Посланника же австрийского императора Тугута77, вообще получилось завербовать. К нему давно подкатывал Маврокордат: австриец был весьма привержен страсти к золотому тельцу, но был лично верен Марии-Терезии. А вот в Москве посланник допустил ошибку, которая уже лишила его шансов уклониться.
Сначала мы ему донесли, что у французской делегации находятся его расписки в получении средств за шпионаж в их пользу в молодые годы. Затем срежиссировали его ссору с одним из секретарей графа Прованского, который якобы собирался продать ему его бумаги, и, в конце концов, сымитировали убийство этого самого французика. Здесь уж Тугуту деться стало некуда.
Если бы наша операция не удалась, то следы бы привели к камердинеру прусского принца Генриха, и русских ушей в этом деле никто бы не нашёл, и всё произошедшее только бы укрепило Империю в убеждении относительно природной злобности своего соседа. Теперь же любимец Марии-Терезии перебывал в уверенности, что мы спасли его, решив его проблемы, и готов был сотрудничать с нами.
С помощью Тугута нам удалось ещё более расстроить отношения между Австрией и Пруссией подсунув ему документы, между прочим, подлинные, пусть и слегка подправленные, в которых очень острый на язык король Фридрих называл эрцгерцогиню Марию-Терезию и её сына императора Иосифа всякими резкими и даже грубыми эпитетами. Самым приличным из употреблённых им выражений было то, что император до сих пор сосёт мамину грудь.
Тугут потом изъял оригинал, чтобы наши небольшие подчистки, которые сдвигали столь резкие слова дядюшки Фрица, из далёкого прошлого в современность не были замечены. После таких оскорблений, уже ни о каких договорённостях между Пруссией и Австрией и речи не шло. Рассказывали, что сам Иосиф, узнав о подробностях сочинения дядюшки Фрица, орал и ругался. Причём шум был такой, что его мать даже сделала ему замечание, а это было весьма удивительно. А для само́й Марии-Терезии имя Фридрих с тех пор стало ругательством.
А молодой граф Прованский младший брат короля Людовика послужил исключительно символом растущих дружеских отношений между Россией и Францией, а точнее сказать между мной и французским монархом. Молодой человек со своим снобизмом, смешанным с желанием познакомится с экзотикой России поближе, оказался в руках у Ивана Ивановича Шувалова, который просто очаровал его. Основным их занятием стали пиры и разгул, прерываемые охотой и музыкой.
Иногда я получал удовольствие от бесед с испанским посланником, маркизом Гримальди78, и английским герцогом Графтоном. Первый был чрезвычайно образованным человеком, а второй действительно пытался улучшить англо-русские связи.
Значительного успеха нам удалось достичь в отношениях с Данией. Юлиана-Мария79 направила к нам своего первого министра Ове Хёэх-Гулльберга80, а тот был сторонником дружбы между нашими странами, верно оценивая возможность будущего усиления Швеции. У нас было всего две серьёзные проблемы, мешающие нашему взаимопониманию: судьба Брауншвейгского семейства81 и Шлезвиг-Гольштейн82.
Первый вопрос был важен лично для подлинной правительницы Дании: Антон-Ульрих, принц Брауншвейг-Беверн-Люнебургский83, отец несчастного российского императора Иоанна VI84, был её родным братом. Переворот, произведённый Елизаветой Петровной, заточил в темницу не только малолетнего царя, но и всю его семью. А мать Иоанна Антоновича, внучка брата Петра Великого Ивана V85, Анна Леопольдовна86, являвшаяся правительницей страны при малолетнем сыне, родила мужу пятерых детей.
Бывший генералиссимус был очень достойным человеком, жена его умерла родами, но он категорически отказывался вернуться в Данию без своих детей. Принц с семьёй проживал сейчас в Вологде, где все они чувствовали себя неплохо. Сам Антон-Ульрих преподавал в местной гимназии языки и науки, а дети вели свою жизнь: двое старших, имеющие серьёзные увечья с детства, давно ушли в монастырь, а младшие, пусть и получив вполне достойное образование, жили с отцом, формально охраняя его старость, а фактически находясь под жёстким контролем властей.
Они давно просили о смягчении своей участи и допуске к нормальной жизни, но мама решительно противилась такому, памятуя о переворотах, что непрерывно совершались в России почти полвека. Я-то уже склонялся даровать им такое право, но возможность выторговать за это что-то важное у Дании, заставляла временно отложить благодеяние.
А вот вопрос Шлезвиг-Гольштейна был более сложным. Мне, как наследному, после почившего папы, герцогу Гольштейн-Готторпскому и как герцогу Шлезвиг-Гольштейн-Зондебургскому, титул который я получил от молодого Фридриха Бекского в обмен на сохранения за ним должности и поместий его деда в Поволжье, принадлежала значительная часть Шлезвиг-Гольштейна, которую собственно Дания сейчас оккупировала и желала присоединить.
Не то чтобы мне очень необходимы были земли в Германии, и неминуемая война за право владения ими со всеми, без исключения, соседями мне точно не была нужна, но опять-таки это был неплохой предмет для торга. Просто так отдать всё Дании в обмен на дружбу, мне, казалось, очевидно глупым. Требовалось решать этот вопрос путём переговоров, и у Хёэх-Гульберга соответствующие полномочия были.
Антон-Ульрих и его дети получали полную свободу, навечно отказываясь от каких-либо прав на российский престол, а земли Шлезвиг-Гольштейна переходили к датской короне на тридцать лет, в обмен на отмену Зундской пошлины87 для русских купцов на тот же срок. Иначе развязать это узел пока не получалось: ну не было у Дании ничего нам нужного, кроме прохода через Датские проливы из Балтики в Северное море, за который они брали немалые деньги. При этом именно Зундская пошлина была одним из важнейших источников дохода страны, и отменять её для нас навсегда датчане тоже совсем не горели, так что мы вопрос просто подвесили на будущее. Ну а Дания и Россия становились союзниками.
Наконец, торжества закончились, и я смог вернуться в столицу к работе и делам.
Джонни! Джонни! Барти Вильямс ткнул в бок тяжело дышащего Ивайло, в изнеможении лежащего рядом со шлюпкой, в которую он только что погрузил десятигалонную88 бочку с водой.
Ох, Барти! Что ты хочешь от меня, дружище? Я невероятно устал, а мне ещё идти за новой бочкой! Чёртовы голландцы, не могли сделать на этой глупой земле Ван Димена89 хоть какой-нибудь порт, чтобы не надо было тащиться за водой в такую даль! едва прохрипел моряк.
Джонни, я тоже очень устал! Мы полдня уже таскаем из леса дерево. Но, послушай, что я услышал!
Что, Барти? Ивайло с интересом посмотрел на приятеля, шепчущего с крайне возбуждённым видом.
Ты знаешь, куда ведёт нас капитан Кук?
Барти, конечно, мне ведомо, что мы плывём искать этот Северо-Западный проход, будь он неладен!
Но это не всё! от возбуждения Барти чуть не вскакивал.
Не тяни!
Мы должны исследовать такое место Камчатка! Я случайно услышал, как капитан переговаривался с доктором Андерсоном90
И что мне от этого надо радоваться?
Джонни! Там есть город!
Ну и?
Это русский город! Андерсон так и сказал, что если они не примут величие Англии, мы накажем этих русских!
Барти! Ты уверен! усталость Ивайло как рукой сняло. Неужели судьба, наконец, даёт ему шанс вернуться домой?
Точно, Джонни! Точно! Город называется Петропавловск.
«Дорого́й брат! Извини за то, что я не писал тебе целых четыре дня, но у меня не было никакой возможности это сделать.
Только не смейся, я отлично понимаю, что письма ты мои получаешь большими пакетами, которые я передаю в портах, где мы останавливаемся для пополнения запасов воды, провианта и ремонта судов, но я решил писать тебе каждый день. Будто бы ты читаешь их каждый день и от этого мне как-то спокойнее.
Последнюю депешу я составил тебе перед проходом мыса Горн91, и после всех сложностей и борьбы с течениями и ветрами я и не думал, что нас ждёт нечто более страшное. Ударил сильнейший шторм, никто не ожидал подобного.
Четыре дня он бил нас с такой силой, что мы потеряли двух матросов, которых смыло с палубы, и никто этого даже не заметил. Мы, все пассажиры, как называют нас моряки особенно раздражает, что новики Морского корпуса быстро начали назвать нас также собрались, как обычно при шторме, в кают-компании, обнялись, чтобы нас сильно не бросало о стены, и слушали проповеди отца Иосифа.
Как ты помнишь, наверное, из моих предыдущих писем, отец Иосиф в первый наш шторм, из-за которого мы ремонтировались в Бристоле, также читал нам молитвы и сорвал голос так, что потом почти неделю исключительно шептал, теперь же он привык к подобному и смог все четыре дня успокаивать нас своим звучным басом.
Удивительно, что все бури Атлантического океана оказались для нас менее опасными, чем первый же шторм в океане Великом92!
Хорошо, что адмирал Чичагов93 перед этим дал нам отдохнуть две недели в Дестеро94, пусть и редкая глушь, но всё-таки твёрдая земля под ногами. Столь долгое плавание без остановки, а до Бразилии мы останавливались только на острове святого Антония95, очень утомляет даже моряков, да и фрукты и свежее мясо заканчиваются, а вода становится не очень приятной на вкус. Конечно, наш корабельный врач, доктор Сильванский, щедро разбавляет её хлебным вином и лимонным соком, но всё-таки свежая вода сильно лучше.
Перед тем как мы начали огибать мыс Горн, адмирал дал указание всем судам следовать в Вальпараисо96 и ждать там остальных две недели. А потом, в случае если не выйдет в этот срок дождаться товарищей, следовать дальше, в соответствии с планом плавания. Всем судам надлежало идти каботажем97 к нашим поселениям на острове святого Андрея. И получить инструкции уже там, в Новых Холмогорах.
И действительно, в такой буре корабли сразу же разметало в стороны, и Святой Владимир оказался в одиночестве. Мы все молимся, чтобы наши товарищи уцелели. Однако штормом нас унесло так далеко на северо-запад, что адмирал Чичагов решил не возвращаться к берегам Южной Америки, а следовать напрямую через Великий океан к Азии, а дальше направиться к Камчатке.
Мне кажется, что нашему адмиралу очень хочется открыть какой-нибудь остров в океане и прославить себя как великого мореплавателя. Однако так показалось не мне одному, и среди экипажа было ворчание, ибо запаса воды и провизии может не хватить для столь дальнего пути. Но ворчание было остановлено не только увещеваниями отца Ионы, но и объяснениями офицеров, что для путешествия к Вальпараисо или Консепсьону98 этого запаса тоже маловато, и, по сути дела, выхода у нас нет.
Будем надеяться, дорого́й братец Пашенька, что это письмо ты получишь, а мы доберёмся до берега.
Я очень переживаю по поводу смерти твоей Прасковьи, как ты это переносишь Павел? Как мама? Как сестрёнки? Жду с нетерпением твоих писем, братец!
С любовью, твой брат, Алёша Акулинин».
Во время одного из приёмов в Москве я получил челобитную от трёх армянских купцов с жалобой на астраханского губернатора Бекетова. Дескать, он вымогает взятки, рушит дела, мешает торговле и вообще не любит армян. Такая весть меня огорчила и очень. Я всегда считал Бекетова одним из лучших губернаторов, а здесь такое
Однако у меня были и его докладные, и в них он называл одного из доносчиков, гостя99 золотого пояса Григория Авессаломова, подозреваемым в нечестной торговле. Так что, мною в Астрахань была отправлена комиссия из Довбыша, Николая Шереметева да самого, совсем седого, но не сдавшегося Метельского, который всё увереннее подбирал под себя дела внутри государства, благо Захар всё более тяготел к заграничной разведке, пусть разберутся. Странно мне всё это было.
Значит, Григорий Александрович, Вы утверждаете, что Бекетов Никита Афанасьевич Вас безвинно обижал, принуждал платить ему взятки за право торговли и всячески принижал армян?
Конечно, Ваше Превосходительство! Все армяне Астрахани могут это подтвердить! лощёный, европейского вида, в отличном дорогом камзоле, купец золотого пояса Авессаломов солидно кивал Зыкову, в России его род жил давно и он говорил по-русски красиво и изысканно.
Не первый раз Вам повторяю: прошу не титуловать, не престало офицера титуловать! Необходимо называть меня господин капитан. Понятно?
Да-да! с некоторым непониманием отвечал ему купец.
Итак, Григорий Александрович, а как Вы можете ответить на обвинения Никиты Афанасьевича? Вы препятствовали торговле прочих многих гостей золотого пояса. В частности, у купца Иванова Лазаря Татусовича сгорел склад, в коем пожаре губернатор винит Вас. Купец Самойлов Патрикей Семёнович потерял в Баку целое судно, гружёное хлебом. Зерно отказались брать в городе по настоящей цене, а потом за стоянку и нарушения с него потребовали семьсот туманов100, которых у него, естественно, не было, уж больно сумма значительная, и судно было конфисковано. Опять же губернатор указывает на Вас.
Ха-ха-ха! залился смехом торговец, Всё это чистая ложь! Никаких доказательств подобного нет и будет! Я честный купец и торгую честно!
Значит, Бекетов лжёт?
Безусловно! Я настаиваю! Почему, господин капитан, вы меня снова об этом спрашиваете? Уже два месяца спрашиваете, а дело-то стоит! Ущерб наносите торговле!
Зыков улыбнулся:
Думаете, Григорий Александрович, я из чистого любопытства Вас спрашиваю об этом уже два месяца? Доказательств нет и не будет, говорите Ладно, посмотрите вот на это. капитан протянул Авессаломову бумаги, Вот показания отставного капрала Стукина. Он сообщает, что поджёг склад купца Иванова за деньги, полученные от Вашего приказчика Тетевосова. Что скажете?
Ложь! Тетевосов прекрасный человек! Он никогда бы купец отреагировал как-то замедленно и изумился неподдельно.
Кстати, Вам, наверное, интересно, как же Стукин даёт показания?
Нет! торговец скорчил презрительную мину.
Интересно-интересно, не таитесь уж! А вот, посмотрите, допрос некого горожанина Иосифа Голованя. Его слова о том, что господин Тетевосов заплатил ему пятьдесят рублей за убийство Стукина. Однако тот увернулся и в результате Головань только порезал ему лицо, но, боясь не получить денег, соврал Тетевосову, что Стукина он убил. Забавно, да?
При чём тут я? возмутился Авессаломов, Значит, Тетевосов затеял предать моё доверие! Идите к этому нечестному человеку! Ах, позор мне, что такую змею пригрел на груди! Позор!
Не лицедействуйте, Григорий Александрович, Вам не идёт! Думаете, что Тетевосов никогда против Вас ничего не скажет, всё на себя возьмёт, ибо всем Вам обязан? Ха-ха Зыков коротко и жёстко рассмеялся, Конечно, Вы же его из грязи вытащилиА нет! Знали ли Вы, что Ваш приказчик и помимо Ваших заказов делишки свои обделывал? То здесь что украдёт, то там кого ограбит. Много на нём крови! А когда предлагают решить, что для тебя лучше: навсегда в серебряные шахты отправиться, или всего-то на восемь лет, то здесь уже в голове что-то переворачивается!
Авессаломов резко побледнел. А Зыков продолжал:
Вот, посмотрите, господин честный купец, показания Тетевосова, Ваша расходная книжечка из тайничка Вашего. Вы же в него сегодня не заглядывали, да? Приказчик Ваш много чего приметил