Я, суровый викинг, не знающий ни к кому жалости в своём вечном походе к Великому Кургану Уппсалы, вдруг ни с того ни с сего приношу в дом шелудивого котёнка, который обоссывает мне все углы, и эта самая обыкновенная девочка, которую я снял в прошлые выходные, вдруг становится для меня потрясающей настолько неповторимой, что я даже помышляю о женитьбе. Ну разве febris amour не протекает как вирусная инфекция, передающаяся половым путём?
Я люблю романтично ухаживать. Я люблю рисовать яркие картины маслом. Я бываю предельно нежным, но могу и приструнить, если возникает такая необходимость. Я бываю крайне сентиментальным и могу даже при случае пустить слезу. Я люблю шутить, и мне нравится, когда девушка беспечно смеётся, этот смех является для меня высшей похвалой.
Я люблю развлекать и удивлять, используя при этом весь материальный ресурс. Я не жадный человек, а скорее кутила и безрассудный мот, но мои положительные качества на этом заканчиваются. Что касается всего остального, то я довольно сложный и непредсказуемый субъект, совершенно непонятный для женщин, ко всему прочему паталогический ревнивец, и в завершении всего махровый эгоист. Но я умею в самом начале отношений мимикрировать в этакого джентльмена, который придерживает дверь, пододвигает стул и подаёт пальто в гардеробе, но это как правило длится недолго. Долго я не могу сдерживать в себе хама, это то же самое, как набрать в лёгкие воздуха и постараться не дышать.
В юном возрасте мои отношения с противоположным полом явно не ладились. Скажу честно, я не любил девочек они раздражали меня безумно, и даже под юбкой я не находил ничего интересного, кроме физиологии и половых признаков. Я очень хорошо учился, много читал, познавал мир, но секс долгое время оставался для меня запретной темой. Каждый раз, когда я хотел прикоснуться к девушке, у меня срабатывал инстинкт самосохранения
В десять лет со мной приключилась жуткая история: невинная детская любовь закончилась грандиозным скандалом, после которого у меня развилась стойкая гинофобия, я даже смотреть боялся на девочек, я боялся с ними разговаривать, я начинал задыхаться и моё сердце выпрыгивало из груди, если ко мне прикасалась какая-нибудь нимфа.
Настя была очень ранней девочкой, и она втянула меня в этот кошмар. Как известно, дети учатся на поступках своих родителей, а её мать была одинокой женщиной, которая водила в дом многочисленных любовников. Жили они в однокомнатной квартире, и можно себе представить, что там творилось с наступлением ночи, навряд ли распутная мамаша стеснялась свою малолетнюю дочь, а про её нетрезвых ухажёров и говорить не приходится.
Бедная девочка выросла в атмосфере пьянства, разврата и нищеты, но она была очень красивой: у неё была азиатская внешность, поскольку её мать была башкиркой, у неё были раскосые карие глаза и чёрные прямые волосы, она была маленькой и хрупкой, и я никогда не забуду её удивительную улыбку с чёртиками в глазах, затуманенных недетской печалью.
В каждом её взгляде, в каждом повороте головы, в каждом движении руки, в каждом её слове чувствовался надлом, поэтому я не мог в неё не влюбиться. Она была сделана из тех же конфеток и печенек, что и я, хотя мы выросли в разных семьях, но благополучие не отменяет карму и тех испытаний, которые нам уготовлены свыше. Мы оба были изгоями, и мы были обречены с самого начала этой истории, которая сломала жизнь и мне, и ей
До сих пор не могу понять, как мы до этого додумались, наверно, нам кто-то нашептал об этом в тот злополучный день А потом было очень больно, когда появился мой отец, выдернул из брюк ремень и так начал им крутить, что у меня кожа со спины отлетала кровавыми ошмётками. Ещё немного и он убил бы меня, если бы не мама, она оттолкнула его и заслонила меня своим телом. Этот урок я запомнил на всю оставшуюся жизнь, но он внёс определённые коррективы в мою психику и в моё отношение к женщинам.
И все-таки природа берёт своё: окончательно я потерял девственность в семнадцать лет и робкими шагами начал осваивать половую жизнь. Конечно, это были не самые лучшие представительницы женского пола, но дело своё они знали туго. Особенно запомнилась Элеонора Геннадьевна неисправимая любительница молоденьких мальчиков. Ребятишки без лишних эмоций и психологических травм расставались с «молочными зубами» в её стоматологическом кресле.
Она работала дантистом в нашей районной поликлинике, и многие ребята мечтали пройти через этот кабинет, но не многим это удавалось, потому что Элеонора Геннадьевна имела очень избирательный вкус и принимала в свои объятия только самых лучших, самых отборных «жеребцов». Все остальные ребятишки бегали к дворовой шлюхе умственно отсталой Маринке Калимулиной, которая могла за вечер обслужить двенадцать пацанов. Маринка была настолько страшной, что ей на голову одевали её же собственные трусы.
Эллочка была просто воплощением эротических грёз многим пацанам она не давала покоя ни днём ни ночью. У неё были кукольные глазки и светлые локоны, напоминающие древесную стружку. Она была пышной, гладкой, смазливой и ко всему прочему отъявленной кокеткой в свои тридцать восемь лет. У неё была огромная оттопыренная попа, которая стала притчей во языцех. Когда она выходила из своего подъезда в доме по улице Пархоменко, то её ожидала целая ватага подростков, это был настоящий «сеанс», как говорили старшие пацаны, которые уже прошли «малолетку», к тому же она любила обтягивающие трикотажные юбки и высоченные каблуки.
Если Эллочка заигрывала с мальчишками, которым только-только исполнилось шестнадцать, то Элеонора Геннадьевна умела держать дистанцию с самыми отъявленными отморозками, которые даже в мыслях не допускали никакого амикошонства, а напротив, относились к этой женщине с особым трепетом, потому что считали её достоянием района этаким бриллиантом в коллекции шлюх.
В середине 80-х началась бурная сексуальная революция, и появилось огромное количество гулящих женщин и доступных девушек. В то время мне казалось, что все вокруг только и говорят о сексе, которого в стране не было семьдесят лет. Хватит настрадались! Теперь мы будем трахать всё что не приколочено! В типовых советских квартирках обычных панельных домов разворачивались настоящие оргии с участием комсомольцев и комсомолок.
Элеонора была для дворовых пацанов не только объектом вожделения, но и духовным наставником этаким гуру. Она разговаривала с мальчишками, слушала их, давала правильные советы, и тантрический секс с этой женщиной кардинально отличался от грубого и грязного соития с Маринкой Калимулиной, когда приходилось ждать своей очереди, а потом тебя ещё подгоняли другие участники «марафона». Эллочка была интеллигентной, умной и обаятельной, а если к этому прибавить ещё роскошную грудь и уникальную жопу, то она была просто находкой для паренька, который мечтал расстаться с девственностью.
В белом накрахмаленном халате она казалась необъятной на меня словно рухнул огромный сугроб, а когда из распахнутого декольте на моё лицо повалились её большие тяжёлые груди с растянутыми розовыми сосками, то я чуть не задохнулся под ней, клянусь, каждая сися была размером с молочный бидон. В этой механической долбёжке под скрип старенького дивана я не открыл для себя ничего «охуительного», как обещали пацаны, которые уже прошли через этот «конвейер». Для меня по-прежнему оставался самым ярким эротическим воспоминанием тот первый поцелуй, который мне подарила Настя в июне 1977 года. Я никогда не забуду эти нежные губки и пронырливый солёный язычок.
А что касается секса, я долгое время относился к нему прохладно. Я не умел трансформировать любовь в похоть, как это делают многие, поэтому для меня любить женщину и заниматься с ней любовью это не одно и то же, а если быть более точным диаметрально противоположные понятия, которые никогда не совпадали в моей жизни.
Мне казалось, что настоящую любовь могут олицетворять только высокие человеческие отношения, в которых не будет животной составляющей не будет утомительной и бессмысленной возни под одеялом, не будет обмена биологическими жидкостями и половыми инфекциями, не будет ревности и взаимных упрёков, не будет в конце концов пресыщения и, как следствие, любовных разочарований. Семейные парочки даже не замечают, как секс постепенно и незаметно, словно вирус, подтачивает их отношения, да-да, именно секс, задумайтесь об этом.
«К чему эти бессмысленные телодвижения?» частенько повторял я и нехотя, с ленцой, давил очередную девушку, словно недокуренную сигарету в пепельнице. Преодолевая свою природную стыдливость и брезгливость, пытался экспериментировать. Корчил из себя ненасытного викинга, вернувшегося из дальнего похода, а сам только и думал о том, как бы побыстрее добраться до ванной сделать спринцевание, полоскание и клизму из марганцовки.
После «бурного» секса и финальных поцелуев, предусмотренных этикетом, я на час пропадал в ванной, меланхолично напевая себе под нос «Призрачно всё в этом мире бушующем», а моя очередная подружка постепенно вырубалась под мерно струящийся водопад, так и не дождавшись продолжения этой стремительной увертюры.
Для меня было гораздо важнее поставить «галочку» с очередной нимфой, нежели получать от общения и совокупления с ней хоть какое-то удовольствие, я просто занимался коллекционированием «бабочек», как это делал достопочтенный Владимир Владимирович Набоков. Я не любил женщин и не хотел их как и в подростковом возрасте я оставался убеждённым гинофобом.
Однажды меня посетила странная мысль: «А может, я латентный гомосексуалист?» Я начал присматриваться повнимательнее к своим друзьям, особенно когда мы парились в бане или после тренировки принимали душ. Когда я представил себя на секундочку в этой роли, то я почувствовал настоящее отвращение вплоть до идиосинкразии. «Как с этими волосатыми чудовищами трахаются бабы?!» возопил я где-то в глубине души и окончательно успокоился: «Слава Богу, что я не пидорас Я просто ещё не встретил девушку, которая смогла бы меня приручить».
С Мансуровой в самом начале было довольно жарко: её холёное тело и утончённая сексуальность заставили этот спящий вулкан слегка побулькать, но появился ребёнок агрессивная биологическая субстанция и вытянул из этого уникального тела пять килограммов веса, после чего моя прекрасная Елена превратилась в бледное, совершенно бескровное существо с выпадающими волосами и подкожными растяжками. В её глазах воцарилась пустота и жуткая усталость, а с моей стороны последовало полное охлаждение и вялый промискуитет.
Я снова давил девушек одну за другой, словно дымящиеся окурки в пепельнице. Так, наверно, продолжалось бы до самой старости, и я бы никогда не познал всё пожирающей на своём пути, беспощадной, бесподобной, оглушительной, ослепляющей, искривляющей даже пространство и время, такой же яркой, как вспышка на солнце, и такой же разрушительной страсти.
Если бы я не встретил 14 февраля 2000 года эту маленькую, чернявую, хрупкую, с дьявольской искрой в бездонных как омут глазах, я бы никогда не догнал самого себя и не стал бы тем человеком, который меняет не только себя, но и окружающий мир; я бы никогда не осознал, что такое жизнь, смерть, любовь Но мы никогда не говорили о любви. Никогда. В наших отношениях не было романтического флёра это была первобытная страсть двух дикарей, которую стыдливо прикрывают в обществе фиговым листочком
Мы сорвали все запреты и плясали голыми под звуки тамтамов и прыгали через костёр полыхающих иллюзий. Мы явили миру квинтэссенцию того, что называется «истинной человеческой сущностью». Мы были счастливы до тех пор, пока жили только «online» только здесь и сейчас, не задумываясь о будущем, пока наслаждались только одной встречей, а после этого расставались навсегда. Это были изумительные качели.
Когда я вспоминал про «высокие человеческие отношения», мне становилось смешно: эта молоденькая девочка показала мне иную реальность. Как выяснилось, в свои тридцать три года я был полным профаном в любовных играх. Татьяна научила меня дышать полной грудью и радоваться каждому мгновению. Она научила меня доставлять и получать истинное наслаждение в сексе. Я не ждал от неё любви или какого-то понимания зачем? В моём распоряжении были её роскошное тело и маленькая слюнявая дырочка мне этого хватало с лихвой.
Она стоит в колено-локтевом положении, а я не могу оторвать глаз от этого восхитительного зрелища: тонкая талия, фермуар изогнутого позвоночника, карикатурно выпуклые ягодицы, напоминающие валентинку, так красива может быть только валькирия, спустившаяся с небес на землю.
Она открытой ладонью придерживает лихого скакуна «Больно», шепчет она и начинает медленно сползать, и вот уже погоняет сверху, втыкая в мои бока нетерпеливые шпоры. Вздрагивает её упругая грудь, красиво очерченная в свете настольной лампы. Тёмные ореолы возбуждённых сосков покрыты мурашками. Затаив дыхание, я чувствую, как горячее и липкое прокладывает дорогу в промежности. Мы скользим по мокрым простыням в бездонную пропасть.
Из темноты наплывает её античное лицо с изогнутыми бровями и чёрными прядями, ниспадающими на грудь Она внимательно смотрит в мои глаза, и мне кажется, что это взгляд Будды, проникающий в самую глубину моей души, туда где заканчивается мой земной путь и начинается Вечность. Она это делает легко без нажима, так словно для неё не существует преград и не существует законов физического мира. В такие моменты я отчётливо понимаю, что она ведьма.
Я обмираю от страха это последняя наша встреча. Я не могу её потерять Я искал её миллионы лет во всех измерениях, прибывал в бесконечных реинкарнациях и прошёл путь от простейшей монады до величайшего творца. Меня топтали ногами, и целовали мои ноги. Меня убивали, и я убивал. Повсюду меня преследовал демон Одиночества, и пустыня простиралась перед моими глазами, и шли бесконечные караваны, и над горизонтом поднимались миражи, и грифы парили над моей головой, и угасающее солнце сходило в огненно-рыжую купель Я не могу её отпустить я заслужил право быть счастливым.
Она выпускает последний пар, шепчет с изможденным видом: «Я устала», и превращается в мягкую тряпичную куклу. Я перестаю для неё существовать, хотя нахожусь ещё внутри, и превращаюсь в жалкий рудимент её чрева. Всё, что было до этого, кажется ей коротким бессмысленным эпизодом, а я словно плюю на раскаленную сковородку, «мотор» разгоняется до красной отметки, стучат клапана, темнеет в глазах, а потом наступает полная тишина, немота, забвение, и только кружится в пространстве наша планета, как отыгравшая пластинка.
Откуда-то издалека доносится её голос:
Протяни руку
Что?
Дай сигарету.
Где?
Ты что, отъехал? спрашивает она; её глаза становятся лукавыми, щёки наливаются веселящей свежестью, а в уголках губ появляются милые ямочки.
Ага Ненадолго.
Ещё не хватало, чтобы насовсем
Ну зачем ты меня опять раздел? спрашивает она капризным тоном и шлёпает меня игриво по плечу. Мне уже надоело одеваться! Сколько можно?