Нам и в отдельной комнате споют.
Боже мой! Боже мой!
Часа через два купцы, как мухи, наевшиеся мухомору, бродят по буфетной комнате.
Принимаешь на себя весь мой грех? спрашивает толстый у тощего.
Все до капельки принимаю.
Врешь?!
С места не сойти!
Коли так, значит, друг!
Купцы целуются. Мимо них проходят две девушки.
Охота это кавалеру с кавалером целоваться! говорит одна из них и лукаво улыбается.
Толстый купец скашивает глаза.
Какую ты имеешь праву кавалерами нас обзывать? огрызается он.
Ну, господа купцы, коли так
То-то. Почет, брат, нам с тобой, Никаноша! восклицает он.
Хоть бы холодненьким угостили за почет-то
Вчера бы пришла. Нешто по эдаким дням пьют шипучку? Тут дни покаяния, а она на-поди!
Верно, на ярмарке прогорели, так оттого и каетесь?
Что? восклицает толстый купец и вытаскивает из кармана бумажник. А это видели, чем набито? Ну, теперь садись и требуй три бутылки белоголовки!
В отдельную комнату пожалуйте, ваше степенство. Там будет много сподручнее! предлагает лакей.
Веди! Да захвати с собой и вазу с апельсинами для барышень!
Загуляла ты, ежова голова! вскрикивает тощий купец и следует за товарищем.
Второй час ночи. Толстого купца лакей сводит с лестницы. Тощий кой-как следует сзади. У подъезда стоит кучер.
Ах, грехи! Хоть бы к заутрени-то сподобиться поспеть, коснейшим языком бормочет толстый купец и лезет в сани. Никаша, поспеем? спрашиваете он товарища.
В ответ на это тот только икает.
Вези да оглядывайся! говорит кучеру лакей. Грузны очень. Долго ли до греха!
Не впервой! Сначала хозяина отвезу, а потом и гостя домой предоставим, отвечает кучер.
Через час кучер, сидя рядом с толстым купцом и придерживая его рукой, возит его по Ямской.
Ваше степенство, не спите! Указывайте, где же вы живете? спрашивает он купца.
Прямо!
Сани останавливаются у ворот. На скамейке дремлет дворник.
Дворник! кричит кучер. Иди посмотри, не ваш ли это купец?
Дворник подходит к саням, заглядывает купцу в лицо и говорит:
Не наш. У нас много купцов живет, а это не наш.
Да может, новый какой переехал?
Нет, у нас жильцы подолгу живут. Я всех знаю
Ах ты, господи! Вот наказание-то! К шестым воротам подвожу! восклицает кучер. Ваше степенство, откликнись! Где живешь?
Прямо!
Вот только от него и слышишь!
А ты толкнись в Семихатов дом, замечает дворник. Вот большой-то, каменный. Там купцов, что блох
Наконец семихатовский дворник признает толстого купца за своего жильца, берет его под руку и ведет в квартиру. Двери отворяет жена купца. Из комнат в прихожую выглядывают чада и домочадцы.
Ну, говельщик, нечего сказать! всплескивает она руками. Бесстыдник ты, бесстыдник!
Смирение! Смирение! Не по нынешним дням грех!.. бормочет купец.
Дворник чешет затылок и говорит:
На чаек бы с вашей милости, потому эдакую ношу и в третий этаж!..
Первый день Пасхи
Картинка
Первый день Пасхи. Два часа дня. В церквах звонят в колокола. В зале купца Лазаря Антоныча Загвоздкина стоит накрытый стол с закуской в виде неизбежного окорока ветчины, кулича, пасхи, икры, сыру и целой батареи бутылок и графинов. Тут же виднеется нога телячья и баран, сделанный из масла, с красным флагом во рту. На стульях и креслах сидят жена Загвоздкина, пожилая женщина в ковровом платке, и две дочери-погодки, лет двадцати. Они ожидают гостей, приходящих с поздравлением. Дочери смотрят в окно.
В каких-нибудь пять минут четырнадцать офицеров мимо проехало, говорит, слегка позевывая, старшая из них, Серафимочка. Ежели завтра погода будет хорошая, так пойду в фотографию, карточки с себя сниму.
На что тебе? Ведь перед Новым годом снималась, возражает мать. Да и кому давать?
Митрофану Захарычу. Да и монах с подворья просил.
Сторожа из рынка пришли! С праздником поздравляют, докладывает лавочный мальчик в хозяйском сюртуке с обрезанными фалдами и рукавами подарок на Пасху.
Сашенька, возьми два яйца, да вот тебе рубль Поди похристосоваться с ними! обращается мать к младшей дочери.
Ну вот! Пусть Серафимочка идет! Я уж и так давеча с туляковскими парильщиками все губы себе отшлепала.
А я с дворниками христосовалась, с водовозами, даже с трубочистом, отзывается Серафимочка.
Дуры эдакие! Везде сама мать должна Никакой подмоги Небось, ужо придут певчие, так к тем сами на шею броситесь.
Как же, велик сюрприз с певчими целоваться, коли у них из пропасти, как из кабака!.. От вас только комплименты и слышишь. Вы на другой манер и не умеете, отвечают дочери.
Мать тяжело поднимается с места и уходит к сторожам. Через несколько времени она возвращается и говорит:
У одного сторожа бородавка какая-то на носу. Уж не оспа ли грехом?
Раздается звонок, и в залу входит пожилой гость. Он в сюртуке и с гладко выбритым подбородком. Шея его до того туго обвязана черной косынкой, что лицо налилось кровью.
Христос воскрес! произносит он, звонко целуется с хозяевами и садится. Где изволили у заутрени быть?
У Владимирской, да тесно очень, отвечает мать семейства. Одной даме даже весь шиньон спалили. Закусить не прикажете ли? Ветчинки
Ветчинки-то уж бог с ней! В шести местах ел; а я выпью рюмку водки да икоркой Почем икру-то покупали?
Эта икра от бабы. Баба-селедочница нам носит. По рублю Ветчину-то боятся нынче есть. Говорят, нечисть какая-то в ней заводится. А без ветчины для гостей нельзя
Коли с молитвой, так ничего А славная икра! Прощенья просим-с. Лазарю Антонычу поклон.
А на дорожку рюмочку?..
Гость выпивает «на дорожку» и уходит. Раздается опять звонок, и в зале появляется другой посетитель. Он в новой сибирке и в сапогах со скрипом. Снова «Христос воскрес», снова звонкое целование.
Уж извините, что без яиц говорит он. Сами знаете, туда-сюда того и гляди, раздавишь А Лазарь Антоныч?
Да вот тоже по знакомым Христа славить поехал. Ну и к начальству Закусить пожалуйте Ветчинки
Ветчинки-то уж трафилось А я вот водочки да хлебцем с хренком Где заутреню изволили стоять?
У Владимирской Да душно очень Одной даме Вы уж большую рюмку-то наливайте человек семейный
А я лучше две средние Нет, гуси-то нынче на Сенной каковы! Полтора рубля. Хотел молодцам борова купить, да не нашел мороженых. Нынче в первый день Пасхи хорошо: нынче пьяных и в часть не берут.
Гость глотает водку, садится около закуски и молча вздыхает. Через пять минут он сменяется молодым гостем во фраке и в зеленых перчатках. Опять христосованье Гость останавливается перед девицами.
Мы с молодыми мужчинами не целуемся застенчиво бормочут они и слегка пятятся.
Невозможно без этого-с Даже и в графских домах, и там
Следует, следует, замечает мать, потому такой день.
Ну, смотрите, только по одному разу.
Девушки протягивают губы. Гость целуется, садится и говорит:
Где изволили у заутрени быть?
У Владимирской; только уж очень много мастеровых в тулупах, отвечает Серафимочка. Страсть, как тесно! Одной даме весь бархатный казак воском укапали.
Хереску рюмочку, да вот ветчинки предлагает мать.
Не могу-с. В трех местах ветчиной закусывал. И хересу не могу. Сами знаете, там-сям пожалуй, и в знакомых перепутаешься. А мы так у Иоанна Предтечи за решеткой стояли. Чудесно! На вербах изволили гулять?
Гуляли, да у маменьки из кармана воры кошелек с шестью рублями вытащили.
Это к счастью-с. Однако до свиданья Еще в три места надо.
Да выпили бы что-нибудь Или вот ветчинки пристает мать семейства, но гость снова отказывается и исчезает.
Три часа. Раздается пронзительный звонок, и в комнату входит сам глава семейства Лазарь Антоныч. Он в мундире со шпагой, с двумя медалями на шее, с треуголкой в руках и слегка выпивши. Лицо его сияет.
Отзвонил и с колокольни долой! восклицает он. А тяжело в мундире-то с непривычки!
Так снимай скорей да надевай сертук! замечает жена.
Нет уж, зачем же? По нынешнему торжественному дню мы в нем до заката солнца пощеголяем, потому нельзя привыкать надо. Почем знать, может, когда-нибудь и военный наденем, шутит муж. Теперь, брат, никто от красной шапки не отрекайся! Шабаш!
Господи, помилуй нас, грешных! крестится жена. Вот уж и видно, что наугощался! Что ты говоришь-то? Опомнись. Нешто можно на себя эдакую невзгоду пророчить?
От слова ничего не сделается, а только ежели что насчет мундира, так военный будет много основательнее, потому в этом только потуда и щеголяешь, покуда деньги в приют вносишь, а не заплатил, и сейчас тебя верхним концом да вниз. Загвоздкин останавливается перед зеркалом, подбоченивается и гладит бороду. А все-таки нам почет и большой почет, потому этому самому мундиру только трех классов до генеральского не хватает! продолжает он. Посмотрела бы ты, как со мной сегодня швейцары Только и слышишь: «Ваше высокородие!» Самого генерала на лестнице встретил
И христосовался?
Троекратно сподобился. И не узнал меня. Идет по лестнице, а я навстречу. «Христос воскрес, говорю, ваше превосходительство!» «А, это ты, говорит, Иванов?» «Никак нет-с, говорю, ваше превосходительство, я купец Загвоздкин». Ну и похристосовались. Щеки такие душистые! С самим генералом понимаешь ты?
Священники, Лазарь Антоныч! докладывает мальчик.
Дома, дома! Проси суетится хозяин. Ах ты, господи! Есть ли у меня еще десятирублевая бумажка для них?
Между тем священники, держа левые руки на желудках, входят уже в комнату. Сзади следует дьякон, откашливаясь басом и расправляя руками волосы на голове, а за дьяконом вваливаются дьячки. Начинается пение. В дверях показываются «молодцы» и начинают «подтягивать». После общего христосованья духовенство присаживается. Идет разговор о заутрени. Дьячки тяготеют к закуске.
Отец протоиерей, винца пожалуйте, ветчинки предлагает хозяйка.
Ни боже мой! Былое дело! Сами знаете, везде клюешь. Я не запомню, когда я и обедал в этот день.
Нельзя, нельзя говорит хозяин и тянет к закуске.
Священники жестом показывают, что они сыты по горло. Дьякон меланхолически выпивает стакан хересу. Хозяин подходит к дьячкам.
Ну а вы, виночерпии? Валите! Чего зеваете-то? Вот и я с вами.
Мы-то можем, отвечают дьячки и торопливо глотают водку.
Протоиерей косится на них и говорит:
А у нас сегодня во время литургии воробей в купол влетел.
Это к радости, замечает хозяйка. Батюшка, да вы бы хоть кусочек ветчинки
Три дня, отец протоиерей, славить-то ходите? спрашивает у священника хозяин.
Три дня ходим и на четвертый, но уже вразброд и по низам. Мелочная лавка идет, кислощейное заведение, табашная и все эдакое Однако пора!
Священники начинают уходить. В руках протоиерея шуршит красненькая бумажка и опускается в широкий карман. Дьячки пропускают священников вперед и наскоро глотают по рюмке хересу.
Ну, слава богу, это уж, кажется, последние! говорит хозяин.
С подворья еще не были да с Васильевского острова, отвечает жена.
Певчие! Певчие! В трех каретах подъехали! восклицают глядевшие в окошко дочери и обтирают губы.
Топая сапогами, сморкаясь и кашляя, в дверях показываются певчие в кафтанах и строятся.
Лазарю Антонычу! говорит регент, подходя к хозяину. Какую, «Ангел вопияше» прикажете?
А ту, что сначала на дискантах, а потом басы, знаешь, эдак врассыпную.
Регент кусает камертон и задает тон.
Ванюшка! Выплюнь, шельмец, изо рта булку! Разве можно в одно время и есть, и петь! кричит он на дисканта и тыкает его в щеку камертоном.
Дискант выплевывает еду в руку. Начинается пение. Басы, чтоб угодить хозяину, ревут так, что даже стекла дрожат. Кончили. Общее христосованье. Раздается такое чмоканье, что, будь тут лошади, наверное, тронулись бы с места, приняв это за понукание.
Господа певчие! Выпить да закусить пожалуйте! Ветчинки вот предлагает хозяйка.
Отказа не последует. Певчие, как саранча, накидываются на водку, на вино и даже на ветчину.
Мальчишки, легче! На еду не очень накидываться! кричит регент. Заболите завтра, так от вас убыток. Нам еще в шестнадцать мест визиты
Вытекло! Скудель пуста бо есть! возглашает какой-то бас и поднимает пустой графин.
Дольем! Дольем! откликается хозяин. Настасья! Сашенька! Тащите сюда ведерную-то
Хозяин, с вашей милостью! Без хозяина нельзя! Укажите путь скользкий!
Я с господином регентом А впрочем, пожалуй Серафимочка, вели откупорить пару хересу!
К Серафимочке между тем подсел белокурый тенор и, прожевывая кусок, читает какие-то чувствительные стихи.
Мне за голос дьяконицкое место обещали, говорит он ей, но я намерен отказаться, так как думаю на светской барышне жениться и свой хор воздвигнуть.
Вы и на гитаре играете?
И на гитаре, и на скрипке
Закуска раздрызгана. На столе стоит четвертная бутыль. Скатерть залита. На полу пятна. Кто-то из певчих икает. Мальчишки щиплют друг друга. Регент дает им щелчки.
Хороший бас ежели рассказывает молодцу певчий, так тот крикнет в рюмку, и рюмка пополам
Господа певчие, сделайте милость, пропойте светскую, веселенькую!.. упрашивает хозяин и уже слегка пошатывается
Ветчинки-то, господа! взвизгивает среди общего говора хозяйка.
Певчие группируются и начинают петь «Во лузях». Следом идет «Солнце на закате». Хозяин до того входит в экстаз, что выхватывает из ножен шпагу и начинает ею дирижировать хором.
Браво! Браво! Совсем главнокомандующий! кричат певчие и хлопают в ладоши.
Через час после ухода певчих хозяин спит в гостиной на диване. Около него на стуле висит мундир, лежат шпага и треуголка. Жена и дочери будят его к обеду.
Не хочу бормочет он. Идите прочь
Съешь хоть ветчинки-то пристает жена.
Хозяин плюет и молча перевертывается на другой бок.
Захар и Настасья
Роман в письмах
I
Милостивая государыня Настасья Степановна!
В первых сих строках прошу вас на чашку чаю. Извините за невежливость, но я послезавтра именинник. Это оттого, что с тех пор, как я видел вас у вашей кумы Василисы Никитишны, сплю и вижу, чтоб вы у меня были в гостях. Вот уже неделя, как я вспоминаю ваши сладостные речи и ваш бант на лебяжьей груди. Вчера нас гоняли в театр смотреть купца Иголкина, и я опять об вас вспоминал. Конечно, вы девица, а мы холостые солдаты и живем в казармах, но живем как семейные. У нас и самовар есть, и к нам очень часто дамы ходят; к тому же я давно чувствую привязанность к женатой жизни и сужу так, что не весь же свой век холостым бегать. Приходите вместе с Василисой Никитишной, она знает, где я живу, а где вы живете и у каких господ узнал через нее, а все оттого, что об вас думаю день и ночь, даже и тогда, когда в реале. Ежели вы забыли меня, то я тот самый черный солдат, который провожал вас до Пяти Углов и купил вам в презент апельсин, но не рыжий, который разговаривал с вами и ушел раньше. С подателем сего письма пришлите ответ придете или нет. Это мой товарищ по роте. Отказ ваш может подвергнуть мне лютую болезнь.
Шлю вам поклон от неба и до земли и остаюсь рядовой Захар Иванов.
II
Дражайшая Настасья Степановна!
Несчетно благодарю вас, что вы были у меня на чашке чаю. От радости я всю ночь не спал и кропил мою постель слезами, но впопыхах забыл спросить, где мы можем видеться, потому в разлуке я изнываю, и в моем сердце будто нож сидит. Хотел прийти к вам, но побоялся ваших хозяев, так как иные не любят, чтобы к кухаркам солдаты ходили. Улучите часок и приходите ко мне, а также захватите и башмаки, о которых вы говорили. Не токмо что сделать вам перетяжку, но даже и сшить целые башмаки, хотя бы и из моего товару, почту себе за счастие. Буду работать, вздыхать скоропалительно и думать об вас. С подателем сего письма пришлите ответ, а также посылаю вам апельсин, чтоб вы кушали в свое удовольствие, и не будьте ко мне бесчувственная. Адью с бонжуром! Это по-французски.