Лицо мамы побелело. Трубка выпала из руки и, коротко пикая, закачалась на металлическом проводе. Екатерина Михайловна припала к стеклянной стене, начала медленно съезжать вниз, не в силах удержаться на слабеющих ногах.
Алла бросилась, желая подстраховать.
Мамочка! Что с тобой?! Что с папой?!
Его больше нет, еле шевеля губами, прошептала та.
Как нет?! Что ты говоришь?!
Он умер произнесла Екатерина Михайловна и потеряла сознание.
Признание прозвучало для Аллы как приговор. Разум сопротивлялся, не хотел принимать случившегося.
«Папа умер Умер Умер Нет это неправда!» стучало в голове, отзываясь дикой болью.
Мама как будто сразу постарела. Безвольно свесив руки, она без чувств сидела на полу телефонной будки. Рядом валялась визитка.
Не помня себя от отчаяния, Алла выскочила на улицу.
Помогите! Пожалуйста! Пожалуйста! Кто-нибудь! закричала неистово.
Подбежали двое прохожих, подхватили Екатерину Михайловну под руки, подняли, поставили на ноги. Предложили вызвать скорую. Вяло мотнула головой.
Мамочка, мамочка, я с тобой как в бреду, шептала Алла, стараясь хоть как-то поддержать, пока та, опираясь на провожатых, отрешённо шла до подъезда, потом до квартиры
***
Три последующих дня Алла смотрела на всё вокруг, как сквозь мутное стекло. Суета: организация похорон, траурная процессия, кладбище, глубокая яма, куда под душераздирающую музыку опускают гроб, венки, опоясанные чёрными лентами, море цветов и слёзы, слёзы, слёзы
Поминки: родственники, друзья-сослуживцы, соседи. Говорят много добрых слов о папе. Ещё больше выпивают. Вскоре начинают болтать между собой о разном, а потом и вовсе забывают, зачем собрались: обсуждают ремонты, планы на отпуск
«Скорее бы всё это закончилось».
И вот опустевшая квартира. Две родные души: растерянные, в один миг лишившиеся опоры, совершенно опустошённые и обессилевшие от свалившегося горя.
Алла упала в мамины объятия. Ощутила нежное поглаживание по голове.
Милая, да у тебя седые волосы! Много седых волос! Маскируются под белокурую шевелюру, но вблизи видны
В этом отчаянном всплеске Алле открылось, насколько мама чувствует её горе горе дочери, в одночасье утратившей любимого отца.
Самый родной человек на свете тихо плакал, но Алла не могла успокоить из её глаз горячими ручьями тоже текли слёзы.
Долго-долго сидели, обнявшись.
Мама выпила успокоительное. Легла на диван. Алла села рядом.
Дочка, ничего не бойся мы с тобой справимся, голос прозвучал неожиданно спокойно и убедительно. Ты сдашь экзамены, поступишь в институт. Встретишь свою любовь и будешь счастлива.
Мам, я хочу креститься, твёрдо сказала Алла. Помнишь те слова папы?
Да. Я тогда сильно испугалась Молила, чтобы они не стали пророческими Нельзя было так испытывать Бога
Она закрыла лицо руками, но сдержала слёзы, не желая, чтобы страдание передалось дочери. Через мгновение глаза прояснились, по лицу скользнуло подобие улыбки.
Обязательно подумаем, как тебя окрестить, пообещала, крепко обняв дочь.
Глава 11
Тиски горя сжимали намертво. Алла боялась, что мысль о трагедии будет преследовать всю жизнь, не ослабевая. «Так с ума можно сойти! в ужасе думала она. Надо как-то отвлечься. Хорошо, что завтра в школу это, как спасательный круг».
Утром, войдя в класс, Алла читала на лицах ребят искреннее сочувствие. Но такое здесь случилось впервые, и, судя по всему, одноклассники не знали, как себя вести. Алла заметила, что некоторые, уловив её взгляд, опускали глаза. Другие подходили, осторожно заговаривали, пытаясь отыскать нейтральные темы.
Игорь, подвинув Илью с законного места, сел с Аллой. Она не возражала. Видела, что тот старается её расшевелить.
Гоша зашептал, как на днях Олег на географии Австрию с Австралией перепутал. Однако история не показалась Алле забавной. Набросок карикатурного портрета учительницы на салфетке, стянутой из столовки, тоже не впечатлил, показался нелепым.
Надломленная смертью отца, Алла за эти дни почувствовала себя намного взрослее, серьёзнее. Забавы Игоря больше не трогали, ребячество казалось странным. Но всё же она была благодарна ему за человеческую заботу, которая помогала хоть немного отвлечься от гнетущих мыслей.
Усилием воли Алла попыталась углубиться в учёбу. Когда поняла, что это удаётся, приободрилась. Пропущенного материала оказалось немерено. Теперь, чтобы всё наверстать, требовалась полная концентрация.
Ир, можно, приду к тебе домашку делать? У себя в квартире тяжко, спросила после школы.
Конечно, приходи! обрадовалась подруга. Родители на работе, Дэн на тренировке. В тишине поучим Хм, так пойдём сразу!
Дома Ира разогрела обед. Накрыла на стол.
Сидя в уютной кухне, Алла рассказывала, как всё происходило. Подруги тихо плакали.
Знаешь, Ал, я всегда завидовала, что у тебя такие родители, проговорила Ира, утирая слёзы. Какие лыжные походы твой папа устраивал! Я однажды тоже с вами была, помнишь? Я-то никогда не забуду! А всей семьёй на каток! А каждое лето на море! Даже к йоге он тебя приобщил?
Ты откуда знаешь? встрепенулась Алла.
У тебя около магнитофона увидела стопку фоток с упражнениями.
От долгого сидения за уроками шею защемляет Папа принёс комплекс «Крокодил» начала оправдываться Алла, зная, что заграничные духовные практики под запретом.
Да ты не переживай. Никому не скажу. Я от твоих родителей балдею. Мои вот только в учёбу носом тычут
Зря ты так, Ир. Они о тебе тоже заботятся, чуть слышно прошептала Алла, глаза её снова наполнились слезами.
На тебя и голос никогда не повышают, а мне даже ремнём прилетало. Вот скажи, тебя хоть раз били? Ты ж далеко не идеальная. Да и в детстве не всегда же слушалась, бедокурила, небось, как все?
Нет, не били. Мне тихим голосом строго говорили что-то вроде: «Не делай так, а то будешь наказана и сидеть в своей комнате одна». Я не понимала, что значит «будешь наказана», но представляла огромное чудовище, которое может броситься и разорвать на мелкие кусочки. И вот, чтобы от него спрятаться, изо всех сил старалась выполнять все требования. Так научилась понимать родителей с полуслова, даже со взгляда.
Всё равно ж бывало что-то не так. Что тогда?
Ну да, оставляли в комнате одну. Не разговаривали и вообще не замечали, будто меня не существует. До сих пор это мой самый большой страх.
Что именно?
Изоляция. Тогда в детстве мир просто рушился. Я плакала и думала, что больше никому не нужна; мечтала, чтобы со мной оказалась бабушка или чтобы куклы стали живыми уж они-то точно меня любят и жалеют.
Алла грустно улыбнулась от воспоминаний о наивных детских желаниях.
В общем, чувствовать себя одинокой самая страшная катастрофа.
Ира помолчала в задумчивости.
Ну, уж лучше так, чем ремнём, заключила твёрдо.
Хм, даже поверить не могу, что такие интеллигентные люди, как твои родители, способны детей ремнём воспитывать.
Ещё как. Чуть что не по ним отец сразу за коньяк, а потом давай нас с Дэном гонять.
А мама?
А что мама? Верещит, что мы неблагодарные! Они для нас из кожи вон лезут всё покупают, а мы даже учиться не хотим, как им надо.
Мрак какой-то! А разве Ильдар Маратович пьёт? удивилась Алла.
Не то чтобы пьёт, но коньячок каждый вечер потягивает. А твой отец совсем не пил? спросила Ира, заваривая травяной сбор в пузатом фарфоровом чайнике.
Только по праздникам. Родители приглашали друзей, или мы в гости ходили. Детям всегда накрывали в соседней комнате. Мы только тосты слышали, но как взрослые выпивали не видели. В настольные игры играли или во дворе бегали.
Щёлкнул замок. Хлопнула дверь.
У нас гости?! донёсся из прихожей радостный возглас.
На ходу скидывая куртку, в кухню вбежал Дэн.
Чай ещё не пили? Отлично! Я с вами!
Ты же с тренировки! Пообедай сначала, на правах старшей настоятельно проговорила Ира.
Но брат уже достал с полки огромный именной бокал. Следом на стол отправились две ажурные чашки из тонкого фарфора, куда смачно заструилась свежая заварка. Кухня наполнилась терпкими ароматами мяты и смородины.
Дэн вытащил из холодильника слоёный черничный торт. Большими треугольниками разложил на десертные тарелки от того же сервиза, что и чашки с чайником.
Как красиво сервировал, отметила Алла, любуясь нежно-розовыми цветами по краю посуды. А кто у вас печёт?
Мама, ответил Дэн. Ирка тоже умеет, но ей некогда, она всегда зубрит.
Да заткнись ты, цыкнула сестра.
Он не отреагировал. Подвинул торт ближе к Алле.
Попробуй, как вкусно.
Слушая весёлую болтовню Дэна и наблюдая за его короткими безобидными перепалками с сестрой, Алла думала, как здорово иметь друзей таких открытых, понимающих, способных к состраданию. Жизненные силы потихоньку возвращались, как и решимость, воплотить все свои планы. И не только ради себя, но и для мамы ведь только так можно её поддержать.
Алла встала из-за стола.
Ребят, спасибо! Вы такие классные! Жаль, что не успели ничего поучить. Надо домой, скоро мама с работы придёт, не хочу её одну оставлять.
Я провожу, сказал Дэн, выходя из кухни следом.
Только потом сразу домой, наши тоже скоро заявятся, предупредила Ира.
Алла решительно отказалась.
Нет, нет! Я сама дойду, сказала твёрдо, обняла подругу, помахала Дэну и торопливо вышла.
Улица без снега и фонарей казалась беспросветно тёмной, но внутри у Аллы было светло.
Она размышляла о семье. Переполняло чувство гордости, смешанное с изумлением от того, какой внутренней силой, оказывается, обладает её мама.
Раньше Алла была уверена, что мамино предназначение было исключительно в создании чего-то возвышенного. Тёплое спокойствие дома, увлекательная атмосфера на работе всё это возникало с маминым появлением.
Где бы ни оказывалась, она украшала жильё самодельными диковинными статуэтками, оригинальными вазочками, подушечками, вышитыми цветными нитками и бисером.
Алла бывала на маминых уроках немецкого, организованных, как театральные представления. А ещё вся школа пела под её аккомпанемент на старинном пианино с канделябрами.
На папе в семье висела техническая часть. Он любил повторять: «Женщина в доме для красоты и уюта. Мужчина же должен брать на себя всё самое тяжёлое, чтобы оно случайно не упало и не придавило красоту».
И вот теперь, когда папы не стало, всё то тяжёлое свалилось на маму, такую воздушно-неземную. Но, вопреки ожиданиям, не придавило, а вскрыло задраенные шлюзы подсознания мощным потоком новых возможностей, спрятанных до времени так глубоко, что о них не подозревала даже она сама
«Успела!» подумала Алла, взглянув на угловые окна четвёртого этажа, чернеющие пропущенными ячейками на ярком полотне светящейся мозаики.
Глава 12
В ожидании празднования Дня Победы школа бурлила. Коридоры украшались Георгиевскими ленточками, букетами из искусственных цветов, сделанных на трудах. Активисты готовили специальные выпуски стенгазет.
На литературе Фёдор Яковлевич, поправляя пальцем круглые очёчки, постоянно съезжающие на кончик носа, торжественно объявил:
Товарищи десятиклассники! Сегодня пишем сочинение на тему «Война и моя семья». Работа конкурсная. Победитель получит право на участие в региональной олимпиаде по русскому языку и литературе. Если же и там зарекомендует себя с хорошей стороны получит дополнительные баллы при поступлении в институт.
Класс недовольно загудел.
Знать бы заранее, подготовились бы получше, выкрикнул Игорь.
Фёдор Яковлевич не отреагировал.
Приступаем, приступаем! У нас только два академических часа, поторопил он.
Алла давно ждала этого урока. Не терпелось рассказать о близких, ставших непосредственными участниками тех далёких страшных событий.
Быстро сосредоточившись, она стала описывать бесчисленные бабушкины истории о жизни семьи среди поляков в Бресте от начала до конца войны, куда она бабушка с детьми на руках отправилась вслед за мужем офицером. О бомбёжках фашистов, о связи с партизанскими отрядами.
.«Заканчивался насильственный вывоз советских людей в Германию. Дом, где жила бабушка со своими тремя малютками, был последним на улице. Выйдя во двор, она обняла детей и, смело глядя в глаза вооружённому до зубов фашисту, заявила:
Никуда не поедем! Стреляй всех здесь! Умирать, так на родной земле!
Поражённый и обескураженный храбростью русской женщины немецкий офицер замешкался и через полицая-переводчика неожиданно ответил:
Оставайся с детьми, мать. Это последний вывоз советских. Мы отступаем, теперь берегитесь, чтобы не погибнуть от своих.
На следующий день пришло сообщение о том, что тот эшелон был пущен под откос»
Алла писала самозабвенно. Ощущала себя участницей, видевшей происходящее собственными глазами. Всё существо её находилось во внутреннем движении: то накрывали волны страха, то подхватывали порывы счастья.
Прозвенел звонок. Не тронулась с места, не подняла головы. Писала и писала, не обращая внимания на расшумевшихся одноклассников. Стремилась успеть вылить на бумагу переживания до последней капли.
Не заметила, как, вернувшись с перемены, все затихли и вновь углубились в творчество.
Что ж, товарищи десятиклассники, сдаём работы! прозвучал голос Фёдора Яковлевича. Сдаём, сдаём! Скоро придёт десятый «Б». После звонка не приму ни одного сочинения!
Складывая тетради в стопку на учительском столе, ребята возбуждённо покидали класс.
У меня, наверное, будет два, сказала Ира по дороге домой.
Не успела дописать?
Просто нечего было. У нас в семье никто не воевал и в блокадном Ленинграде не были. От бабушек и дедушек далековато живём. Видимся редко. Дома о войне разговоров никогда не заводили.
Ну, ты хоть что-нибудь написала?
Насочиняла чего-то. Лучше бы две контрольных по алгебре решила. Надо родителей заранее предупредить, что выше трояка не будет.
Может, не стоит? Обойдётся?
Моим лучше сказать, с уверенностью ответила Ира.
Остановились на развилке.
Приходи сегодня ко мне? Химию объясню. У тебя, вроде, с задачами проблемы?
Если не смогу сама решить, то приду, пообещала Алла и поспешила к дому.
Войдя в квартиру, она вновь почувствовала холод одиночества. Усилием воли заставила себя переключиться. Переоделась в домашнее. Разогрела обед. За едой размышляла: «Вот бы победить в литературном конкурсе, поучаствовать в олимпиаде».
Покончив с насущным, принялась за уроки. Химия камень преткновения. Решила начать с неё. Глядя в учебник, попыталась сосредоточиться. В очередной раз поймала себя на мысли, что глаза бегут по строчкам, а сознание уносит куда угодно, только не в заданном направлении. Предмет не поддавался.
Алла решительно встала из-за стола, собралась, побежала к подруге.
С верхних этажей подъезда доносилась ругань. Гневный женский голос, вибрирующий на повышенных тонах, порой подбрасывало так, что он переходил в визг. «Кто-то попал под горячую руку», подумала Алла, искренне сочувствуя провинившемуся.
Резво проскочила последний пролёт до нужной квартиры, остановилась на лестничной площадке. И вдруг поняла, откуда доносились истошные крики. Теперь отчётливо слышалось, как Эмма Владимировна, не стесняясь в выражениях, истерично распекала Иру за четвёрку по геометрии и возможную тройку за сочинение.
Скандал разгорался слишком близко. Алла замерла, сжалась от испуга, будто кричали на неё. Очнувшись от минутного оцепенения, опрометью бросилась вниз по лестнице. Пробежав через двор, остановилась, отдышалась. Пошла медленно, понемногу приходя в себя от невольно подслушанной сцены.