В июне того же года Рикье передал Биру пачку «секретных документов», которые дала ему полиция, и через несколько минут полиция схватила Вира. Вместе с ним были арестованы Штром и пятеро французских коммунистов, более шестидесяти оказались под следствием. Жак Дюкло, знавший, что его роль во всем этом деле раскрыта Рикье, спешно покинул Францию и скрывался до амнистии 1933 года.
После пяти месяцев следствия и разбирательства суд приговорил Вира и Штрома к трем годам тюрьмы. Французские агенты получили сроки от тринадцати до пятнадцати месяцев.
Дело Фантомаса было закрыто, но молчаливая битва между советскими спецслужбами и французской контрразведкой продолжалась.
К 1927 году Четвертый отдел приобрел опыт, подготовил новый персонал и значительно улучшил свою технику. Помощь со стороны французских агентов возрастала из года в год, донесения поступали в Москву по всем возможным каналам, и советский Генеральный штаб владел информацией о всех составляющих французской военной мощи.
Французская общественность и не подозревала о том, насколько глубоко проникли советские спецслужбы в их государственные тайны. Время от времени шпионов ловили, судили и приговаривали, иногда ликвидировались целые «гнезда советского шпионажа». Однако через несколько дней страсти утихали. Публика предпочитала не замечать, что факт ареста иностранных агентов, долгие годы работавших во Франции, означал утечку сведений с грифом «секретно» и «совершенно секретно» за рубеж.
Характерно, что многие шпионские дела в эти годы были раскрыты лишь благодаря случаю: проезжий возбуждает подозрение своей нервозностью, потерян портфель с документами, произошел пожар в здании. Не вмешайся судьба, агенты могли бы работать еще месяцы и даже годы.
В апреле 1932 года итальянец Энрико Верселлино вызвал подозрение нервным поведением на границе и был задержан. В его багаже нашли шифрованные сообщения, секретные документы и большую сумму денег в долларах. В Париже дознались, что Верселлино был курьером советского разведывательного аппарата во Франции и совершал регулярные рейсы между Парижем и Берлином.
Месяц спустя, накануне парламентских выборов, на военно-морской базе в Сен-Назере состоялся большой антикоммунистический митинг. К концу митинга, когда Анри Готье, известный коммунист из Парижа, попросил слова, вспыхнула драка. В суматохе Готье бежал, бросив свой портфель, в котором полиция обнаружила множество документов о французских арсеналах, подводных лодках, крейсерах, авиационных заводах и т. д. Готье сумел исчезнуть.
В августе 1933 года в одном парижском доме случился пожар, и в нем обгорел некто Люсьен Дюкенной. Его доставили в больницу. Полиция пришла в изумление, обнаружив среди спасенных из огня его вещей несколько револьверов, патроны и добрую дюжину брошюр военного министерства с грифом «секретно» и с описанием новых пулеметов, 37-миллиметровой пушки, тяжелой артиллерии, танков и тому подобной техники.
В другом случае полиция, ведя постоянную слежку за человеком по имени Кассио, арестовала его при выходе из здания «Юманите». При нем нашли паспорт на имя Фейара и очень любопытные бумаги. В папке под названием «Префектура полиции. Военные документы» лежали планы и фотографии крепостных сооружений, штатные расписания армейских и военно-морских подразделений и список секретных корреспондентов. Но самым интересным документом оказался меморандум о Красной Армии, украденный из генерального штаба Франции.
Дело Кассио случилось в июле 1929 года, когда правительство пыталось подавить «антимилитаристскую» деятельность коммунистической партии. Четыре месяца продолжались аресты и допросы, многие высшие партийные руководители были отданы под суд, среди них и Марсель Кашен, Андре Марти, Жак Дюкло и Жак Дорио. Всего было привлечено к ответственности сто шестьдесят человек и около двадцати арестованы, большинство из них не по обвинению в шпионаже, а за подстрекательство к свержению режима.
Между 1928-м и 1933 годом во Франции сформировались группы способных агентов. Расширившаяся сеть приобрела пропорции, необычные даже для большого советского аппарата. Когда в 19331934 годах эта сеть была разрушена, официальные списки включали 250 человек. Как всегда, многие шпионы остались нераскрытыми.
Лидия Шталь, одна из наиболее интересных представительниц советской секретной службы во Франции, в 1928 году вовремя скрылась и уехала в Нью-Йорк, где и жила, пока не улеглось эхо скандала. Тогда Москва приказала ей вернуться в страну, где она служила раньше.
Лидия Шталь была одним из тех секретных агентов, которые стали шпионами уже в зрелом возрасте. Она родилась в Ростове в 1885 году, ее девичья фамилия была Чкалова. Ее муж, Роберт Шталь, был богатым и знатным человеком. Во время революции семья Шталь лишилась имений в Крыму и эмигрировала в Соединенные Штаты, где они стали американскими подданными. Когда в 1918 году умер их единственный сын, убитая горем и одинокая, Лидия вернулась в Европу. Она подружилась с коммунистами и жила в Париже как типичная русская студентка старых времен. У нее была маленькая скромная квартира, она плохо одевалась, спутанные волосы и туфли со сбитыми каблуками создавали впечатление неопрятности. В двадцатых годах она основала в Париже хорошо оборудованную фотостудию, где копировались секретные документы. Она доставляла их в Берлин в поясе, затянутом вокруг талии. Ее статус студентки был не только прикрытием ее подпольной операции, она и в самом деле изучала медицину в Соединенных Штатах и юриспруденцию во Франции. Потом она взялась за восточные языки, очевидно готовя себя для работы на Дальнем Востоке.
В 1923 году Лидия сблизилась с профессором Луи Пьером Мартеном, бывшим атташе военно-морского министерства и кавалером ордена Почетного легиона. Однако они жили раздельно. Мартен пытался внушить ей свои представления о жизни спокойной жизни профессора, который каждое лето проводит отпуск в имении отца в Перигоре.
Другим ветераном советской разведки во Франции был отставной полковник Октав Дюмулен, издатель журнала «Армия и демократия», активно работавший на советскую разведку еще с 1923 года. Дюмулен жил некоторое время в Москве, но во Франции выдавал себя за нейтрального эксперта по военным делам, никак не связанного с коммунистами. Никто не удосужился проверить, откуда он в действительности ежемесячно берет 4 тысячи франков на издание журнала, которые ему якобы дают друзья. Дюмулен был так хорошо прикрыт «журнализмом», что его истинное занятие долго оставалось в тени.
Другим обладателем американского паспорта в этой сети была Полина Якобсон-Левина из Нью-Йорка. Среди агентов были и румынские граждане, выходцы из Бессарабии, которая до 1918 года была российской провинцией. Когда эту территорию аннексировало бухарестское правительство, они автоматически превратились в румын. Вениамин Беркович, кассир и финансовый оператор, Ватрослав Райх, химик, Байла Ингленд и некоторые другие советские агенты во Франции были родом из Бессарабии.
Сеть имела множество задач. Одни из ее участников должны были собирать информацию об армии, о дислокации военных частей, мобилизационных планах. Другие концентрировали внимание на определенных военных заводах и их продукции. Особый интерес представляла почта военных представительств. Сотни писем были украдены, скопированы и переправлены за границу. Французский инженер Обри из военного министерства и его жена поставляли информацию о взрывчатых веществах. Лидия Шталь ухитрилась даже переправить в Берлин пулемет новейшего типа.
Одна из главных задач сети состояла в получении данных об отравляющих газах и бактериологическом оружии. Россия уже начала работы в этой области, и Москва желала знать формулу нового синтезированного во Франции газа. Главным информатором был Ватрослав Райх, сотрудник химико-биологической лаборатории, который выкрадывал документы во время ленча, спешно их фотографировал в служебной фотокомнате, а потом возвращал их в папки, прежде чем другие сотрудники успевали вернуться к своим ретортам.
Большое число людей было занято технической работой, такой, как фотосъемка и переправка документов. Бизнесмен Вениамин Беркович и его жена входили в элиту сети. Марджори Свитц, школьная учительница Мадлен Мерме и чета Зальцманов были опытными фотографами. Бессарабская студентка Байла Ингленд установила у себя дома мебель с секретными панелями и ящиками с двойным дном.
Техника дела и конспирация были гордостью этой сети. Члены группы, в отличие от других советских агентов, кроме кличек, имели еще и номера, что делало их разоблачение еще более трудным. Москва окружила группу особой заботой им регулярно выплачивались крупные суммы. Но все они жили скромно в недорогих гостиницах, мало тратили, и никому и в голову не пришло бы проверять источники их доходов. Путешествуя по железной дороге, особенно с документами, они покупали все места в купе, чтобы рядом не было случайных попутчиков. У всех было хорошее прикрытие их работы они числились студентами, бизнесменами или художниками.
Группа считалась парижской, но на самом деле прибыла из Берлина. Столица Германии, как уже упоминалось, до 1934 года являлась аванпостом разведки в Западной Европе. Из предосторожности советские спецслужбы часто держали главных руководителей агентурных сетей вне стран, где шла основная работа. Югослав Маркович, центральная фигура во всех операциях, проводимых во Франции, тоже жил в Берлине до августа 1933 года, когда его сменил Авиатор.
Авиатор, Роберт Гордон Свитц, был американцем, сыном богатых родителей, которые жили в Ист-Орандже, штат Нью-Джерси. Он учился сначала в Соединенных Штатах, потом во Франции, и Франция стала для него второй родиной. Свитц был типичным представителем значительной части своего поколения, в нем сочетались высокие гуманитарные принципы, склонность и пацифизму и прокоммунистические убеждения с полным незнанием советской реальности. В 1931 году, признав догматы коммунизма, Авиатор охотно согласился на опасную работу секретного агента Москвы. «Я устал, писал позже Свитц, от ничегонеделания, от легких денег и беспечной жизни. В советской спецслужбе в Нью-Йорке и Вашингтоне поняли, как живо я интересуюсь русским экспериментом. Я и на самом деле был идеалистом-коммунистом. Было решено, что я поеду в Москву, чтобы начать работу. Я отправился туда под видом авиационного инструктора».
В Москве Свитц, как и многие иностранцы до и после него, мало что понял из коммунистической реальности, и когда он вернулся домой, чтобы начать новую деятельность, его вера была все еще не поколеблена. В качестве прикрытия он избрал роль торгового представителя компании «Макнейл инструментс», которая производила оборудование для авиации. Судя по заявлению одного из работников этой фирмы, «он никогда ничего не продал». Свитц женился на Марджори Тилли, которой к тому времени исполнилось девятнадцать лет. Юная миссис Свитц не только последовала за мужем, но быстро достигла определенных успехов.
В 19311932 годах чета Свитц обучалась фотографии в Соединенных Штатах, чтобы заменить Лидию Шталь, когда та получит приказ вернуться в Париж. Через их фотолабораторию прошла масса документов. Через них же советская разведка получила совершенно секретные документы армии Соединенных Штатов, включая чертежи форта Шерман и «Белый план» план операций в зоне Панамского канала на случай мятежа или революции.
В июле 1933 года чета Свитц получила приказ переехать в Париж и возглавить одну из групп. События повернулись так, что разведывательная работа во Франции отделилась от берлинского штаба, потому что под правлением нацистов Берлин уже не мог оставаться центром советской агентурной сети в Западной Европе. Западноевропейское бюро Коминтерна переехало в Копенгаген, надо было искать новые каналы связи с Москвой. В августе 1933 года советский шеф французской группы Маркович приехал в Париж, чтобы передать часть своего аппарата Свитцу. Свитц был представлен своим наиболее важным будущим сотрудникам и помощникам. «Пожалуйста, сказал им Маркович, обратите особое внимание на Обри, его задача отравляющие газы».
К тому времени французская полиция была встревожена активностью расширяющегося советского подполья. В 1933 году контрразведка обнаружила связь между Лидией Шталь и Ингрид Бостром, которая была арестована в Финляндии. Мисс Востром, одна из лучших подруг Лидии, рассказала финским властям о деятельности Лидии, ее несчастливой жизни и ее работе в качестве секретного агента. Начав с этой точки, французская контрразведка провела расследование и раскрыла большую сеть, в которой Лидия Шталь была важным звеном.
Свитц попал в поле зрения полиции при его встрече с Марковичем, о котором полиция уже знала. Маркович избежал ареста, а чета Свитц осталась в Париже и продолжила свою опасную работу. За несколько дней до Рождества 1933 года неизвестный мужчина (советский агент в Сюрте?) позвонил по телефону Свитцу и сказал, что если он не уедет немедленно, то будет арестован. Свитц остался. На следующий день прибыли полицейские. В его комнате они нашли корреспонденцию французского военного ведомства, письмо, написанное лично военным министром, и две записи, посвященные вооружению и дислокации войск. Все эти документы имели гриф «секретно». Когда нагрянула полиция, Свитц хранил у себя один из секретных докладов Дюмулена, который был сфотографирован на очень тонкой бумаге Марджори. Он был свернут в трубку и вставлен в сигарету. Пока шел обыск, встревоженная миссис Свитц зажгла сигарету и выкурила ее до конца.
Вместе с четой Свитц были арестованы еще десять человек, и среди них ведущие советские агенты Лидия Шталь, Луи Мартен, Вениамин Беркович, Мадлен Мерме. В соответствии со своими принципами они не признавали себя виновными, они не знали друг друга, Лидия Шталь понятия не имела, чем занимался Луи в своем офисе, кроме того, она сказала, что Луи был антикоммунистом из Латвии. Но мадемуазель Мерме не смогла вспомнить, откуда взялся коротковолновый радиопередатчик в ее комнате, как и сам Свитц не смог объяснить, от кого он получил 19 тысяч франков.
Французское общество восприняло сенсационные новости без особого ажиотажа. Гитлер уже почти год стоял у власти в Германии, и все внимание было сосредоточено на правительстве нацистов. Следуя намекам посольства СССР, часть французской прессы предположила, что двенадцать арестованных шпионов, чьи имена были неизвестны и среди которых не было советских граждан, работали на Берлин. Однако скоро этот успокоительный миф был рассеян. Хотя многое так и осталось нераскрытым, не возникало сомнения в том, что дело было связано с советской разведкой.
Полиция блуждала в темноте почти три месяца. Арестованные шпионы ни в чем не признавались, а доказательства, собранные обвинением, были неполными. Поворотная точка возникла после необычного инцидента во французском консульстве Женевы. Две посылки, содержащие четыре ролика пленки, таинственным образом оставленные в консульстве, попали в руки обвинения, текст сфотографированных документов, написанных сложным шифром, так и не был прочитан, но на пленке нашли отпечатки пальцев Свитца, а два волоска на посылках принадлежали Марджори.