Практичный Бернадотт заводит ряд нужных знакомств в правительстве (в частности, с вышеупомянутым директором Полем Баррасом человеком, игравшим определяющую роль в политике Франции той бурной поры) и «закидывает удочку» кому-надо в надежде получить достойный его амбиций и таланта пост, например военного министра или командующего знаменитой Рейнско-Мозельской армией после того как внезапно скончался легендарный генерал Гош или о переводе на службу во всю ту же Индию либо на худой конец в Канаду! Но, ни тут ни там, нигде не сложилось. Потом ходили слухи, что и здесь не обошлось без «руки» Бонапарта! Якобы даже вдали он все время контролировал ситуацию с темпераментным и упрямым беарнцем, рвавшимся на первые роли в армии.
Максимум, что ему предлагают пока удовольствоваться второстепенной должностью командующего так называемой армией Центра со штаб-квартирой в Марселе. Для такого амбициозного человека как Бернадот это предложение почти оскорбление, однако, несмотря на гнев, бушующий в его груди, ему приходится проявить сдержанность и дипломатичность во время отказа принять данный пост. Свой отказ он облекает в стандартную для того времени форму, мол он не обладает еще теми качествами и способностями, которые необходимы для такого высокого поста.
Вот и пришлось тщеславному и честолюбивому Жану-Полю-Батисту возвращаться в Итальянскую армию под начало столь «обожавшего» его Бонапарта!
История сохранила нам несколько любопытных версий их знаменательной после парижского «вояжа» Бернадотта встречи. Одна из наиболее популярных (по воспоминаниям генерала Сарразена) гласит, что когда Бернадотт прибыл к Наполеону в замок Пассериано, где располагалась резиденция главнокомандующего Итальянской армии, в точно назначенное ему время, то якобы Дюрок вежливо попросил его немного подождать в приемной, пока главнокомандующий разберется со срочными бумагами из Парижа. Импульсивный и самолюбивый беарнец (наваррец) Бернадотт очень громко возмутился, заявив, что такая фигура как он имеет полное право на немедленную аудиенцию и негоже держать его в передней ибо даже Директория не позволяла себе такого.
То, что случилось дальше, стало для заносчивого Жана-Поля-Батиста хорошим уроком и заставило его впредь опасаться столь же амбицозного, как и он, корсиканца уже тогда не подпускавшего никого на пушечный выстрел на своей «Полководческий Олимп». Примечательно, что так поступали все великие полководцы от Александра Македонского до А. В. Суворова.
Одна из интерпретаций случившегося далее гласит, что услышав громогласно-гневную тираду Бернадотта сквозь двери своего кабинета, Бонапарт тут же сам открыл дверь и вышел к «дорогому гостю» с «ангельски-вкрадчивым» выражением лица и с плотно стиснутыми от раздражения губами. (Создалось впечатление будто он намеренно стоял за дверью и очень внимательно слушал реакцию не пускаемого внутрь адъютантом самолюбивого генерала-«рейнца»!? ) Генерал Бонапарт очень вежливо извинился перед генералом Бернадоттом, очень мягко и ласково заметив, что никогда и не помышлял затевать какие-либо церемонии со столь знаменитым соратником, тем более его Бонапарта «правой рукой»! После этой приторно-сладкой тирады, «корсиканский» главнокомандующий Итальянской армии, взял им же самим взвинченного «рейнского» «дружка-наглеца» под локоток и пригласил прогуляться в тиши соседнего парка, дабы посоветоваться о «важных делах в Париже».
Далее началась трагикомедия, если, конечно, брать на веру то, что чаще всего излагается в литературе!
Бонапарт интересовался мнением «правой руки» об их выдающихся соратниках по борьбе с врагами Революции: Массена, Клебере, Гоше и Серюрье. Затем последовала внезапная смена темы. Бонапарт с ученым видом знатока стал задавать «своей правой руке» вопросы, которыми ставил Бернадотта в неловкое положение по причине малого знания тем истории и политики, в частности, принялся обсуждать особенности построения македонской фаланги и римского легиона. Не слишком сведущий в военной теории, Бернадотт тут же сник. А выпускник двух военных учебных заведений (Бриеннского военучилища и одной из самых престижных в Европе Парижской военшколы), кадровый военный (поцелованнный богом артиллерист по специальности) Наполеон Бонапарт, как бы, не замечая, созданной им самим неловкости, с упоением продолжал «копать вглубь» каверзной для собеседника темы. Никто не знает, сколько времени коварно-властный корсиканец «преподавал» высшую военную науку хвастливо-амбициозному беарнцу (наваррцу).
Правда, по другой версии наполеоновский экскурс Бернадотту в историю военной тактики прошел в еще более унизительной для самолюбивого беарнца форме и с некоторыми нюансами! На офицерском (генеральском) обеде Наполеон принялся публично, но, как бы, между прочим, выяснять у беарнца-самоучки без классического военного образования, его «компетентное» мнение о структурно-организационных особенностях самых знаменитых тактических построений древности греко-македонской фаланги и римского легиона. В тоже время, необразованный, но сметливый Бернадотт проглотил все публичные колкости корсиканского «всезнайки» и каждый раз ловко переводил разговоры на нюансы нынешних пехотных построений, где он с несомненным достоинством отстаивал свои «кровью оплаченные» взгляды на современный бой
Но зато после того как Наполеон так «мягко и ласково» поставил Бернадотта на место, тот все понял. Он не только плотно засел за книги по военной истории, но после каждой прочитанной главы, обязательно обсуждал ее со своими адъютантами. Время покажет, что Бернадотт был способным учеником.
Другим результатом «непонятки» между Бернадоттом и Бонапартом, спровоцированной последним, стало письмо первого к Баррасу с просьбой немедленно отпустить его из Италии. Дело в том, что его «итальянские коллеги по ремеслу» с раздражением и даже с презрением воспринимали как его самого, так и его, порой, неадекватные в чужих глазах, поступки. В частности, по тем или иным причинам именно тогда (или, все же, раньше?) его вызвал на дуэль генерал Брюн, а того поддержал самый известный в армейской среде бретер и дуэлянт Ожеро один из признанных классиков фехтования той поры. Правда, поединок так и не состоялся, поскольку Бонапарт, узнав об этом, запретил ее. Амбициозный беарнец просит назначить его на другие театры военных действий: на Корфу, в Реюньон и даже в Португалию, но только не в так называемую «Английскую армию» Бонапарта, который в ту пору планировал вторжение на Британские острова. Бернадотт умел скрывать свои обиды, но никогда их не забывал.
Так или иначе, но генералу Бонапарту генерал Бернадотт отправил дружеское письмо, полное благодарности за предоставленную честь сражаться под его началом. Так бывает или, вернее сказать, так принято поступать, когда люди не хотят иметь друг с другом дела, но и не хотят ссориться. Впрочем, истинные причины такого «маневра» остались «за семью печатями».
Бернадотт рассчитывал, что его назначат на Ионические острова, но не сложилось. Не получились и другие «комбинации», в частности, возглавить войска в Италии, т.е. вместо генерала Бонапарта! И тогда Директория предложила Жану-Полю-Батисту совершенно иное амплуа: сменить острую шпагу военного на отточенное перо дипломата в Вене!
Между прочим, ходили слухи, что такому «реприманду неожиданному» в немалой степени опять-таки поспособствовал его «старый недруг» Наполеон!? После всем памятной «встречи двух друзей» крайне амбициозный генерал Бонапарт предпочел убрать «наглого неуча» из армии с глаз долой. Невероятная напористость и повышенное честолюбие Бернадотта не на шутку его встревожили. Не хотел недавний триумфатор Итальянской кампании, чтобы на его месте в Италии оказался командующим генерал Бернадотт, что грозило бы непредсказуемостью для очень далеко идущих планов Наполеона планов диктатора. Видя в нем своего соперника в борьбе за власть в Париже, Бонапарт вовсю расхвалил Директории дипломатические способности Бернадотта. И с его подачи норовистого и самонадеянного вояку-самоучку отправили послом в побежденную Австрию
Бернадот соблазнился перспективой прославиться теперь уже на политической арене, заняв один из ответственнейших дипломатических постов, ибо «Вена была в то время полюсом, вокруг которого вращалась вся европейская политика». Помимо этого его могло привлечь и довольно солидное жалованье 144 тыс. франков. Причем он сразу же получил половину ежегодной суммы плюс 12 тыс. франков на дорожные расходы.
Не исключено, что приложил свою руку к назначению популярного генерала неопытным послом в Вену и «хитрейший из хитрейших» в области интриги той поры епископ Отенский Шарль-Морис де Талейран-Перигор (17541838). Фигуру эту в истории Франции конца XVIII первой четверти XIX вв. принято считать исключительно влиятельной, эдаким «серым кардиналом» подковерных комбинаций, которого сам Наполеон «величал» лучшим плутом среди всех министров того времени. Есть и несколько иные прозвища у этого «колченого дьявола в сутане», например Большой Подонок Большой Политики. Впрочем, в политике не бывает маленьких подонков. Правда, это всего лишь «оценочное» суждение.
Так вот, этот «плут из плутов» знал, что делал, когда назначил Бернадотту очень высокую зарплату 144 тыс. франков в год «плюс» 72 тыс. франков «подъемных» (впрочем, есть и иные данные о «подсластилях» амбициозного беарнца), чем в определенной мере развеял некоторые сомнения наваррца в необходимости столь кардинальной трансформации. (А ведь узнав о том, что его отсылают на дипломатическую работу, Бернадот по началу отказался от этого поста, но, пораскинув мозгами, с учетом финансового содержания, согласился.) 1
1 января 1798 г. он уже полномочный посол Франции в Вене.
Получив свое назначение, он, даже не дожидаясь дипломатического паспорта, двинулся прямиком в Вену. Здесь явно сыграло в очередной раз его самомнение, нежели неопытность в дипломатических делах: на его взгляд, раз он получил назначение, то его должны были пропускать на всех пограничных пунктах. Естественно, без соответствующих документов, он был остановлен на границе австрийским патрулем. Бернадотт был разгневан таким неуважением к французскому послу и заявил, что если его не пропустят дальше, он расценит это как объявление войны Франции. Эти угрозы так подействовали на австрийских пограничников (напомним, что Австрия только-только проиграла Франции войну!), что, не желая осложнять ситуацию, они подняли пограничные шлагбаумы. Так безродный Бернадотт, «накачанный» хитроумнейшим Магистром Интриги аристократом Шарлем-Морисом де Талейраном, без паспорта и верительных грамот (!) прорвался через австрийские пограничные кордоны и его «диппоезд» из трех замызганных грязью карет с бешеной скоростью помчался по чистейшим мостовым австрийской столицы.
Прибыв в Вену 8 февраля 1798 г., он обосновался в бывшем дворце князя Лихтенштейна, находившемся в нескольких сотнях метров от резиденции австрийского императора. 27 февраля он вручил свои верительные грамоты канцлеру Францу Тугуту, а 2 марта был принят самим императором.
Интересно, что нашему беарнскому герою было рекомендовано проводить «наступательную» жесткую линию в отношении австрийцев. Директория требовала, чтобы Бернадот любыми средствами добивался отставки барона Тугута со своего поста и вел диалоги со всеми, особенно с политиками, исключительно с позиции силы. В общем, следовало особо с имперским двором не церемониться и всячески подчеркивать превосходство молодой французской республики над побежденной ею монархической, дряхлеющей час от часу, австрийской «старушкой-шлюшкой». Тем более, что совсем недавно французы гильотинировали одну из ее принцесс, правда, заодно с ее мужем французским королем. Директория посчитала, что именно «солдат-генерал» жестко покажет венскому двору, что и в дипломатии можно и нужно уметь «наматывать на свои штыки вражеские кишки»!
И вот отнюдь не аристократ по происхождению, уроженец провинциального городка из Наварры, всю жизнь до того проведший в казармах, походах, на биваках и полях сражений, оказался в самом центре чопорной великосветской Вены с «ее элитным кружевным дамским нижним бельем» и «всем остальным». Там он тут же стал ее настоящей «достопримечательностью», причем довольно скандальной.
Началось все с того, что республиканский Париж не стал делать традиционный в таких случаях запрос о желательности (или нет) для Вены именно этого посла. И, тем более, получать на него соответствующий общепринятым дипломатическим канонам агреман, а нагло без спросу и без стука вломился в «закрытую дверь». Так не было принято в старомодной и чопорной монархической Европе!
Бернадотта проинструктировали в ведомстве колченого (хромого) Перигора, что в случае каких-либо «трепыханий» со стороны австрийского двора (как по поводу, так и без повода) ему следует немедленно угрожать объявлением войны. Размахивать «дубинкой войны» и нагонять страх на побежденного врага, для него всего лишь за четыре года войны прорвавшегося в полные генералы, причем, исключительно благодаря личным заслугам на полях сражений, было не трудно. Вот Бернадотт и принялся всячески показывать, что французам свойственно ставить Австрию «на счет раз-два» «в позу прачки» (литературно выражаясь, «миссионерскую позу»).
Сотрудники Бернадотта принялись вести себя крайне вызывающе. Они везде устраивали скандалы и своим поведением в театре они, при словах «Да здравствует император!», могли зашикать, засвистеть или отпустить громкое неприличное замечание, презрительно отзываться об австрийском императоре и его армии буянить в ресторанах, поносить католическую религию. Впрочем, «ребята» Бернадотта были его адъютантами (Виллат, Морен) или его офицерами (Жерар, Туссен) и не боялись ни черта, ни ладана, и от них можно было ждать чего угодно, тем более, что чуть что они угрожающе хватались за эфесы своих «изрядно зазубренных на австрийских хребтах» сабель, норовя тут же пустить их в ход, благо крепко знали свое кровавое ремесло.
Задавал тон в этом эпатаже, конечно, бахвал и наглец Жан-Поль-Батист, несомненно, исключительно импозантный с его смоляными локонами до плеч, небольшими черными бакенбардами, крупным орлиным носом, красивыми выразительными глазами, плавно льющейся речью, гордой осанкой, нервно подрагивающейся на эфесе шпаги рукой, в овеянной порохом кровавых боев шляпе с революционным трехцветным плюмажем. Так в нарушении дипломатического этикета Бернадотт повсюду требовал себе первого и самого почетного места, вызвав тем самым естественное раздражение у русского посла Андрея Разумовского, который был в дипломатическом корпусе Вены дуайеном и не собирался уступать пальму первенства «французскому бунтовщику». Кроме того, французский генерал, прибыв в Вену, не стал наносить протокольные визиты своим коллегам-послам (Австрия, кстати, ждала не посла, а всего лишь посланника, потому что сама готовилась отправить в Париж только посланника!), но разослал всему дипкорпусу свои визитные карточки, в которых снисходительно указал, что сам он протокольные визиты принимать готов. Все это в дипломатическом этикете было неприемлемо и, естественно, что никто не собирался этого делать, поскольку первые протокольные визиты, независимо от национальности и возраста, должен наносить коллегам только что прибывший в столицу дипломат, а не наоборот. Не случилась у него встреча и с эрцгерцогом Карлом, с которым он совсем недавно с переменным успехом «фехтовал» на полях сражений. Хотя, по началу все к этому шло, но затем по ряду «субъективных» причин (со стороны австрийского полководца?) рандеву не состоялось. Исключение Бернадотт сделал лишь для послов Турции и Испании. Отношения с влиятельным главой гофкригсрата (придворного военного совета) бароном Тугутом у него не сложились вовсе, прямо как у «кошки с собакой».