А кончики пальцев.
Меня вырывает из воспоминаний звук хлопнувшей в спальне двери.
Я резво устремляю взгляд на Мидаса и тут же напрягаюсь. От гнева на загорелом лице вся его красота испаряется, заменяется чем-то омерзительным, тем, от чего у меня сводит живот. На мгновение под его взглядом мой разум дает слабину. Мышечная память, а может, мгновение из сознания вынуждает меня почти вернуться к прежним привычкам. Побуждение задобрить и угодить очень сильно.
Мидас прекрасно меня выдрессировал.
Вместо того чтобы сдаться, я пробуждаю свой гнев, не даю угаснуть обоснованно тлеющим углям, и мне удается взять себя в руки.
Мидас, как ты? с искусной вежливостью спрашиваю я и, встав, подхожу к кровати, чтобы держаться от него на расстоянии.
Как я?! повторяет он и вскидывает руку по направлению к двери. Мне только что сообщили, как ты целый день разгуливала по замку.
Я оцениваю его гнев и решаю прикинуться дурочкой. Сделав вид, что ничего не понимаю, я начинаю взбивать лежащие на кровати подушки.
Да, живо отвечаю я. Это было чудесно. Мне не удалось побывать в библиотеке, но я видела множество других комнат, и Рэнхолд показался мне симпатичным. Вот только в замке, похоже, есть небольшая проблема со сквозняками, тебе не кажется? Полагаю, для оконных рам использовалась пористая древесина. Плохо продумано.
На лице Мидаса появляется изумление, пока я продолжаю возиться с подушками. Я излишне рьяно встряхиваю большие, а потом
Взбей эту для меня, ладно? вырывается у меня, а потом я швыряю подушку в Мидаса.
Золотой атлас прилетает Мидасу в лицо, и раздается приятный стук. Конечно, поступок детский. Но он творит чудеса с моим моральным духом.
Когда Мидас отдирает подушку от лица и прижимает ее к боку, я уже расправляю одеяла. Краем глаза замечаю, как он сжимает руками подушку.
Аурен.
Я смотрю на него.
Да?
Клетка
Я тотчас выпрямляюсь, все иллюзии моего притворного оживления исчезают, когда во мне начинает полыхать яростный огонь.
Нет!
Я не вынесу, если это слово еще раз слетит с его губ. Я буду играть роль, потому что мне нужны время и план, но если Мидас снова предпримет попытку с этой проклятой богами клеткой, я буду рвать и метать.
Мидас медлит, задумчиво смотря карими глазами и оценивая резкую перемену в моем поведении. Спустя мгновение он словно выбирает иное решение.
Тебе слишком опасно разгуливать по замку без меня.
Со мной были два стражника.
Он качает головой.
Не важно. Все здесь представляет для тебя опасность. Ты это знаешь. Тебе нельзя никому доверять. Тем более, когда я узнаю, что этот Ревингер снова к тебе приблизился, цедит он сквозь зубы.
Я замираю.
Он просто оказался на стене в то же время, когда там была я, защищаюсь я.
От разочарования в его плечах появляется напряжение.
Мне это не нравится. Он и его командир либо сильно тобой увлечены, либо нарочно меня провоцируют.
Меня так и тянет упомянуть, что Мидас всегда создавал условия, чтобы люди в действительности были мной увлечены. Он любит манить мной остальных, как золотой морковкой. Яркий тому пример король Фульк. Мидас просто хочет это контролировать.
Помимо того, что люди опасны, ты должна помнить, что и ты для них угроза, продолжает Мидас, давая словам осесть в моем сознании. По моему лицу он видит, как глубоко они въелись в мой разум, хоть я и стараюсь изо всех сил сохранять безучастное выражение. Один неверный шаг, одна случайность и ты можешь кого-нибудь убить. Должен ли я напомнить тебе, что ты только что убила свою замену?
На сей раз я не могу побороть дрожь. Не могу остановить промелькнувшее воспоминание, как я толкнула женщину своим мгновенно приносящем смерть прикосновением. Убитая моей рукой, она навеки останется погребенной в клетке, предназначенной для меня. Вина и сожаление клубятся вместе как облака.
Подумай о Карните, Аурен. Подумай, что случается, когда ты ведешь себя безрассудно.
Капля воды падает на тлеющий огонь моего гнева, и слышится шипение. Я вижу манипуляцию без прикрас. И все же на мгновение она вынуждает меня в нерешительности замяться. Брызжет морось прежней Аурен, угрожая потушить мой огонь.
Трудность в том, что Мидас почти прав. Одно неверное движение и все пойдет прахом. Если кто-нибудь коснется моей кожи, то превратится в чистое золото, и я никак не смогу это предотвратить.
Не знаю почему, но я не могу попросту менять цвета людей и животных. Если я до них дотронусь, золото возьмет свое. Одно легкое прикосновение моей руки и они мертвы. Как та женщина в моей клетке. Как капитан Фейн из Красных бандитов, чья статуя покоится где-то в замерзшей Пустоши. Как те люди в Карните, когда золото впервые стало сочиться из моих пальцев и обагрило руки кровью.
Днем ты должна оставаться в комнате, говорит Мидас. Его взгляд такой же жесткий, как кора дерева. Одно прикосновение и меня пронзят щепки.
В горле у меня ком размером с персик, который я изо всех сил пытаюсь проглотить, между делом стараясь контролировать свои мрачные эмоции. При мысли когда-нибудь снова оказаться запертой внутри все жжет от желчи.
Ты обещал, с негодованием восклицаю я.
Я пытаюсь защитить тебя от тебя же самой.
Я фыркаю и качаю головой. Мне претит, каким он стал в этом умельцем. Мидас пытается заставить меня подчиниться, покориться, потому что так уж между нами всегда было устроено. Он умеючи дергает за струны моей вины и заставляет меня играть под его дудку, поэтому вместо того я должна сыграть в свою.
Подави слабость.
Мидас обводит рукой комнату.
Не будь неблагодарной за то, что я уже тебе позволил.
Я пригвождаю его взглядом.
Не будь неблагодарным за то, что позволила я, Мидас.
Очередной поединок взглядами. Схватка отталкивающего волеизъявления. Прилив и берег извечная битва между землей и водой, игра в «ты мне, я тебе».
Может, он и носит корону, но золотой ее сделала я.
Я вижу, как он пытается сдержать гнев, но Мидас никогда не умел идти на компромисс и не выносит, когда я ему не повинуюсь. Спустя мгновение он позволяет гневу выплеснуться, вздохнув и бросив подушку на кровать сильнее, чем нужно, отчего она отскакивает и падает на пол.
Упираясь руками в бедра, Мидас еще раз тяжко вздыхает.
Я согласился на то, что ты не вернешься в кле что тебя не будут держать под защитой решеток, исправляется он. Но днем тебе слишком опасно быть одной. Как для других, так и для себя. Ты не умеешь управлять своей силой, Аурен.
Сама знаю, огрызаюсь я. Он пытается стать хозяином положения, и мне это не по душе. Точно так же, как все знают правила. Никто не дотронется до меня, и я буду соблюдать осторожность, как соблюдала, находясь с войском Четвертого королевства.
Мидас смотрит на меня с жалостливым разочарованием. Раньше этот взгляд стал бы для меня ударом под дых. Я без промедления бросилась бы все исправлять, постаралась бы стать послушной.
Ты стала безответственной, Аурен. Оно того стоит? Ты действительно хочешь, чтобы это оставалось на твоей совести? Я думаю только о тебе.
Мерзавец. Какой манипулирующий эмоциями, тянущий за ниточки мерзавец.
И все же я и впрямь стала эгоисткой? А если я совершу ошибку и из-за этого кого-нибудь убьют?
Я кусаю нижнюю губу, вонзая зубы, чтобы подавить волнение. Внутри меня разгорается битва битва мыслей, противоречивых желаний.
Мидас приближается, как акула, почуявшая в воде запах крови.
Подумай, Аурен. Ты поистине одобряешь риск, что можешь кого-нибудь убить? Опять? Потому что так и произойдет. Я лишь пытаюсь тебя защитить. Раньше ты всегда мне доверяла. Мне нужно, чтобы ты снова начала доверять.
Глаза начинает жечь, и я хочу плюнуть ему в лицо. Хочу плюнуть и себе в лицо.
Я чувствую, как он обматывает меня петлями, как искусно словами завязывает узлы. Мидас ловко мной манипулирует. Неужели я считала, что могу одолеть его в им же созданной игре, когда он так в ней поднаторел?
Я чувствую себя совершенно неподготовленной.
Я нужна ему, напоминаю себе я. У меня есть рычаги давления, потому что он хочет, чтобы я успокоилась, а я хочу, чтобы он думал, что все хорошо, пока я планирую побег. Разумеется, я не хочу случайно кого-нибудь убить или позолотить что-то в неподходящее время, раскрыв свою тайну, но не могу я каждый божий день безвылазно сидеть в этой комнате.
Никаких затворов, Мидас, иначе эта комната ничем не лучше клетки, говорю я ему. Все время я буду рядом с твоими стражниками, буду закрывать ладони и руки, а также держаться на расстоянии, но сидеть взаперти здесь я не могу, продолжаю я, вздернув подбородок.
Он смотрит на меня, и мое сердце громко стучит, но я пытаюсь не проявлять нетерпение. И хотя мы оба стоим не двигаясь, я чувствую, что между нами происходит решительная схватка. Чувствую, что в ладони мне врезается острая веревка, когда он тянет и тянет. Если я ему позволю, Мидас меня утащит на дно.
Потому я не отступаю от своего решения. Не пасую. И наконец, спустя еще одну напряженную минуту, Мидас вздыхает.
Драгоценная, я не хочу ссориться. День выдался тяжелым. Да что там месяц. Внезапно он выглядит уставшим, словно эта беседа его измучила так же, как измучила меня.
Мидас подходит и прикладывается поцелуем к моим волосам. Теперь это безопасно, ведь уже наступила ночь.
Тебе нужно немного отдохнуть. Я прикажу принести тебе ужин, и завтра мы поговорим. Он опускает взгляд на корсаж моего платья. Пришлю швею починить твое платье.
Не дождавшись ответа, он поворачивается и выходит из комнаты, а я стою и смотрю на закрытую дверь. Без сомнений, знаю, что он продолжит ломать мою решимость, пытаясь расцарапать до крови. Если вскоре я не придумаю план, Мидас снова вонзит в меня когти, а я не могу позволить этому случиться.
Я должна выскользнуть из его рук прежде, чем он вцепится в меня мертвой хваткой.
Глава 8
Царица Малина
Сверчки. Вот кого мне напоминают мои советники.
Уилкокс, Бартал и Увен аристократы из когда-то процветающих семейств Хайбелла. Они паразиты, которые прыгают передо мной и решаются издавать звуки, только когда им ничто не угрожает.
Мы не можем лишить права на земледелие Дом Бансготов, говорит Бартал. Хмурое выражение идеально подходит его стареющему лицу, поскольку в моем присутствии эта гримаса используется им чаще всего.
Ваше Величество, он прав, соглашается стоящий слева от меня Увен. Эти права были у них на протяжении многих поколений.
Я поочередно поднимаю пальцы, а потом постукиваю ногтями по столу. Он до сих пор пахнет свежей краской. Придворный плотник посмотрел на меня как на сумасшедшую, когда я приказала ему покрыть краской каждый золотой предмет мебели в зале совета, но приказ исполнил.
Потребовалось пять слоев белой краски, чтобы полностью покрыть безвкусный металл, и пять дней, чтобы она высохла.
Разумеется, в тот день мои шпионы сообщили, что Четвертое королевство не ведет войну с Пятым, как я рассчитывала. Наоборот, кажется, король Рот и Тиндалл заключили своего рода временное перемирие. От одной только этой новости я пребывала в дурном расположении духа, но потом услышала про нее. Золотая шлюха еще жива и снова была возвращена Тиндаллу.
Губы вытягиваются в презрительной ухмылке.
Я вручила ее и остальных шлюх на блюдечке с голубой каемочкой Красным бандитам, а пираты все испортили, отдали наложниц, а после сбежали как настоящие трусы. От одной только мысли об этом мое самообладание покрывается изморозью, а внутри обжигает лед.
Мужчины всегда срывают все самые выверенные планы женщин.
Возвращаясь к разговору, я резко качаю головой.
Меня не волнует, как давно у них эти права. Дом Бансготов заявил, что будут платить подать исключительно Тиндаллу, а это государственная измена, отвечаю я.
Царь
Я перебиваю Увена.
Тиндалл, нарочито акцентирую я, отныне не правит Шестым королевством. Им правлю я. Их стрекот стихает, как и всегда. Налоги должны быть выплачены, а иначе будут пожинать последствия. Бансготы задержали оплату на три недели и притом пропустили все попытки собрать деньги. Потому они потеряют права на земледелие, и я передам их Дому, который верен своей царице Кольер.
Все трое таращатся на меня, а я подавляю раздраженный вздох.
Контроль, который я установила над Хайбеллом, мягко выражаясь, условный. Я каждый день стараюсь добиться успеха, укрепить свою власть и навлечь позор на Тиндалла, но сопротивление, похоже, только усиливается. Знать разделилась. Дома, которые в прошлом были верны моему отцу и его отцу, теперь плюют им в лицо и отвергают меня. А все потому, что Тиндалл ослепил их богатством.
Вот почему я перекрыла им доступ к золоту, ограничив ежемесячные подачки.
Но все же от каждого моего ответного хода я словно утрачиваю влияние, и это приводит меня в бешенство. Сначала крестьяне, а теперь и аристократы.
Но я заставлю их подчиниться. Я должна.
Передайте права на земледелие Дому Шарин. Они могут сохранить соглашение на поставки урожая Хайбеллу, а еще мы отправим им тележку золота, дабы отблагодарить за верность, произношу я, теребя подбитый мехом воротник на платье.
Увен поджимает губы, однако покорно записывает распоряжения.
А теперь Меня перебивает стук в дверь. Войдите.
В зал просовывает голову мой стражник.
Прошу меня извинить, моя царица, но к вам прибыл вестник.
Откуда?
Из Пятого королевства.
Я чувствую, как напрягаются советники, и в тревоге у них перехватывает дыхание.
О, Тиндалл наконец-то убедился, что я сбросила его со счетов, говорю я. Приведите вестника. Здесь я его и приму.
Проходит несколько неспокойных минут, а я продолжаю барабанить ногтями по столу. Мой дорогой супруг наконец-то соизволил осознать, что его власть над Хайбеллом была оспорена. Я одновременно испытываю и радостное волнение, и предвкушение перед тем, каким окажется его ответ.
Именно этого я и ждала. Шахматные партии между королями и королевами никогда не бывают скучными, а я давно желала выступить против Тиндалла.
Когда в коридоре раздаются шаги, я начинаю стучать пальцами несколько сильнее. Я опускаю взгляд туда, где стерлась белая краска, теперь застрявшая под моим ногтем. В груди зарождается чувство досады, когда я замечаю золотую полосу, проступившую через царапину на столе. Одна ошибка и в мгновение ока пять слоев краски разрушены. Клятый металл насмехается надо мной, издевательски улыбаясь в ответ на мой свирепый взгляд.
Ваше Величество?
Я смотрю на открытую дверь, два стражника сопровождают вестника. Он одет в золотые доспехи и тяжелый плащ, на который налипли неровные комки снега, напоминающие белую колючую ежевику.
Посмотрев в его обветренное лицо, я тут же его узнаю.
А, Гиффорд. Как вижу, по-прежнему доставляешь послания Мидаса. Никакого продвижения по службе?
В знак приветствия смуглый мужчина кланяется, не обратив внимания на мою остроту.
Продвижения по службе не нужно, когда исполняешь волю самих богов.
В ответ на это я приподнимаю белую как снег бровь.
Богов? О богини, сначала Тиндалл поднялся в положении, став царем, а теперь он бог? Сколько золота ему это стоило? спрашиваю я, с иронией скривив губы. Чувствую на себе неодобрительный взгляд Уилкокса, но это лишь сильнее меня веселит.
Гиффорд качает головой, но взглядом не выдает своих дум.
Не такое уж это богохульство, Ваше Величество. Только боги предопределяют и благословляют монархов. Выполняя волю царя, я исполняю и волю богов.