Вполне понятно, что все эти «революционные выкрутасы» эпотажного французского генерала и его вечно «собачившихся» офицеров-«подручных» вызвали у австрийцев желание не портить настроение французскому послу и предупреждать любые его желания. Дело в том, что уже тогда Австрия начала готовиться к новой войне с Францией и никак не хотела до поры до времени обострять отношений. С первого же дня пребывания Бернадотта в Вене за ним и его непотребными «удальцами» было установлено плотное наружное наблюдение, а тайная полиция приняла все меры к тому, чтобы завести в посольстве французов своего агента. Очень скоро император Франц II с большим интересом читал материалы слежки и разработки французских дипломатов.
Дело в том, что с именем порывистого и заносчивого «горе-дипломата» Бернадотта связана целая череда опасных с точки зрения политика (но не военного) казусов и досадных промашек.
Самый громкий конфуз случился 13 мая 1798 г., когда Вена праздновала годовщину выступления своего ополчения против войск Бонапарта в Штайермарке. Против всех дипломатических правил Жан-Поль-Батист приказал повесить на балконе посольского дома большой трехцветный флаг республиканской Франции с надписью «Французская республика. Посольство в Вене», чем вызвал взрыв народно-патриотического возмущения у австрийцев, только что позорно проигравших войну Бонапарту.
Этот знаменательно-занимательный эпизод в биографии будущего маршала Франции принято описывать очень объемно, порой, чрезмерно красочно. Ограничимся тем, что в ту пору вывешивание флагов на зданиях посольств было не принято, поскольку оно означало завоевание города. Вполне понятно, что венцы восприняли этот «демарш», как наглый вызов. Собралась толпа, все время все увеличивавшаяся и увеличивавшаяся. Она принялась требовать немедленно снять флаг, полиция поддерживала это и советовала послу уступить и снять «предмет скандала» либо связаться с министерством иностранных дел и дать объяснение своему поступку. Но Бернадотт «полез в бутылку» и подлил масла в огонь, появившись перед заведенной публикой в парадном генеральском мундире, при всех республиканских регалиях и во все оружии, выкрикивая в адрес собравшихся недвусмысленные оскорбления, тем самым, показывая им, что готов защищать свой республиканский триколор на территории, проигравшего войну врага до последней капли крови.
В ответ полетели камни. Зазвенели разбитые стекла посольства. Кое-кто из самых решительных жителей Вены преодолел ограду и полез на балкон, французский флаг был сорван и сожжен! Пепел от сожженного флага принесли к императорскому дворцу, где состоялась патриотическая манифестация с здравицами в честь императора Франца.
Австрийцы отомстили Франции, но возбуждение толпы было столь велико, что некоторые на этом не остановились, а при полном попустительстве местной полиции, а потом и высланного Тугутом военного отряда, вломились в здание посольства, разбив окна и сломав двери. Дело приняло дурной оборот: взвинченные горожане принялись крушить мебель и экипажи посольства.
Бернадотт отправил Тугуту ноту протеста, требуя немедленно выдать ему его паспорт, поскольку он не может больше оставаться на своем посту в государстве, чье правительство потворствует бесчинствам разбушевавшейся толпы. Секретаря посла отправившегося с нотой протеста перехватили, избили!
Тогда Бернадотт, как бы в подтверждение своей боевой репутации, приказал своим сотрудникам открыть огонь. В его окружении, как известно, были сплошь офицеры стреляли они профессионально и толпа отхлынула, утаскивая за собой раненных, тем более, что сам Бернадотт и его «братья по оружию» по команде обнажили сабли и приготовились «рубить врага в капусту»
Не известно, чем бы все окончилось, если бы Тугут, до того явно тормозивший с принятием «охлаждающего» пыл своих сограждан решения, наконец не понял, что дальше может последовать резня («бернадоттовцы» профессиональные вояки явно продали бы свои жизни очень дорого)! Более того, никто не мог гарантировать, что французская Директория не ответила бы агрессией на агрессию, причем, по полной программе, а как умели сражаться революционные французы со своими генералами-сорвиголовами, Вена знала не понаслышке!
Наконец прибыла кавалерия, остановившая разъяренную толпу уже на главной лестнице посольства и очистившая его от посторонних. Только к часу ночи был восстановлен полный порядок. Но Бернадотт уже вошел в раж и в очередной раз потребовал от Тугута объяснений, попутно заявив о необходимости предоставления ему и его сотрудникам паспортов для немедленного возврата на родину. Прибывший с объяснениями по поводу многочасовых проволочек со стороны Тугута кандидат в посланники Австрии в Париж барон фон Дегельманн никак не мог уладить ситуацию: Тугут «тугутил», как потом про него говаривал Александр Васильевич Суворов, который вскоре столкнется с «оригинальной» манерой выстраивания взаимоотношений венского главы гофкригсрата. Бернадотт ни за что не хотел «спускать инцидент на тормозах» и продолжал «нажимать на все педали»: написал обо всем случившемся императору Францу II. Письмо с подробным описанием всего случившегося и поведением Тугута повез боевой офицер Бернадотта Э. М. Жерар, очень известный в скором будущем генерал. Тот сумел прорваться сквозь разъяренную толпу и императору пришлось принимать решение.
Между прочим, дивизионный генерал (23 сентября 1812 г.), барон империи (3 мая 1809 г.), граф империи (21.1.1813), к тому же, маршал Франции при Бурбонах (17 августа 1830 г.) Этьенн-Морис Жерар (4 апреля 1773 Дамвилье 17 апреля 1852/55? Париж), вошел в историю, в первую очередь, очень энергичным требованием к своему начальнику маршалу Груши прекратить преследование отступающих частей после поражения от Наполеона при Линьи в начале Бельгийской кампании 1815 г. пруссаков Блюхера согласно ранее заданному маршруту и немедленно идти на орудийный гром разгоравшегося сражения Бонапарта с Веллингтоном у Ватерлоо. Категорично-высокомерный отказ Груши последовать совету своего назойливого подчиненного принято считать одной из причин случившейся тогда катастрофы Наполеона, не успевшего дожать-добить англичан до появления на поле сражения пруссаков Бюлова, Цитена и Пирха. Кроме того, для азартного Жерара это стало поводом всегда и везде обвинять в этом роковом поражении именно несговорчивого кавалерийского военачальника Груши, волею судеб ставшего маршалом и заодно вершителем судеб!? По крайней мере, так принято считать, хотя на самом деле ситуация тогда была не столь однозначно прозрачной и отнюдь не все зависело от расторопности («гениального озарения»! ) Груши крепкого профессионала, но и не более того
Все очередные объяснения и заверения со стороны правительства Австрии Бернадотта никак не устроили. Он явно настроился завершать свою дипломатическую карьеру, вернувшись в столь любимую им армейскую среду, в которой он чувствовал себя «как рыба в воде». Для того, чтобы покинуть Вену он всячески настаивал не только на немедленной выдачи ему паспорта и наказания всех виновных, но и восстановлении на здании посольства флага республиканской Франции, ремонта здания и компенсации понесенного французской дипмиссией ущерба.
Наконец, вечером 14 мая «горе-дипломат» и его боевые сотрудники-военные получили паспорта и 15 мая с огромной помпой под сильным кавалерийским эскортом покинули Вену.
Поведение обеих сторон в этом конфликте вызывает немало вопросов: кому это было выгодно!? Бернадотт был твердо уверен, что на родине его даже не пожурят. И действительно, Директория официально высказала Вене свое возмущение и протест, хотя обострение отношений с Австрией на тот момент в ее планы не входило, но и Талейран, и Бонапарт, а после некоторых «раздумий» и «директоры» посчитали, что в разжигании конфликта в первую очередь виноват генерал Бернадотт.
Между прочим, по словам очевидцев, инцидент с французским флагом в Вене чуть было не сорвал готовившуюся экспедицию генерала Бонапарта в Египет. Международная обстановка накалилась, и французское правительство раздумывало о возможных ответных действиях. Но затем благоразумие политиков-прагматиков взяло вверх, и французская сторона спустила инцидент «на тормозах». В Париже не стали вешать на гоношистого генерала-беарнца/наварца всех собак, поскольку сами дали ему опрометчивое предписание выставить на здании французского посольства в Вене революционно-республиканские трехцветные эмблемы, тем самым, спровоцировав конфликт
Всего генерал Жан-Поль-Батист Бернадотт пробыл на дипломатической работе в Вене 2 месяца и неделю (а в качестве признанного посла и того меньше полтора месяца), но в историю дипломатических отношений этих двух стран вошел как генерал-провокатор.
И, все-таки, именно во времена Бернадотта в посольстве Франции у него в гостях побывал великий Л. Бетховен, с которым Жан-Поль-Батист по слухам познакомился в доме известного скрипача той поры Рудольфа Крейцера и якобы тогда легендарному композитору пришла идея написать Героическую симфонию в честь Наполеона!?
Вскоре после этого инцидента Бернадотт, ожидавший свою участь в Раштадте, получил новое назначение, а именно, взять командование над 5-й дивизией, располагавшейся в окрестностях Страсбурга. Бернадотт отказался, что, в принципе, не было удивительным, поскольку для такого человека как Бернадотт эта должность показалась слишком незначительной. Как это бывало и раньше, свой отказ он облек в дипломатические рамки, чего ему совершенно не хватало в Вене; он заявил, что в виду того, что война закончилась, он решил отойти от дел и мечтает о «жизни простой и безмятежной».
Вернувшийся после некоторых проволочек во Францию, Бернадотт совершил совершенно неожиданный маневр, причем, отнюдь не военный! Он решил, что ему пора жениться и вплотную занялся этим личным вопросом.
Обстановка к этому важному шагу явно благоприятствовала. Его соперник по полководческой славе, генерал Бонапарт отправлялся в свой Восточный поход (многие полагали, или, даже надеялись, что там он и сложит «свою буйную головушку»), война в Европе приутихла, а сам Бернадотт был в расцвете сил и мужской красоты. Где бы импозантный генерал Жан-Поль-Батист не появлялся, то тут же становился объектом повышенного внимания со стороны столь сметливого в столь жизненноважных со всех точек зрения интимных вопросах слабого пола. Надо отметить, что республиканская Франция в ту пору переживала своего рода бум на все виды чувственных наслажденией, особенно женщины, причем, не только детородного (но и очень глубокобальзаковского) возраста, словно с цепи сорвались, «пускаясь во все тяжкие» ради «океана любви» во всех его «ипостасях», безудержно «опорожняя бокалы любви со специфической мужской жидкостью» военных всех чинов и званий. Падение нравов было несусветным и это признавали сами французы, знавшие толк в изысканном сексе.
В Париже наш «предмет» женского грехопадения всех мастей и комплекций возобновляет старые знакомства, заводит новые, в том числе, из ближайшего круга своего главного «доброжелателя» Бонапарта.
Так, он оказывается на «короткой ноге» с самым умным из братьев Наполеона Люсьеном. Более того, он часто бывал гостем у хлебосольного Жозефа Бонапарта, отнюдь не самого глупого брата прославленного «генерала Вандемьера», женатого на Жюли Клари. С ней и ее сестрой (свояченицами Наполеона!) он был знаком еще с мая 1789 г., когда полк Бернадотта был переведен из Гренобля в Марсель. Здесь волею случая Жан-Батист свел судьбоносное знакомство (разные ходили об этом слухи) с семьей зажиточного купца Франсуа Клари, торговавшего шелком и мылом. Рассказывали, что в его доме Бернадотт, в то время всего лишь адъютант полковника дАмбера, снимал скромную комнатку. Конечно, тогда вряд ли кто, в том числе и сам беарнец, мог предположить, что постоялец г-на Клари станет членом его семьи, а его дочь, шаловливая малолетка Дезире, супругой горбоносого брюнета из Наварры.
Все лето 1798 г. прошло для Бернадотта в интенсивных ухаживаниях за сестрой жены Жозефа Бонапарта, с которым он был хорошо знаком по Италии, 20-летней дочерью уже покойного на тот момент Франсуа Клари Эугенией Бернардиной Дезире Клари (1777? 1860; с датой ее рождения есть неясности, поскольку вечно молодящаяся «мадемуазель» до смерти скрывала ее, приуменьшая свой возраст примерно на 4 года).
Пикантность возобновления знакомства заключалась не только в том, что за прошедшие с той поры 10 лет Дезире из шаловливого ребенка превратилась в грациозную и сексуально привлекательную томную девицу с испытующе-многообещающим взором огромных бархатных глаз. Глаз, в которых даже наш бывалый наваррский петух-ловелас 35-летний Жан-Батист «увидел всю свою оставшуюся жизнь»!
Романтическая и, как оказалось, очень темпераментная девица уже успела пережить две личные драмы. Сначала был пылкий (платонический?) роман с генералом Бонапартом! Для которого Дезире стала первой юношеской любовью! Но их мимолетный роман закончился отнюдь не по ее вине! Бонапарт в самый последний момент предпочел ей брак с многоопытной в секс-утехах и обширными связями во властных кругах светской львицей-«горизонталкой» бальзаковского возраста Жозефиной де Богарнэ, чьего мужа генерала Александра де Богарнэ революционная Франция, как известно, уже гильотинировала. Затем последовало не состоявшееся замужество: ее суженного, уже обрученного с ней, генерала Дюфо убивают на улице как пишут источники, прямо на глазах у шокированной невесты во время антифранцузского восстания в Риме 27 декабря 1796 г.
Кое-кто из историков склонен считать Дезире Клари, которую Наполеон Бонапарт явно искренне любил, всего лишь «прелестной болонкой». Но тогда ей уже было за 20 лет (возраст в ту пору для невест весьма немалый!), правда, у нее было очень симпатичное приданное (100150 тыс. франков; по тем времена отнюдь немало!) и она благоразумно позволила 35-летнему бравому генералу «сократить дистанцию» (до «огневого контакта», где тот был весьма эффективен?), а затем и приняла его предложение о замужестве.
Не исключено, что Дезире Клари решилась на этот «неравный брак» разница между новобрачными была немалой, что-то типа 15 лет (?) все же не из-за безумной любви к удачливому революционному генералу, а в «пику» своему прежнему воздыхателю Наполеону Бонапарту! Много лет спустя Дезире очень просто объясняла, почему она согласилась выйти замуж за Бернадотта: он единственный кто мог противостоять Наполеону!
Женская логика обезоруживает раз и навсегда.
На церемонии венчания 17 августа 1798 г. со стороны невесты присутствовали братья Наполеона Бонапарта Жозеф и Люсьен, тогда как со стороны жениха его «брат по оружию» Антуан Морен, уже давно следовавший за ним по «военным путям-дорогам».
Наполеон получил сообщение об этой свадьбе уже в Египте. Большой радости он от этого явно не испытал: его соперник вопреки его воле теперь стал его родственником (свояком?), так как женился на родной сестре супруги его брата! И, тем не менее, своему брату он написал: «Желаю Дезире с Бернадоттом счастья, ибо она это заслужила». И уже через 11 месяцев (беарнец и здесь оказался весьма продуктивен!) 4 июля 1799 г. у молодоженов родился их единственный сын Франуса-Жозеф-Оскар. Свое третье имя Оскар он получил под влиянием модных тогда оссиановских баллад. Когда он со временем стал королём Швеции, то такое имя оказалось как нельзя более кстати. Крестным отцом отпрыска Бернадотта стал Жозеф Бонапарт, до конца своих дней сохранивший очень хорошие отношения с этой семьей, несмотря на то, что его знаменитый брат отнюдь это не приветствовал.