мурашки от напряжения. Не хочу даже смотреть на деньги.
Оставьте себе. Простите, что кровати всегда в таком беспорядке. Я заливаюсь краской, произнося эти слова, и вынуждена отвести взгляд.
Шесть недель. Вот уже шесть недель я прихожу сюда, в «Уединение», чтобы встретиться с человеком, присланным Закиром. Никогда не думала, что стану скучать по попрошайничеству на улицах. Никогда не думала, что буду скучать по тому, как заставляли меня воровать у пьяниц и воров на протяжении целой ночи, даже если порой меня ловили и били.
Может ли человек сломаться за шесть недель?
Кажется, будто со мной это и случилось. Словно я могу разорваться по швам, как тряпичная кукла, которой слишком часто играли.
Может, поэтому по спине постоянно ползут мурашки, а кожа натягивается от щипков и толчков. Может, потому что там начинают проявляться мои трещинки.
Как бы было своевременно, если бы я сломалась, правда? Забавно, учитывая, как я покорно склонилась перед Закиром.
Я вздрагиваю, когда внезапно рядом со мной оказывается Натия и берет меня за руку, вложив монету в ладонь, а потом ее сжав.
А теперь слушай внимательно, девочка, строго говорит она. Я тысячу раз видела этот взгляд.
Какой взгляд?
Взгляд, показывающий, что ты сдалась. Она впивается пальцами в мою руку, монета, зажатая между нами, напоминает секрет. Я живу здесь довольно долго и видела такое не раз. Ты не первая из девочек Закира, которые пользовались этой комнатой.
Если прежде я считала, что мои щеки пылают, то это несравнимо с теперешним жаром на лице.
Натия кивает на окно.
Ты всегда смотришь на те корабли, но наверняка ни разу не задумывалась, что можешь оказаться на одном из них.
Я смотрю на нее, изумившись, что она заметила. Я виделась с ней пару минут каждый раз после.
Но ведь я и не окажусь, отвечаю я, в моем голосе слышна горечь.
Почему нет? не соглашается она.
От ее вопроса меня снова переполняет раздражение, и я выдергиваю руку из ее хватки и бросаю монету на подоконник.
Что вы хотите этим сказать? Закир никогда меня не отпустит, а вы знаете, что бывает с тайком прокравшимися на корабль.
Она наклоняется, задевая фартуком мое платье, и в ее карих глазах появляется неповиновение.
Кто сказал о прокравшихся тайком?
С мгновение я просто смотрю на нее и не понимаю. А потом Натия снова опускает взгляд на монету.
Повторю: забирай заработок, девочка.
Пальцы у меня немного дрожат, когда я протягиваю руку и беру монету. Мне не впервые дают на «чай», но я всегда оставляю монету в комнате. Мне было слишком стыдно, слишком презренно к ним прикасаться. Но когда Натия тянется к карману своего платья и вытаскивает небольшой кисет, сшитый из лоскутов, я сразу же понимаю, что в нем скрывается.
Это не для Закира, слышишь? Они твои. Тебе решать, как ими воспользоваться. Она снова кивает в сторону гавани. Слышала, корабли с голубыми парусами и желтым солнцем из Второго королевства, где дождь не идет без конца неделями, а горячий песок в пустыне мелкий, будто пудра.
От одной только мысли оказаться в сухой и теплой пустыне вместо извечно промозглого портового города по телу пробегает дрожь.
Но, полагаю, девочка, которая сдалась, не станет о таком думать, пожав плечами, заканчивает Натия. Ведь это про тебя? Ты переставшая верить девочка?
Я с трудом глотаю подступивший к горлу комок и смотрю то на нее, то на плывущее вдалеке трио кораблей с желтыми парусами.
То, что она предлагает, надежду на побег именно этого я всегда желала. И все же, если меня поймают, если я потерплю неудачу
От слез щиплет глаза, а тело трепещет. Закир не просто меня накажет, он может убить меня, если я попытаюсь сбежать. Или раз и навсегда отдаст меня Бардену Исту, и тогда останется только мечтать о смерти.
Я не могу.
Можешь, возражает пожилая женщина и смотрит на меня, упершись руками в бока и хмурясь густыми изогнутыми бровями. Это твой страх говорит и слабость, которую ты должна подавить, пока она тебя не одолела.
Она права. Я слабая. Ее кличка «Сдавшаяся» недалека от истины.
Я слабая и одинокая и за какие-то шесть недель стала человеком, который предпочел сдаться. Во мне лишь пустота, заполненная сломанными стенами и рваными муками, сваленными в кучу так, что их невозможно вычистить.
Презираю себя за то, что нижняя губа дрожит и я чувствую себя такой ничтожной.
Не знаю, смогу ли. Не знаю, настолько ли я сильна, чтобы попробовать.
Натия не смягчается, не принимается добродушно похлопывать меня по плечу или убеждать, что все будет хорошо. Наоборот, она с такой силой пихает мне в грудь мешочек с монетами, что я пошатываюсь и быстро его перехватываю.
Либо пробуй, либо нет. Мне-то что, сухо произносит она. Хотя кажется, что лучше попробовать и потерпеть неудачу, чем сдаться. Она впивается в меня взглядом будто в молчаливом наставлении. Подави слабость, и возрастет сила. Невозможно стать сильной, не победив вначале свои слабости. Во всяком случае, так мне кажется.
По спине пробегает дрожь, и я сжимаю мешочек, края грязных денег впиваются мне в ладонь.
А теперь убирайся отсюда. Внизу меня ждут клиенты, а еще нужно проветрить эту комнату и перестелить кровать. Не могу я лясы точить целыми днями, когда куча работы. Бросив напоследок строгий взгляд, Натия проходит через комнату и подхватывает умелыми руками стопку испачканного белья. После чего молча выходит, а в ушах у меня звучат уже сказанные ею слова.
Я смотрю и смотрю на мешочек с монетами и спрашиваю себя, осмелюсь ли я и во сколько мне обойдется подкуп капитана. Я развязываю тесемки и запускаю в мешочек пальцы, вытаскиваю одну золотую монету, края которой затерлись и испачкались.
Верчу ее в руках и спрашиваю себя, действительно ли мне хватит духу попробовать. Возможно, Натия права. Возможно, лучше попытаться и потерпеть неудачу, чем быть сдавшейся девушкой.
Услышав в коридоре шум, я быстро засовываю монету обратно и туго завязываю мешочек, после чего для надежности прячу его в кармане. Но хватит ли этого? Нужно ли мне больше денег?
Когда я выбегаю из комнаты, кожу снова покалывает и щиплет, но в этот раз не спину.