С Танькой-то?
Ну а с кем? Меня интересует только она.
Братан! с приблатнённой хрипотцой заорал Дёма. У тебя к Таньке какой-то нездоровый интерес!
Что значит нездоровый? возмутился я, щелкнув недокуренный бычок, улетевший в темноту по изогнутой траектории.
Ты задаешь много вопросов, продолжал он, растопыривая пальцы всё шире и шире. Вон, смотри, у неё окна горят Я покосился на её пурпурные занавески, ярко освещённые изнутри. Пойди лучше и трахни её, чем порожняка гонять!
Вся его пьяная камарилья дружно ударилась в хохот, а у меня зачесались кулаки, но я сдержал себя волевым усилием, чтобы не размотать всю эту компанию среди лавочек; без летального исхода точно не обошлось бы.
А ты её трахал? грубо спросил я, вглядываясь в тёмный овал его лица, периодически вспыхивающий при каждой затяжке.
В свои двадцать лет он выглядел довольно потрёпанным, хотя парнишка был симпатичный, была в нём какая-то изюминка, или гнилая червоточина во всём.
Не-а-а-а, ответил лихой пацанчик, манерно вытягивая в пространстве буковку «а», словно подчёркивая этим своё пренебрежение. Танюха девчонка хорошая, но не в моём вкусе.
Не могу сказать, что меня порадовал его ответ, а если быть более точным, то меня просто покоробила его самоуверенность и чувство собственного превосходства. Я смотрел на него обалдевшим взглядом и абсолютно не мог понять, откуда берётся у таких ничтожных людей настолько высокая самооценка.
Я смотрю, бормотуха ударила в башку, процедил я сквозь зубы, вкладывая в каждое слово предельно уничижительный смысл. Дёма, мальчик мой, ты хоть понимаешь, кто она и кто ты? Или ты вообще нихуя не отдупляешь?
В этот момент она погасила свет, и меня сразу же потянуло в сон, как будто и в моей голове щёлкнула выключателем. Я буквально поплыл по радужным волнам, широко открывая рот от нехватки кислорода. Что я делаю в обществе этих ублюдков? С кем я просаживаю время? Что это для меня? Экскурсия на самое дно? А может, я просто боюсь признаться, что это моя родная стихия?
Свинцовой тяжестью наваливалось похмелье, и холодный ветерок стелил мурашками по спине. Глядя на тёмные окна, я понимал, что сегодня уже ничего не будет. Электро-магнитная волна мирно улеглась в моей ушной раковине, да и мне было самое время укладываться в постельку.
После моего агрессивного выпада Дёма снисходительно улыбался и разочарованно мотал головой, словно сокрушаясь: «А я-то думал, что мы с тобой подружились и в силу выпитого прониклись взаимным уважением, а ты мне вдруг, ни с того ни с сего, влепил такую пощёчину», он как будто оставлял мне возможность хорошенько подумать о своём поведении. Его верные псы слегка приподнялись в холке и недовольно заурчали:
Андрюша-а-а, ты базар-р-р-р фильтруй, вежливо, но настойчиво попросил Володя, по всей видимости, бывший спортсмен и драчун, поскольку вся морда его была в шрамах и белыми рубцами была покрыта лысая голова, об которую, наверно, разбили не одну бутылку портвейна и переломали целую кучу табуреток.
А то наскочишь на перо, упредил тощий носатый парень по кличке Рафа; у него были подвижные резиновые пальцы и страшные цыганские глаза, холодные и пустые, как у всех мокрушников.
Некрасиво как-то получается Ты с нами сидишь и в то же время думаешь про нас всякую хуйню, пропел Дёма весёлым речитативом и сплюнул сквозь зубы в тлеющие угли.
А тебе-то самому не западло с нами сидеть? спросил Рафа и многозначительно положил руку в карман; я понял, что у него там нож.
В голове мелькнуло: «Вот оно знакомое чувство обочины, плавно переходящей в убийственный кювет», хотя не было животного страха и колючего холода внутри. В первую секунду что-то ёкнуло в сердце тут же растворилось в полном безразличии к себе и к этому миру. «Наверно, так будет лучше», подумал я, поднимаясь с лавочки и последний раз взглянув в её окна. Чёрная громада пятиэтажного дома наваливалась на меня, словно Полифем, во лбу у которого горел мерцающий голубой глаз.
Скучно мне с вами, небрежно бросил я, поворачиваясь к ним спиной.
Куда ты собрался? Стоять! крикнул Володя, но я даже не посмотрел в его сторону, а продолжал вразвалочку удаляться; за спиной послышалось лёгкое движение, которое Дёма погасил довольно резким окриком:
Ну что, блядь! и уже более спокойно: Парашу давно не нюхали, бакланы?
Да я ему кишки выпущу! всё никак не мог успокоиться Рафа. Хули он тут пальцы гнёт, фраерок убогий!
Я спокойно ему ответил, даже не повернув головы:
Ага, бодался телёнок с дубом.
Так оно и есть натуральный дуб стоеросовый!
.9.
Ночное кафе «Альянс» постепенно заполнялось людьми, по мере того как усиливался дождь. В зыбком прокуренном воздухе колыхались свечи, многократно отражённые в зеркалах и окнах. Тощая неопрятная официантка с лицом опойки и жидкими волосёнками металась вокруг столиков. Какой-то мрачный тип в ковбойской шляпе бренчал на гитаре возле барной стойки. Он сидел на высоком табурете, положив ногу на ногу. Иногда в его аккордах прослеживалось нечто самобытное, а иногда что-то неуловимо знакомое: не то Led Zeppelin, не то Deep Purple, не то Dire Straits. Этого доморощенного Эрика Клэптона никто не слушал, и постепенно его меланхоличный блюз потонул в жизнеутверждающем пьяном гомоне.
«Альянс» выглядел как забегаловка будущего этакий футуристический шалман. Он был построен преимущественно из стекла и металлического профиля. В самом центре города, на проспекте Ленина, появился светящийся «аквариум», наполненный сигаретным дымом и пьяными «рыбками», проходящие мимо граждане могли наблюдать этот бесшабашный разгул во всём его великолепии, особенно с наступлением темноты.
Популярность этого шалмана обеспечивалась целевой аудиторией: в основном это были озабоченные представители обоих полов, то есть молодые мужчины и женщины, жаждущие знакомств и быстрого воплощения своих сексуальных потребностей, попросту говоря, это был самый настоящий гадюшник.
Вот таким образом я потерял и жену, и любовницу, подытожил я, заканчивая свой рассказ и закуривая сигарету.
Ну зачем так категорично? спросил Слава Гордеев, прихватывая двумя пальчиками горлышко графина. Просто девочки дали тебе возможность подумать и сделать правильный выбор.
Это и есть самое страшное выбор. Как выбрать между хлебом и водой? Без хлеба ты умрёшь от голода, а без воды от жажды.
Гордеев с задумчивым видом разливал водку по рюмочкам.
Ты знаешь, дружище, передо мной никогда не стоял такой выбор, с кривой ухмылкой заметил он. Потому что я никогда не придавал женщинам такое значение Эка ты хватил вода и хлеб!
Слава был мент, и он идеально был создан для этой работы, поскольку у него был проницательный ум, прекрасно подвешенный язык, эрудиция, чудовищная физическая сила в сочетании с мужественной внешностью, но самым главным его козырем являлась жуткая изворотливость, это был самый настоящий питон, который мог ласково придушить любого. Иногда какой-нибудь человечек даже не успевал глазом моргнуть, как его проглатывал капитан Гордеев.
Несмотря на свои молодые годы, а было ему в тот момент всего лишь двадцать девять, он выглядел очень солидно и гораздо старше своих лет, к тому же он начал ни с того ни с сего пухнуть, превратившись из стройного паренька в дородного мужчину с габаритами борца сумо. Ко всему прочему у него началось преждевременное облысение: роскошная шевелюра, которую он любил пятернёй зачёсывать назад, буквально за пару лет превратилась в «паутинку», которую он сбрил в один прекрасный момент и отныне сверкал идеально гладким и круглым черепом. Лицо у него было широкое, красивое, с чертами былинных героев, этакий Добрыня Никитич, но при этом глаза у него были хитрые, насмешливые и, я бы даже сказал, рысьи, что абсолютно не вязалось с образом простодушного богатыря.
Летом 2000 года у него случились серьёзные проблемы по службе: в отношении капитана Гордеева начинается служебная проверка, которая могла закончиться не только увольнением из рядов МВД, но и реальным сроком лишения свободы. Причинами этой проверки явились многочисленные злоупотребления служебным положением, которые он совершал будучи заместителем начальника отдела по борьбе с экономическими преступлениями, а как известно, в нашей стране каждый ворует то, что охраняет.
Совершенно потеряв чуйку и всякий страх, капитан Гордеев нагибал коммерсантов в своём районе Он ни с кем не считался, ни с кем не делился, всех называл недоумками, а начальника своего отдела, майора Салихова, злоупотребляющего алкоголем, даже за человека не считал.
Я прекрасно помню, как у него начинался синдром Икара: он заносился всё выше и выше, и в какой-то момент достиг предельной высоты, падение с которой было всего лишь вопросом времени. Выражение лица его становилось всё более самодовольным и чванливым. У него появились королевские замашки. Он смотрел на окружающих презрительно-насмешливым взглядом хозяина жизни.
«Жизнь это не шашки. Жизнь это шахматы, любил повторять он. Я настоящий гроссмейстер, который продумывает каждый шаг на двадцать ходов вперёд». Это была всего лишь фигура речи, если его партия закончилось настолько тривиально. Русская народная поговорка гласит: «На каждую хитрую жопу найдётся хуй с винтом». В переменчивой жизни капитана Гордеева эта пословица найдёт ещё неоднократно своё подтверждение.
А если честно, то и шахматист он был никудышный. Не понимал он шахматной парадигмы, а именно: осторожными действиями обеспечить стратегическое преимущество и заставить противника оборонятся, но не наступать, а потом плавно подвести его к сдаче всех позиций. Славка придерживался следующей тактики: он пытался кавалеристским рейдом пройтись по тылам и на двадцать втором ходу поставить мат. Для этой вдумчивой игры он был слишком импульсивным и совершенно не умел ждать. В жизни он был таким же торопыгой.
Однажды он поведал мне за кружкой пива: «Я очень рано повзрослел В двенадцать я потерял девственность, в шестнадцать я зарабатывал больше родителей, а в двадцать пять я созрел для настоящих свершений Александр Македонский в моём возрасте уже был императором, а я всё ещё старший лейтенант. Стыдно, батенька. Стыдно».
У Гордеева был очень эклектичный разум. Как-то раз он ляпнул без единой морщинки на лице: «Ты знаешь, Эдуард, я решил поступить в духовную семинарию. Хочу людей направлять на путь истинный. А кто их ещё направит, если не я? Кто? Вон, посмотри, какое мракобесие вокруг! Содом и Гоморра отдыхают! Я вижу свет и чувствую право, данное мне Богом». «Дерзай, если не боишься», сказал я, глядя на него выпученными глазами. «А чего тут бояться? Это же не схима», спокойно ответил он, подливая водочки.
Славян был человеком, обладающим множеством талантов и кипучей энергией, которая не давала ему возможности остановиться и сосредоточиться на чём-то одном. Он летел по жизни, перескакивая через заборы, в которых, между прочим, были калитки. Его кидало из одной ипостаси в другую: он строил воздушные замки, а мог бы построить дом и посадить дерево, он очень быстро загорался и так же быстро угасал, ему хотелось быть творцом, но он умел только разрушать, во многом мы были с ним похожи, хотя и относились к друг другу с некоторой иронией и частенько подкалывали друг друга. Это была странная дружба: она заключалась не в единстве, а в противостоянии, и началась она именно с соперничества между нами.
Его привела в нашу компанию подруга моей жены, и я сразу почувствовал к нему острую антипатию, как и он ко мне, потому что редко кому нравится собственное зеркальное отражение. Как сейчас помню, это был Новый 1995 год. После того как отшумел праздник и многие уже разошлись по домам, мы с какой-то стати вдруг решили помериться на ручках. Борьба завязалась на прокуренной кухне, с запотевшими окнами от нашего жаркого дыхания, заваленной грязными тарелками и салатницами, заставленной пустыми бутылками
Мы долго пыхтели, сопели, пердели, пытались сломать друг другу руки, но никто не смог победить. «Давай на левых», предложил Гордеев, и мы снова упёрлись Всё было тщетно силы были равные, и тогда он произнёс сакраментальную фразу: «Ты мне не нравишься, но я бы пошёл с тобой в разведку». Я ответил ему широкой улыбкой и прибавил к этому: «Такая же хуйня, брат». С этого момента началась наша странная дружба, в которой мы частенько ставили друг другу подножки, постоянно что-то делили и частенько ссорились, но неизменно мирились и прощали друг друга.
Несмотря на то что Гордеев был суровым реалистом и законченным циником, он иногда ударялся в высшие материи: растекаясь мысью по древу, любил философствовать, пописывал оригинальные стишки, пытался бренчать на гитаре и даже замахнулся на великий труд под названием «Народ и власть». Не имею понятия, написал он хотя бы несколько страниц этой книги, но он часами мог обсуждать свой гениальный замысел в том числе по телефону.
Он изводил меня демагогией и пустословием до такой степени, что я просто клал трубку на стол и продолжал заниматься своими делами Было слышно, как он бухтит там внутри, сыплет метафорами, определяет тенденции, выдвигает гипотезы, вычленяет «парадигму» (это было его любимое словечко). Он совершенно не нуждался в диалоге с целевой аудиторией. Этот человек обладал гипнотическим талантом красноречия и мог бы даже каменную статую обратить в свои адепты.
Старичок, обратился ко мне Гордеев и даже напустил холода; в этот момент официантка принесла нам следующий графин со «слезой», это, конечно, твое дело, но, если ты променяешь свою надёжную, верную, любящею жену на эту плутовку, я перестану тебя понимать
и уважать, добавил он, сделав многозначительную паузу.
Я потупил глаза. Я всегда так делал, когда приходилось оправдываться, и Гордеев довольно часто повергал меня в это состояние. Он был ловким манипулятором, поэтому методично развивал во мне чувство вины, понуждая вспоминать о совести, о принципах, хотя у самого их было не много. Нельзя сказать, что у него вообще их не было, но Славушка оставил себе только те принципы, которые не усложняли ему жизнь. Капитан Гордеев был воплощением современного конформизма.
Ты собираешься к ней ехать? строго спросил он.
Я люблю свою жену, промямлил я, но я не знаю, чем обернётся её следующая авантюра. К тому же у меня есть дела в Тагиле, и я должен их закончить.
Он посмотрел на меня с огромным недоверием, словно вопрошая: какие у тебя могут быть дела, жалкий человечек?
Она постоянно куда-то летит Я не могу всё бросить и быть носильщиком её чемоданов, продолжал я. В конце августа я поеду в «Югру» и попытаюсь провентилировать обстановку.
Я одного не могу понять, как он умудрился её уболтать, сказал Гордеев, имея в виду Белогорского. Вот же хитрый лис!
Да он любого убаюкает. Ты бы видел эти честные глаза, эту ангельскую улыбку Ему невозможно не поверить. Даже я ему верил, когда он обещал заплатить на следующей неделе. А ты вспомни Грановского Аркадий Абрамович не был лохом по жизни, но наш пострел и тут поспел.
Да-а-а, задумчиво произнёс Славян. Ты знаешь, какие люди являются самыми опасными преступниками?
Те, на кого не подумаешь?
Вот именно! крикнул Славян, радостно хлопнув меня по плечу.
А что касается твоей Таньки, сказал он, после того как мы выпили, то у неё на лбу стоит печать Люцифера.
Ну ты загнул, усмехнулся я.